Когда поунялись немножко первые восторги Левы, превратившіе окончательно и такъ уже смятый отъ дороги туалетъ чопорной матушки въ какое-то ни на что непохожее тряпье, она усп?ла только подать руку гувернеру, спросить его: доволенъ-ли онъ былъ нами? я получивъ въ отв?тъ весьма ут?шительное: 'je n'ai guere eu а m'en plaindre, madame,' — тотчасъ же попросила дозволенія пойти 'совершить омовеніе' и переод?ться.
— A вотъ тутъ все готово.
Анна Васильевна прошла съ матушкой и ея горничной въ сос?днюю комнату, служившую спальней. Лева поб?жалъ было всл?дъ за ними, но его не пустила матушка:
— Пойди себ? пока въ садъ, сказала она ему.
Онъ не преминулъ немедленно же воспользоваться дозволеніемъ, вскочилъ на стулъ, зат?мъ на столъ, со стола на подоконникъ и прыгнулъ въ садъ въ открытое окно.
Матушка было ахнула, но пронзительный голосъ незримаго уже Левы расп?валъ на весь садъ выученную имъ отъ Опицкаго жидовскую п?сню:
Maman разсм?ялась и заперла двери спальни. Мы остались вдвоемъ съ Керети.
— Madame votre mere est venue sans doute pour noue ramener a Tikvode? началъ было онъ. — Я не усп?лъ отв?тить: вошелъ докторъ Кашеваровъ.
— Зд?сь хозяйка?
— Зд?сь, у матушки, рядомъ, отв?чалъ я. — Позвать ее?
— Н?тъ; матушка ваша съ дороги, в?роятно, въ порядокъ себя приводитъ; я погожу.
Онъ вошелъ и с?лъ.
— Вид?ли Герасима Ивановича?
— Вид?лъ.
— Ну, что, ?едоръ ?едорычъ?
— Что! повторилъ онъ, поконченный челов?къ!
— Васъ Любовь Петровна Лубянская вел?ла просить къ себ?, когда вы повидаете ея мужа, сказалъ я ему, посл? общаго непродолжительнаго молчанія…
Изъ спальни вышли дамы. Оказывалось, что матушка нагнала доктора на посл?дней станціи и что они тамъ разговаривали о Герасим? Иванович?, нисколько не подозр?вая того, что случилось. Докторъ былъ даже того мн?нія, что при правильномъ ход? жизни организмъ больнаго, вообще челов?ка 'кр?пкаго', могъ бы и совс?мъ поправиться.
— A теперь н?тъ надежды? печально спросила матушка.
— Никакой! отв?чалъ онъ. — Его… докторъ, очевидно, какъ будто искалъ точн?йшаго выраженія, — его
Она мучительно задвигалась въ своемъ кресл? — и ничего не отв?чала.
Докторъ повелъ на нее внимательнымъ взглядомъ и замолчалъ. На его умномъ лиц? можно было прочесть, что онъ уже не нуждался въ объясненіяхъ: смущеніе Анны Васильевны сказало ему достаточно.
?ома Богдановичъ ворвался въ эту минуту въ комнату и съ восторженными прив?тствіями кинулся ц?ловать руку матушки. 'Онъ былъ у дочки и не зналъ… И глупые слуги не приб?гли изв?стить его о прі?зд? дорогой; дорогой гостьи… И онъ поэтому лишенъ былъ возможности встр?тить ее у крыльца, какъ подобаетъ, и только теперь узналъ… И да, проститъ ему это великодушно Софья Михайловна… И какъ здоровье почтенн?йшаго Михаила Борисыча… И что вотъ какое горе обрушилось надъ ними'…
— Да, мы объ этомъ сейчасъ говорили, молвила матушка.
Онъ между т?мъ увид?лъ доктора и кинулся въ нему съ т?мъ же гамомъ, вопросами, всхлипываньями… Узнавъ, что докторъ вид?лъ уже больнаго, онъ тотчасъ же вспомнилъ о Кикин?, который
— Ходымъ, ходымъ до него! приглашалъ онъ его.
— A что этотъ б?дный мальчикъ? вспомнила матушка оВас?, обращаясь въ доктору. Онъ сморщилъ брови.
— На него надо будетъ обратить серьезное вниманіе, сказалъ онъ, обращаясь въ хозяйк?,- у него на лиц? нехорошія пятна… Не нравится мн? это… Натура вообще жидкая, и, кажется, случай этотъ съ отцомъ им?лъ на него потрясающее вліяніе…
Анна Васильевна всплеснула руками и съ ужасомъ на лиц? поднялась съ своего м?ста.
— Я до него вернусь, извините меня, Софья Михайловна едва могла проговорить она и вышла сп?шно изъ комнаты.
— Стряслась, стряслась б?да надъ нами! горестно воскликнулъ ?она Богдановичъ, хватаясь опять за голову.
— Ну, авось Богъ и поможетъ! ут?шалъ его докторъ и, вставая, объявилъ, что отправляется въ Любови Петровн?.
— Я васъ провожу до нея, тотчасъ же вызвался ?ома Богдановичъ, — только не войду самъ, примолвилъ онъ, — ужь вы тамъ себ? якъ знаете съ ней…
— Я и одинъ пойду. Я хорошенькихъ женщинъ не боюсь, отв?чалъ, см?ясь, Кашеваровъ.
Лицо ?омы Богдановича приняло опять то серьезное выраженіе, которое такъ мало привыкли вс? знавшіе его зам?чать на немъ.
— Якъ не была-бъ она такая
Онъ опять подб?жалъ 'къ ручк?' моей матери и ушелъ вм?ст? съ докторомъ.
Мы остались втроемъ.
Матушка задумчиво сид?ла на диван?. Керети ходилъ по комнат?, закинувъ руки за спину. Я стоялъ у окна въ безпокойномъ ожиданіи…
— Я прі?хала за д?тьми, начала maman по-французски, обращаясь въ моему наставнику, — и вижу, что должна была бы это сд?лать гораздо ран?е: зд?сь происходятъ какія-то невообразимыя вещи… То, что мн? разсказывала madame Galagai!…
— Madame, быстро подходя въ ней, заговорилъ Керети, — у меня на стол? лежитъ начатое письмо въ вамъ; я могу его сейчасъ принести, и вы изъ него увидите, что и я почиталъ необходимымъ намъ скор?е у?хать. Ваше материнское предчувствіе, vos pressentiments de mere, предупредили меня…
Онъ наклонился въ ея уху и сталъ шептать что-то оживленно и долго, но голосъ его становился все громче, по м?р? того, какъ оживлялся его разсказъ, и уже совершенно явственно проговорилъ онъ со своею театральною интонаціей:
— Et l'on vit alors, madame, au fond de la chambre apparaitre deux visages pales et haletants: c'etaient monsieur de Fehlsen et madame…
— Quelle horreur! воскликнула матушка. — И Борисъ вид?лъ все это?… — Мы сегодня же ?демъ! р?шительнымъ тономъ провозгласила она.
— Сегодня?
Мн? это представлялось невозможнымъ. — Какъ, сегодня, черезъ н?сколько часовъ, меня разлучатъ съ Васей, оторвутъ
