— Сегодня же? не безъ н?котораго удивленія повторилъ и Керети.
Maman отв?чала, что батюшка очень желаетъ скор?е увидать д?тей, что у него д?ла въ город?, и что онъ р?шилъ остаться въ К., куда и мы по?демъ уже на всю зиму…
Керети, осторожно и учтиво прибирая выраженія, далъ ей издали: понять, что такой посп?шный отъ?здъ ея съ д?тьми не вполн? бы, можетъ-быть, соотв?тствовалъ тому чувству признательности, которымъ мы обязаны, такъ-сказать, нашимъ добрымъ хозяевамъ, a nos bons botes. Ils ont ete vraiment charmants pour nous, madame, горячо говорилъ онъ, и д?ти ваши поистин?…
— Имъ въ родительскомъ дом? не могло бы быть лучше, — я знаю! тотчасъ же воскликнула тронутая матушка:- mari et femme, ils sont bons, comme le bon Dieu! съ умиленіемъ вспомнила она о Галагаяхъ.
Она, это сейчасъ можно было зам?тить, согласилась внутренно съ доводами Керети и искала теперь въ голов? средства, какъ устроить д?ло такъ, чтобы не огорчить богдановскихъ друзей нашихъ.
XXXIX
Входная дверь полуотворилась въ это время, и кто-то, еще не видный, спросилъ не громкимъ скромнымъ голосомъ по-французски:
— Можно войти?
— Конечно можно, отв?чала матушка.
Вошла Галечка.
— Совс?мъ взрослая д?вица! засм?ялась maman, глядя на ея длинное платье и прическу a la Clotilde, зам?нившую д?тскія косы, еще такъ недавно вис?вшія у нея за спиной, между т?мъ какъ Галечка обнимала ее съ видомъ необычайной радости и н?жности.
Она такъ и забросала матушку любезными вопросами, разсказами о 'жантильесахъ' Левы, съ которымъ она будто бы не разставалась все время, и такъ дал?е…
— Что ей нужно отъ maman? думалъ я; она была мн? р?шительно противна!
То, что ей нужно было, не заставило себя долго ждать.
— A у насъ, вы слышали, какое несчастіе… Mon pauvre cousin (весь разговоръ шелъ, разум?ется, по-французски,), заговорила она, усаживаясь подл? матушки и заглядывая ей въ глаза.
— Да, это ужасно, сказала матушка.
— Это у насъ въ дом? все вверхъ дномъ поставило, молвила опять Галечка, давъ лицу своему достаточно времени на изображеніе собол?знованія о несчастіи ея pauvre cousin. — Папа такъ взволнованъ, что его узнать нельзя. И вы знаете, что у меня н?тъ бол?е учителя музыки?
— Вотъ какъ! равнодушн?йшимъ образомъ проговорила maman.
Но та не унывала.
— В?дь вы знаете monsieur Богенфриша, — какой онъ отличный музыкантъ, и я съ нимъ такъ усп?ла… И вдругъ папа его прогоняетъ! И, и такъ непонятно: приходитъ въ нему Богунъ и объявляетъ, что онъ долженъ у?хать сейчасъ же. И никакихъ объясненій!… Онъ, б?дный, приб?гаетъ ко мн? весь въ слезахъ, — je n'ai pas pu y tenir moi-meme, madame, j'ai fondu en larmes — и поб?жала къ папа. А онъ даже ногами затопалъ. — 'Такъ треба', повторила она иронически слова отца и пріостановилась… Не могли-ли бы вы сказать папа? обратилась Галечка уже прямо съ просьбой своею къ maman, — онъ такъ глубоко уважаетъ васъ, chere Софья Михайловна, я знаю напередъ: вамъ стоитъ только слово сказать…
— Можетъ-быть, но я этого слова не скажу, прервала ее maman — съ серьезною улыбкой.
— Отчего же это?
Галечка вся вспыхнула даже.
— Оттого, что отецъ вашъ не ребенокъ и знаетъ, что д?лаетъ, я полагаю. Если онъ удаляетъ вашего учителя музыки изъ своего дома, то у него, в?роятно, есть на это свои соображенія…
'Точно отецъ мой способенъ на какія либо соображенія!' такъ и сказалось въ мелькнувшей на губахъ Галечки насм?шливой улыбк?…
— A слава-жь Богу, согласился Вася прилечь, — хоть и спать не будетъ, а все-жь отдохнетъ себ? трошечки! молвила, входя, Анна Васильевна, не зам?чая н?сколько взволнованнаго вида дочери и даже не глядя на нее.
Галечка, въ свою очередь, живо отвернулась и принялась спокойно улыбаться, какъ ни въ чемъ не бывало.
Но я не могъ не зам?тить, что Анна Васильевна продолжала ея не зам?чать — и что это происходило не случайно. Чувствовалось, что опричь ея тревоги за Васю, за отца его, ныло на душ? милой женщины что-то еще бол?е близкое ей и бол?е глубоко захватывавшее ее за сердечныя струны, — и что именно Галечка вызывала это мучительное что-то въ ея д?тски-н?жной, голубиной душ?…
Она передавала между т?мъ матушк? о томъ, что Герасима Ивановича она застала въ томъ же не то сн?, не то безчувствіи, что ?едоръ ?едоровичъ Кашеваровъ прописалъ ему moschus, за ч?мъ и послано въ городъ, но отъ чего и самъ докторъ не ожидаетъ особенной пользы, что она лишь съ величайшимъ трудомъ уб?дила Васю отдохнуть, и то лишь при помощи ?едора ?едоровича, который вернулся отъ Любови Петровны и об?щалъ ему, что будетъ самъ сид?ть у постели его отца до самаго об?да…
— A Любовь Петровна — не говорилъ докторъ, — гд? будетъ об?дать сегодня?… Съ нами? прервала ее Галечка, — и въ этихъ двухъ словахъ звучалъ какъ бы вызовъ матери на дальн?йшее объясненіе.
— Не говорилъ, кажется, все такъ же не глядя на нее, отв?чала Анна Васильевна, — и поторопилась обратиться къ матушк? съ какимъ-то вопросомъ.
Галечка дала maman отв?тить и снова обратилась къ своей матери:
— A если
Бол?зненно, глазами полными упрека и глубокаго душевнаго страданія, взглянула на дочь Анна Васильевна. Японялъ, что она только-что — и в?роятно отъ ?омы Богдановича — узнала, какъ усп?ла уже Галечка обойтись съ Любовью Петровной.
— A для чего теб? на это моего приказа просить? промолвила она съ явнымъ усиліемъ.
Галечка потупилась съ такимъ видомъ, что: конечно — молъ не мн? вамъ объяснять это!
— Если
Б?дная мать ея растерянно задвигалась на своемъ м?ст?: не подъ силу ей было совладать съ этимъ самоув?реннымъ, безсердечнымъ пятнадцатил?тнимъ существомъ.
— Можешь у себя об?дать… коли со вс?ми
Галечка, добившись своего, встала, почтительн?йшимъ образомъ прис?ла предъ матушкой, поц?ловала на лету руку Анны Васильевны и вышла изъ комнаты.
Не усп?ла еще затвориться за нею дверь, какъ матъ ея, ухвативъ мою мать за об? руки и наклоняясь въ ней, прошептала сквозь слезы:
— Въ кого она, скаяжите на милость. Софья Михайловна!…
Мы посп?шили съ Керети оставить ихъ одн?хъ и отправились гулять въ садъ до об?да.
Къ об?ду не явились ни Любовь Петровна, ни Галечка, я никогда еще такъ скучно не совершалась въ Богдановскомъ трапеза, какъ въ этотъ день. Довольно сказать, что самъ ?ома Богдановичъ ни разу не улыбнулся въ продолженіе всего об?да, никого не тормошилъ и почти рта не раз?валъ: взглянетъ на незанятые стулья и приборы съ неразвернутыми на нихъ салфетками дочери и племянницы и — вздохнетъ только… Бес?ду за столомъ вели почти исключительно доктора Кашеваровъ и Кикинъ, усп?вшій проспаться и видимо заискивавшій теперь 'въ челов?к? науки', какъ называлъ К-го врача Людвигъ Антоновичъ. Студентъ былъ тутъ же, ?лъ за четверыхъ, молчалъ, какъ булыжникъ, и отдувался посл? каждаго блюда. О больномъ и его сын? не произнесено было ни одного слова: вс? словно боялись коснуться этого предмета. Матушка