Забытый вопрос

всего его охватившей радости, — теперь близко, очень близко. Онъ закрылъ глаза — и снова открылъ ихъ, и опять съ тою же блаженною улыбкой взглянулъ на меня.

— Иногда такъ и кажется, заговорилъ онъ снова, — что вотъ, вотъ все уже кончилось, и я… Ахъ, Борисъ, еслибы ты зналъ, какъ сладко умирать!

Я тупо гляд?лъ на изсохшія, синія губы, лепетавшія эти страшныя слова… 'Сладко умирать!' безсознательно повторялъ я внутренно. Языкъ мой не шевелился.

— Я такъ благодарю Бога, продолжалъ Вася посл? долгаго молчанія, въ продолженіе котораго усиленно вздымавшаяся его грудь набиралась воздуху, — благодарю, что это пришло такъ вовремя; посл? того… ты знаешь, — я такой злой, жестокій сд?лался… Я вс?хъ ненавид?лъ. Когда ты у?зжалъ, я признаюсь теб?, я даже радъ былъ… Прости меня, Борисъ!

Я опустился на кол?ни предъ нимъ и зарыдалъ, прижимаясь къ нему головой. Его тонкіе, холодные пальцы коснулись моихъ волосъ, — я содрогнулся съ головы до ногъ… Что-то уже неживое чувствовалось въ этомъ прикосновеніи.

— Не плачь, милый! говорилъ онъ. — Пойми…. это величайшее счастіе… Я бы не хорошій челов?къ вышелъ, еслибы мн? суждено было жить. Но онъ, онъ выпросилъ, видно, съ какимъ-то упоеніемъ промолвилъ Вася, — мы съ нимъ опять…

Изъ сос?дней комнаты послышался мн? голосъ Анны Васильевны; она какъ будто подошла въ полураскрытой двери. Я тотчасъ же вспомнилъ…

— Вася, не подымаяся съ кол?нъ и глядя ему прямо въ глаза, началъ я, — ты у меня просишь прощенія… и у вс?хъ… A самъ ты — простилъ?

Онъ тотчасъ же понялъ, о комъ я заговорилъ. В?ки его широко закрылись, и онъ, какъ въ прежніе дни, провелъ рукой по безжизненному лицу.

— Я о ней каждый день думаю…. промолвилъ онъ — и примолкъ.

— И хорошо думаешь, Вася?

Онъ заговорилъ точно во сн?:

— Я вспоминаю…. когда я былъ ребенкомъ…. ночью она приходила къ моей кроватк?. Я всегда просыпался въ это время…. такъ чудесно запахнетъ вдругъ и зашуршитъ что-то. Я зналъ, — вотъ она сейчасъ наклонится надо мною, красивая такая, съ брилліантовою зв?здой въ волосахъ, и поц?луетъ… A св?тъ отъ моей лампадки упадаетъ на ея зв?зду, — и такъ сверкнетъ она, что глазамъ больно… Я зажмурюсь… и опять засыпаю… И только чувствую теплый поц?луй на моей щек?… Грезится мн?: пришла за мной добрая волшебница…. и мы съ нею сейчасъ… въ золотой колесниц?…

Кашель, грохотавшій гд?-то въ самой глубин? его груди, раздирающій ухо кашель не далъ ему кончить.

— Вася, началъ я опять, когда онъ успокоился, — разв? бы ты не хот?лъ, чтобъ и теперь, предъ сномъ, мать твоя, мать, Вася, пришла къ теб? и поц?ловала, какъ тогда?…

— Скоро другая красавица меня поц?луетъ, отв?чалъ онъ на это съ улыбкой, отъ которой вс? волосы у меня приподнялись.

— Но неужели же, настаивалъ я, перемогая себя, — еслибъ она теперь прі?хала, была зд?сь, ты бы не захот?лъ увид?ть ее, помириться съ матерью?

— Она зд?сь? испуганно, съ запламен?вшимъ взглядомъ, воскликнулъ Вася, ухватывая меня за плечи.

— Н?тъ, н?тъ, клянусь теб?,- это я только, какъ предположеніе…. перепугавшись, въ свою очередь, его волненія, успокоивалъ я его.

Онъ откинулся снова въ подушки и долго оставался безмолвенъ и недвиженъ.

— Она не будетъ, тихо, съ какимъ-то страннымъ, см?шаннымъ выраженіемъ и удовлетворенія, и упрека промолвилъ онъ наконецъ, — она искала счастія…. она земнаго счастія хот?ла; ей ничего бол?е не нужно… Прежняя…. которая приходила во мн? по ночамъ…. ея н?тъ давно…

— Вася, милый, прости ей! молилъ я его.

— Пусть придетъ она, какъ тогда, — онъ начиналъ бредить, — возьметъ меня изъ кровати… и унесетъ въ свой чертогъ… Прощать матери!… Разв? мать можетъ быть виновата?… Ахъ, какъ тепло ц?ловала она меня!… Ея н?тъ… Другая — я не могу эту вид?ть. Я не см?ю! Онъ запретилъ…. онъ не хочетъ… Вотъ онъ!… Онъ за мной… спасти меня!… Папа…

Руки Вася простерлись впередъ — на встр?чу чудившемуся ему призраку, глаза закатывались въ какомъ-то безумномъ восторг?.

— Анна Васильевна! позвалъ я, кидаясь въ дверямъ командора,

Она выб?жала оттуда, усп?въ только сказать мн?, чтобъ я сталъ у двери и не впускалъ никого, и, подойдя къ Вас?, наложила ему об? руки свои на глаза.

Онъ затихъ мгновенно.

A за дверями слышались мн? неудержимыя рыданія ?омы Богдановича и голосъ командора, уговаривавшаго его 'не терять духа заран?е'!

Вася не шевелился; Анна Васильевна осторожно, медленно отняла руки. Глаза его были сомкнуты, голова откинулась въ уголъ подушки.

— Заснулъ? прошепталъ я издали.

Она утвердительно кивнула и отошла отъ него во мн?. Я передалъ ей нашъ разговоръ съ Васей. Она глубоко задумалась.

— Видно такъ Богу угодно, чтобы за гр?хъ свой несла она наказаніе до могилы! промолвила едва слышно добрая женщина. — И, можетъ, не добр? сд?лала я, — тутъ же упрекнула она себя, — что просила тебя говорить съ нимъ о ней. Мы понапрасну только его мучили… Противъ Бога никто…

— Онъ часто такъ бредитъ, Анна Васильевна? спросилъ я.

— Случается… И все отца своего видитъ… A какъ закрыть глаза ему, такъ и найдетъ на него сонъ тихій…

Мы перешли въ командору. Изъ передней вышелъ тотчасъ же намъ на см?ну Савелій. Б?дный старикъ, онъ едва волочилъ ноги… Съ Васей исчезала посл?дняя привязанность его преданной жизни.

Прошло часа полтора времени. Не веселы были р?чи въ комнат? командора. Самъ онъ сурово безмолвствовалъ и злобно поглядывалъ на распустившагося, словно развареннаго ?ому Богдановича. Б?дный 'старый Галагай' былъ р?шительно неспособенъ переносить горе: онъ ни единаго слова не могъ произнести безъ слезъ и каждымъ своимъ словомъ растравлялъ больн?е то скорбное чувство, которое и безъ того ныло на душ? каждаго изъ насъ. Напрасно старался Людвигъ Антоновичъ перенести разговоръ на другой предметъ: ?ома Богдановичъ упорно заговаривалъ снова о 'недужномъ' и принимался опять всхлипывать и плакать. Анна Васильевна, измученная и тревожная, уговорила его наконецъ 'успокоиться' и для того лечь поран?е въ постель. Онъ согласился и отправился на половину Галечки, 'прощаться съ дочкой'.

Его шаги раздавались еще по корридору, какъ полуприпертая дверь въ Васину комнату распахнулась вдругъ, и на ея порог? показался Савелій.

— Матушка-сударыня, прошепталъ онъ, — пожалуйте сюда!…

На немъ лица не было.

— Христе Господи! воскликнула Анна Васильевна, посп?шно вставая и падая въ изнеможеніи снова на свое м?сто, — Вася?…

— Никакъ отходятъ… проговорилъ Савелій, шатаясь самъ.

Я бросился стремглавъ мимо его, въ ту комнату.

Вася лежалъ въ кресл? въ томъ же положеніи, въ какомъ мы его оставили съ Анной Васильевной. Только широко открыты были теперь его глаза, — и смерть, безобразная смерть уже задергивала св?тлую лазурь ихъ своею мутною пеленой… Блескъ св?чи, поднесенной въ нимъ Людвигомъ Антоновичемъ, не отражался въ потухшихъ зрачкахъ; руки холод?ли.

— Вася, Вася! отчаянно крикнулъ я и близко наклонился лицомъ къ его лицу.

Губы его зашевелились.