Затем шло описание подарка Отеро, история яхты и все подробности вчерашней ночи.
С этого дня газеты стали регулярно публиковать подробности следствия. Вскоре публику известили, что следы громилы найдены в городке Чугуеве, Харьковской губернии.
Что же касается Фрейберга, то он только и делал, что писал эти небылицы и отправлял их каждый день в градоначальство, чтобы они попали репортерам. Само следствие он временно прекратил и ограничился лишь тем, что установил над магазином Федорова самый строгий, тайный надзор, и даже, с согласия хозяина, поместил одного из сыщиков в сам магазин приказчиком.
Но это не дало никаких результатов.
Однажды, когда Пиляев сидел у себя в комнате, Фрейберг зашел к нему.
- Ну, что? - спросил Пиляев. - По лицу вижу, ты принес какую-то новость.
Сбросив легкое пальто, Фрейберг поздоровался с товарищем.
- Ты угадал, - ответил он, садясь на турецкий диван. - Есть новость.
- По федоровскому делу? - с живостью спросил агент.
- Не совсем, но касается его. Вчера вечером мне удалось, наконец, точно установить, кому ранее принадлежал бриллиант, подаренный испанке.
- Ну!
- Его в числе прочих драгоценностей похитили семь месяцев назад из магазина Блеттера...
Пиляев широко открыл глаза:
- Но... как удалось узнать это?!
- Очень просто, - небрежно ответил Фрейберг. - Этот камень чистой воды и большой величины, а на одной из его граней есть еле заметная трещина. Ювелиры прекрасно знают малейшие дефекты своего товара, и мне почему- то пришло в голову обратиться сначала к тем из них, кто был хоть раз обворован за последние два года, то есть за то время, когда в Москве и Петербурге особенно участились грабежи и кражи именно в ювелирных магазинах. Таких магазинов, не считая федоровского, оказалось в Петербурге три. За два года в них похищено драгоценных камней на двести семьдесят четыре тысячи.
- И там признали камень? - спросил Пиляев.
- Да. Его признали именно в магазине Блеттера. По книгам продажная цена этого камня тысяча шестьсот рублей. Но самое важное то, что теперь я знаю: кражи у Блет- тера и у Федорова совершило одно и то же лицо.
- Каким образом?
- При краже у Блеттера громила, как и у Федорова, отличился тем, что исковеркал массу золотых и серебряных изделий, не унеся их с собой. Он взял лишь камни и самые ценные бриллиантовые, изумрудные и рубиновые вещицы.
- Черт возьми, вот это важно! - воскликнул Пиляев.
- Да, это открытие несколько облегчает нам работу: поймав громилу, мы получим в руки виновника не одного, а нескольких преступлений.
- О, если бы нам удалось выловить эту шайку! — воскликнул Пиляев.
- И ведь подумать только, негодяй целый вечер сидел чуть не рядом с нами в кабинете! - усмехнулся Фрейберг. - Простая, маленькая случайность - и он уже был бы в наших руках.
- Да, - согласился Пиляев. - Познакомься мы с цыганкой Шурой двумя часами раньше и пролюбезничай он в кабинете с Отеро часом больше, он уже сидел бы там, где ему по справедливости давно нужно было бы сидеть.
- Ну ничего... - пробормотал Фрейберг, - с завтрашнего дня я поставлю ему еще одну ловушку. Если он читает газеты - а в этом я не сомневаюсь - то он, вероятно, от души хохочет над нами. Ведь, судя по газетам, его ищут в Чугуеве, и он чувствует себя прекрасно и преспокойно в Петербурге.
- Что же вы хотите предпринять?
- Весь свой замысел я основываю на том, что негодяю необходимо возможно выгоднее реализовать то, что он награбил, — ответил Фрейберг. — Но пока я не скажу вам ничего. Возможно, что в этой попытке я снова потерплю неудачу, так по крайней мере нечего заранее праздновать победу.
IX
Дела бриллиантщика Федорова, видимо, так сильно покачнулись из-за грабежа, что в торговом мире с каждым днем все настойчивее стали поговаривать о неминуемом близком банкротстве фирмы. Сам Федоров ходил мрачнее ночи, почти ни с кем не разговаривал и все время проводил за торговыми книгами и в писании писем. Но вот, наконец, пробил его последний час.
Когда в один прекрасный день петербуржцы взяли утром в руки газеты, они прочли, что банкротство Федорова - факт уже совершившийся. Купеческий суд признал Федорова несостоятельным должником, и на оставшееся имущество была назначена ликвидационная комиссия.
Вскоре после этого почти во всех газетах появилось объявление о том, что магазин Федорова сдается в аренду, а товар продается с аукционного торга. По всем вопросам относительно аренды и товара рекомендовалось обращаться к одному из членов комиссии, который целый день находился в магазине.
Прошло еще несколько дней. За это время магазин посетили несколько местных и приезжих купцов, желавших поставить ювелирную торговлю на уже насиженном месте. Все они хотели занять именно это место а, если можно, купить и фирму.
Благодаря этому цена на магазин возрастала, и ликвидационная комиссия решила сдать магазин и фирму с торгов.
В день распродажи в магазине собралось около десяти человек. Аукцион вещей был назначен на вторую половину дня, поэтому мелкая публика еще не явилась.
- Сдается магазин. Арендная цена в год - двенадцать тысяч! - объявил оценщик.
- С рублем, — крикнул молодой, прилично одетый купец.
- С двумя! — пробасил другой голос.
- Десять! - хладнокровно набавил седой, высокий купец в золотых очках.
- Двенадцать тысяч десять! - крикнул оценщик.
- Одиннадцать!
- Пятнадцать! - горячился молодой купец.
- Двадцать! - спокойно продолжал набавлять старик.
По мере того, как торг продолжался, страсти и азарт разгорались все больше. Через полчаса сумма дошла до тринадцати тысяч рублей. Надбавки делались все крупнее.
- Тринадцать тысяч пятьсот!
- И пятьдесят!
- Тринадцать шестьсот.
Скоро сумма перевалила за шестнадцать тысяч.
Семеро отстали, и теперь торговались только трое.
- Шестнадцать тысяч сто! — объявил оценщик.
- Чтобы замирить, семнадцать тысяч! - хладнокровно произнес старик.
- Черт! - пробурчал молодой купец, весь вспотевший от волнения. - И десять!
Третий пожал плечами и отошел в сторону.
- Прямо, можно сказать, из одного азарту лезут, - заговорили все разом. - Разве при таких платежах можно что- нибудь выручить. Это, выходит, двенадцать за помещение и пять за разоренную фирму!
- Восемнадцать! - Это опять старик.
- И десять! - свирепо рявкнул молодой.
- Двадцать тысяч, - почти равнодушно произнес старик.
Молодой купец, казалось, стал в тупик.
Но когда оценщик повторил цифру второй раз, он махнул рукой.
- И десять! Не уступлю! - упрямо крикнул он.
- Двадцать пять! - старик был непреклонен.
- Просто с ума сошел! - зашептали в толпе. - Набавляет по пяти тысяч.
Молодой купец зло сплюнул, побагровел и отвернулся.
- Двадцать пять первый раз! - начал считать аукционист. - Двадцать пять - второй раз!.. Двадцать