запрещающий бесплатные выступления. Но она имела право выступать с благотворительной целью и как- то вызвалась дать концерт для заключенных. Этого ей, конечно, не разрешили. Билли Холидэй скончалась 18 июля 1959 года в возрасте сорока четырех лет. В некрологе, помещенном в «Нью-Йорк таймс», говорилось, что «она стала певицей скорее с отчаяния, чем по призванию». Она родилась от тринадцатилетней матери и пятнадцатилетнего отца… Впервые интерес к музыке пробудился в ней, когда, еще совсем ребенком, она нанялась рассыльной в публичный дом. В награду за ее услуги проститутки разрешали ей слушать пластинки с записями Луиса Армстронга и Бесси Смит… Известность пришла к ней в 1938 году, когда она начала выступать в кафе «Сосайети». Там впервые прозвучал «Странный плод» — одна из ее лучших песен, на слова Льюиса Аллена, гневное изобличение позорного суда Линча.
После освобождения из Олдерсона, запятнанная судимостью, она никак не могла добиться разрешения выступать в кабаре. В последние годы агенты по борьбе с торговлей наркотиками не отставали от нее. Даже в больнице, куда она легла с воспалением легких и пороком сердца, ее обвинили в хранении наркотиков и взяли под арест. У изголовья больной поставили полицейского. Лишь через несколько дней по распоряжению судьи его удалили из палаты.
Эта красивая и талантливая женщина как-то заявила: «Мне часто говорили, что никто не умеет спеть слова голод и любовь так, как я. Все, что я знала в жизни, выражается этими двумя словами». В другом случае она заметила: «Нет никого, кто мог бы с уверенностью сказать, что победит в себе наркоманию прежде, чем наступит день его смерти».
Эти слова следовало бы высечь вместо эпитафии на ее могиле.
Насколько мне помнится, на свободе я никогда не встречала наркоманов. Я была буквально потрясена, когда впервые услышала от сдержанной и вполне благовоспитанной молодой негритянки: «Не могу жить без наркотиков!» Она привыкла к ним, еще будучи ученицей школы Уолдея в Нью-Йорке. Старшеклассники покупали героин у владельца какой-то кондитерской и совращали своих малолетних подруг. Другая заключенная рассказала мне подобную же историю о себе и своем брате. Оба окончили колледж, оба происходили от белой матери и «цветного» отца. Когда девушку привезли в Олдерсон, надзирательница спросила ее: «Как тебя записать — белой или цветной?» «Решайте сами», — ответила она. Ее записали как «цветную».
«В этом все дело, Элизабет, — сказала мне она с горечью. — Куда ни сунешься, всюду тебе бросают в лицо: цветная! Мой брат, который учился на инженера, с трудом нашел себе место лифтера. Я устроилась прислугой. Но сколько мне это стоило беготни по улицам Бронкса! Знаете, там есть «невольничий рынок» — иначе это место и не называют. Таким образом, высшее образование оказалось для нас бесполезным».
В конце концов, брат и сестра стали искать утешение в мире дурмана. Я пыталась рассказывать ей об освободительном движении негритянского народа, говорила, что молодежь должна активно участвовать в нем. Но было уже поздно. Пытаясь уйти от действительности, эта девушка попала в железные тиски наркомании и даже не хотела высвободиться из них. Все ее мечты сводились к одному — дождаться дня освобождения и сразу же «нанюхаться».
Бедняки, оказавшись во власти наркомании, почти неизбежно связываются с преступным миром и, как правило, настолько тесно, что не могут выпутаться. Наркотики очень дороги, а доза нужна каждый день. Чтобы удовлетворять свою мучительную потребность, наркоманы в поисках денежных средств часто начинают сами заниматься спекуляцией наркотиками. Обычно их жертвами становятся совсем зеленые юнцы или психопаты, жаждущие острых ощущений. Попавшись на удочку, «вновь обращенные» превращаются для спекулянта в источник постоянного дохода. Нехватка денег доводит людей до отчаяния и преступлений; они начинают красть — сначала в семье и у друзей, а потом где попало, только бы раздобыть несколько долларов на покупку наркотика. На врачей и аптекарей совершаются вооруженные налеты, иногда их убивают, и все ради нескольких доз кокаина, марихуаны или опиума. Наркотики похищают в госпиталях и даже в тюрьмах. Именно это произошло три мне в Олдерсоне, когда двух санитарок застали за кражей наркотических лекарств, вместо которых они доливали воду или подсыпали какие-то сладкие порошки. Несколько наших заключенных сидели за кражу наркотиков в больницах, где они работали сестрами или санитарками. В Вашингтоне потом издали особое распоряжение, запрещающее привлекать наркоманов к какой-либо работе в тюремных больницах. Краткосрочницы, сидевшие за спекуляцию наркотиками или наркоманию, составляли, так сказать, собственный «клуб», держались друг за друга и разговаривали на каком-то особом жаргоне, непонятном простым смертным. Все они смертельно боялись своих главарей— гангстеров, остававшихся на свободе, которые строго запрещали им откровенничать с «непосвященными».
Время от времени мне приходилось слышать всякие истории в подтверждение этого. Одна женщина рассказывала о своей подруге, которая выдала полиции всех, у кого она покупала наркотики. Ее дружки сделали ей «горячий шприц», то есть дали вместо морфия яд, от чего она умерла. Другая находившаяся с нами на «ориентации» была в состоянии, близком к помешательству. Нам казалось, что оно было вызвано тюремной обстановкой, но она сама рассказала мне правду. Ее близкая приятельница была наркоманкой. Муж пытался ее вылечить и просил всех ее друзей ни в коем случае не давать ей наркотиков. Но подруга — та, что рассказала мне обо всем этом, — пожалела эту женщину и «дала ей порцию». Видимо, наркотик не был правильно дозирован или растворен, и наркоманка, приняв его, умерла.
Вокруг наркоманов и спекулянтов наркотиками все время витает дыхание смерти. Их главари, сами обычно не наркоманы, но крупные гангстеры, не прощают им даже малейших отклонений от своих неписаных, но строжайших законов. Этот бизнес дает миллионные доходы, и тут шутки плохи. У его заправил длинные руки, и если они могут помочь человеку выйти из тюрьмы, то могут и сгноить его в ней. Повинуясь страху или в силу привычки, многие освобожденные возвращаются на ту же дорожку. Недаром о них говорят, что они «заарканены» навсегда.
Несмотря на явно губительное действие всех этих снадобий, наркоманы верят в их благотворность. Вот почему лишение наркомана морфия или опиума далеко не всегда равносильно его исцелению; точно так же нельзя излечить алкоголика, просто не давая ему спиртного, — потребность пить остается. Разговоры о первом уколе шприца или о первом глотке виски после освобождения занимали у заключенных больше всего времени. Часто та или другая из них хвасталась: «На воле я все время нюхала кокаин и хоть бы что — ни одного дня не хворала. А тут все время болезни одолевают». С тоской они предавались воспоминаниям: «Мы были спокойнее, счастливее, даже умнее, когда ежедневно принимали свою дозу». Одна заключенная рассказывала, что, находясь под действием наркотика, она гораздо быстрее решала кроссворды, чем в нормальном состоянии. Было просто жутко слушать, как они говорили молоденьким девушкам: «Вот бы тебе дозу героина — сразу бы полегчало на сердце!» Но должна сказать, что все эти женщины скорее одержимые, чем порочные существа. Долгосрочное заключение, конечно, никак не может исцелить этих эмоционально расстроенных, неуравновешенных женщин. Разве это преступницы? Нет, просто больные.
Если наркоманок арестовывали в одурманенном состоянии в первый раз и они попадали в нью- йоркский дом заключения, то там их ожидало «угощение холодной индейкой»: женщин погружали в ванну с холодной водой и держали в ней, пока действие наркотика не прекращалось. Эта варварская процедура вызывала рвоту, жестокую простуду, обмороки. Бывали даже смертельные случаи. До отправки в тюрьму на «отсидку» долгих сроков некоторых женщин «лечили» в Лексингтонской больнице. По данным так называемого Бюро наркотиков в Соединенных Штатах насчитывается 60 тысяч наркоманов. Лексингтонская больница вмещает только 1280 пациентов. К моменту прибытия в Олдерсон самые тяжкие страдания, вызванные отсутствием привычных доз наркотика, были обычно уже позади. Однако есть только один радикальный способ лечения — полное воздержание, и наркоманы знают это. Но «заарканенные» ничего не могут с собой поделать, даже страх перед судом и наказанием не может их удержать. За наркотики сажают в тюрьму на срок от пяти до десяти лет. Условное наказание или досрочное освобождение наркоманов не практикуются. В крайних случаях их приговаривают даже к пожизненному заключению или к смертной казни. Но пагубная страсть настолько сильна, что и это не останавливает.
После выхода из Олдерсона я прочла ряд работ о наркомании, которые подтвердили выводы, сделанные мной в тюрьме. В 1959 году вышла книга главного судьи Джона Мэртага и Сары Гаррис «Живущие во мраке». Авторы выступают за отмену суровых приговоров за наркоманию и за создание федеральной системы специальных амбулаторий, где больные под надзором врачей получали бы
