мигают, Синдзи сипло дышит, а я лежу – и мне весело. Подъем лифта – это целых пятнадцать минут. Пятнадцать минут разговоров о том, как бы они меня отодрали, как бы мне было весело, как они служили на L218, и вот там… Под конец мне вкололи стимулятор.
– Дерьмо, а парень что-то слаб. Эй ты! Я смотрю на светильник, боль уходит, и больше бить меня не станут, а время потянуть стоит.
– Ну-ка, вставай, сука! Меня подтащили к Синдзи и приставили вплотную.
– Давай, хватай его. Смотри, чтобы он не упал, ясно?
– Запомни, сука, если казнь отложат, нам хана, но ты попадешь к нам! Как сказал, а. В этом месте я должна обделаться.
– Я с вами тоже поиграла бы, мальчики, – просипела я, хватая Синдзи за плечи. Он уже вспотел, и теперь мерз, и это плохо, я, значит, чего-то не учла. Меня еще раз ткнули шокером – в треть импульса, для острастки, и ворота начали открываться под сиреневое небо Х67. Сколько? Двадцать три минуты примерно. Я сделала шаг. Думать о том, сколько еще осталось, не хотелось.
Ставки сделаны, бежать по-другому я уже не могу. Рулетка крутится, часики мигают, и все фишки на… Скажем так, на зеро. Зеро. Рей. Хах… Свой путь к «Кубу» я начала с широченной улыбки. Почти двести пятьдесят метров до огромного черного куба, верх которого сходит на нет, растворяясь в эфире. Эту гадость надо строить под открытым небом, подальше от всего важного, потому что там – обломок наших космических путей, изнанка, а изнанка – она такая, что лучше быть готовым убежать. Разряды, опять же. Аллея Обреченных огорожена сетчатым забором, над ней парят видеокамеры, над камерами – сиреневое небо и рыжеватый взгляд солнца. Сегодня безоблачно, в воздухе многовато углекислоты, душно и парко, и так хочется зевнуть. Кто-то орет, но от стимулятора слегка заложило уши. Наверное, зеваки, у которых нет денег на место перед экраном. Ничего, потом пиратскую версию посмотрите. Обормот уже холодеет, ему совсем уже плохо, и я едва его веду. Что ж, есть одно преимущество: он не может сказать ни слова. А ему ведь так, поди, хочется. И мы так неплохо смотримся – рука об руку, вперед, к смерти. Романтика. Хоть бы поэму написал кто – что вам, жалко? Ведь искусство – один сплошной обман. Вот и верхушка тени «Куба» – слишком быстро. Тени колеблются, я увидела три свои тени, и каждая жила своей жизнью, потому что даже преломленный сквозь изнанку свет перестает быть просто светом и становится чем-то другим. Я оглянулась. Огромные поля светопреобразователей, куда ни глянь, антенны, летное поле штурмовиков невдалеке. Все вокруг уже колеблется, уже дрожит, еще десяток шагов, и нас затянет в угольную грань, в многомерное путешествие. И шарик катится не туда, и крупье уже изображает сочувственную улыбку… Аска, откуда эти ассоциации? Ты что, играла, родная? Я не знаю, но, наверное, на пороге смерти перед глазами проносится не только своя жизнь. Рев сирены ПВО не спутаешь ни с чем – это как тебя засовывают в сабвуфер и включают драм-металл. Тревога набрала децибелов, она теперь орала по полной, и я облегченно нашла нужные сигмы нервных окончаний на шее у обормота. И потому пропустила момент, когда в атмосферу ввалился челнок. Пылающая звезда пикировала, не заботясь ни о чем, и в первую очередь – не заботясь о торможении. Угол падения и лучи солнца мешали сказать точно, но, по-моему, челнок даже ускорялся. Синдзи оживал у меня под мышкой, откуда-то слева к небу протянулись шлейфы ракет, а я вгоняла ногти себе в ладони, понимая, что вот оно. Не отрывая взгляда от неба, я опрокинула подбежавшего охранника, вывернула локоть и всадила его же указательный палец в воздушный фильтр. А вот дальше пришлось опустить голову. Отобрать оружие – раз.
Выстрел под сочленение на шее – два. Пнуть труп навстречу второму – три. Mein Gott, я обожаю арифметику! Оборванцы бежали от ограды в металлическую степь, за мной гудела оголодавшая изнанка, и трое охранников уже легли в пыль, когда грохнул первый взрыв. Отвлекаясь от первой волны подкрепления, я подняла голову. Катер поймал ракету прямо рылом, вторая раскроила ему оперение, а потом на месте падающей капли полыхнул взрыв. На землю бросило всех:
меня, солдат, пытавшегося встать Синдзи. Тишина, в которой звенел тонкий писк. Озноб, когда горячее всего кровь, плеснувшая из ушей. Я скрипнула горькой пылью Х67 и, не вставая, выставила ружье перед собой: пусть это плохой ствол, но даже с таким подыхать веселее. Разрезать сетку слева – там, где ближе всего летное поле и катера, а теперь можно отстреливаться, не думая о ставке зеро. Солдат пока было мало, они залегли в пыль, понимая, что ни к чему геройствовать. Я стреляла из-за трупов охранников, по ним уже попали пару раз, и в раскаленный воздух ворвался смрад горящего мяса.
Излучатель грелся, он жег мне руки, и казалось, что подпалена уже моя собственная ладонь под цевьем. Никогда, слышите, никогда не экономьте на охлаждении, суки. Вдруг мне придется стрелять из вашего оружия? В небе звонко хрустнуло, будто кто-то сломал огромный кусок стекла, и я невольно подняла глаза. Из дымного облака, которое все плакало горящими ошметками катера, к земле опускалось пылающее синевой распятие. Широко раскинув руки и запрокинув голову, в ореоле крылатого свечения на поле боя падал последний гвардеец Его Тени. Зеро. Аянами ускорилась метров за двадцать до земли и приземлилась так, что плита перекрытия вздрогнула, а ближайшего солдата вскинуло и порвало в кровавую пыль. /'Мать вашу, она еще и боевой энергетик»./ Сплошное сияние померкло, и, бросив один только взгляд в нашу сторону, Рей развернулась к солдатам. Рогатые наросты на спине ее скафандра взорвались дымом, и короткие кривые клинки сгустились в руках Аянами. Поднятый на лифте легкий БТР она, похоже, решила пока игнорировать. Я поняла, что можно отвлечься, и вовремя: во-первых, нас обходили с тылу, видно, где-то там еще есть грузовые подъемники. Во-вторых, пришедший в себя Синдзи с отсутствующим лицом поднимал брошенный ударный пистолет. Вряд ли, конечно, он собирается палить по мне, но лучше не рисковать. Выключив обормота ударом под дых, я обернулась. Солдат размазало по Аллее Обреченных, я без понятия, из чего там сделаны эти ножи, но им точно забыли сказать, что на некоторых солдатах были щиты. Рядом что-то грохнуло, размытый силуэт прошел сквозь БТР, и машина просто развалилась, брызжа искрами. Еще солдаты. И еще. И еще. Великий космос, мне было даже жаль этих людей. Не потому что умирали – нет, Gott behЭte, не потому. Большинство просто не могло даже видеть, насколько они прекрасны – отточенные движения их смерти. Пожалуй, ради появления такого стоило сдохнуть планете. Комплексы потом, пока что ей надо помочь, потому что в очередной раз проносясь мимо меня, Аянами прошептала: /'Двести тридать два.
Двести тридцать один…'/ Я схватила за руку приходящего в себя обормота, пинком бросила в руку валяющийся ствол и, низко пригибаясь, побежала к летному полю. Забора в том направлении больше не было. В воздухе кружили пыль и пепел, их трепала сирена. И только сейчас я сообразила, что уже слышу, только у борта ближайшего штурмовика – старого рыдвана, который во всех нормальных мирах уже списали к чертовой матери. Обслуга разбежалась, набат ПВО бился в бронированный борт. Я залегла за массивной опорой штурмовика, и успела на финал:
Аянами, широко размахнувшись, выронила из рук десятка два ножей, и последняя волна подкрепления взорвалась фонтанами расплесканной брони и плоти. А потом, покачнувшись, Рей выпала из своего размытого ритма боя и пошла к нам. Мой внутренний метроном соглашался: ее время и впрямь подходило к нулю. Я подняла тяжелый ствол и обстреляла залегшего за обломками БТР недобитка. Скафандр таял на Аянами, черный дым стягивался к запястьям и щиколоткам, все явственнее проглядывало белое тело. Плюнув в сердцах (/'Ну что ж такое, чуть-чуть не хватило, а?'/), я осмотрелась: мудак за обломками прижат, еще кто-то там у «Куба»
был… А, нет. Там двоих шибко умных затянуло в изнанку, когда они пытались нас обойти впритык к генератору. Так, кто еще? Я подплавила еще кусок бывшей брони БТР и пнула в борт штурмового катера, выдвигая лестницу.
– Э, капитан, подъем! Лови Аянами и убираемся отсюда. Синдзи очень хорошо реагирует на слово «Аянами», аж завидно. Я скользила прицелом по окрестностям, стараясь не думать, что там – по ту сторону штурмовика, кого еще созовет сирена, когда части самообороны опомнятся. Рей вырезала всех местных слишком быстро, и образовалась лакуна перед подходом свеженьких. С другой стороны, могут ведь и чем-то крупным жахнуть… Я оглянулась на хищную черноту «Куба» и решила, что нет, не могут:
разносить генератор изнанки при живой-то планете – это очень нездоровая мысль. Хотя если там кто-то понял, что спустилось с небес на грешную землю Х67, то могут и рискнуть. Синдзи еле плелся с Аянами в обнимку, и выглядело все это дико двусмысленно. Вокруг горели трупы, большая часть тел превратилась во взвесь, впиталась в пыль, но я все равно считаю, что парень в грязной белой пижаме с длинной сорочкой и голая девушка – это двусмысленно. Наверное, это адреналин. Ну, и я пошлая. Добавим огоньку. Обстреляв обломки, я успела подпереть собой падающую парочку.
