лежала и метафорически занималась тем, чем не хотела заниматься в реальности. Я оглядывалась. Десятки людей слегли, пытаясь нас остановить, мне лень прикидывать, сколько их на моей совести, и хотя бы пилотов семи перехватчиков я полностью пишу себе. Каша, кровища, прочие прелести жизни и смерти… Так какого же дьявола я продолжаю вспоминать тех корчащихся в вакууме нелегалов? Что, весь смысл в том, что они не хотели меня убить? Или смысл в том, что эти, сегодняшние, – хотели? Загадочная ты штука, смерть. Я заснула. *** Во сне была точная копия рубки, и на консолях сидел большеголовый силуэт. Силуэт смотрел на меня, и от слепого взгляда становилась не по себе. По законам сна я не могла встать, меня словно придавило сверху невидимой точной копией ложемента, и жуть усиливали обзорные экраны, где все так же плескался чернильный мрак.
– Аска. Шепот, в котором не разобрать даже пола.
– А-ссс-ка. Большая голова растаяла – это был шлем, и силуэт стал похож на человека, он плыл ко мне, а я застыла, сердце хотело повторить подвиг Майи безо всяких киберов – ухнуть в живот, забиться среди потрохов и барабанить там. Силуэт склонился надо мной, и за секунду до того, как проснуться в ледяном липком поту, я увидела посеребренное лицо Хикари.
*Глава 8*
Снятся ли Инквизиторам призраки Гончих? Снятся, снятся. Да еще как. Я ругала свое глупое подсознание за очаровательный сон и, потирая ноющий висок, моргала экранам. Поиски длились не так уж долго: слабый сигнал пропавшего «Маттаха» выпрыгнул на экраны после третьей чашки кофесинта. Синдзи спросонья выглядел не менее уныло, чем я, и именно он едва не пропустил нужную метку на альфа- локаторе.
– Ну и что это такое? Гибрид корабля и астероида?
– П-понятия не имею… «Сегоки» закладывала широкую параболу вокруг обнаруженного «Маттаха», и получаемые видеоданные были занятны, чтобы не сказать больше: правый борт каравеллы оказался словно бы впаян в сопоставимый с ней по размерам кусок породы – силикаты, ванадий и какие-то сложные кремний-органические примеси.
– Биометрия?
– Размыто. П-признаки жизни есть. Картинка получилась противная: каравелла не отвечала на запросы, высылала странно искаженные метки, но автоматизированный «mayday» не подавала. На фоне астероида в борту это выглядело совсем печально. А еще меня смущало изображение. Черт его знает, чем, но смущало. Я потерла глаза и уставилась в экран, отсеивая возню Синдзи, писк приборов и шепоток виртуального интеллекта, который что-то там подсказывал обормоту. Итак. Каравелла самая обычная, ей лет семь, если судить по страховочному двигателю и обводам кормы. Дрянь, а не корабль, хоть и быстрая посудина. Локационный модуль цел, хотя вот рядом каменный нарост глыбы. Но где наплывы искореженной органической брони? Где «гармошка» сложенных секций обшивки? И вообще: с какой, мать вашу, встречной скоростью должны были столкнуться каравелла и астероид, чтобы их так впаяло друг в друга?
Я прикинула энергию этой встречи, и моему воображению нарисовался эффектный взрыв, испаривший и корабль, и булыжник. /'Не пойдет. Так, //посмотрим //еще раз»./ Двигатели. Оперение. Орудийные башенки. Я игралась с картинкой, отчетливо понимая, что меня беспокоит не физика – она меня вообще со школы не беспокоила, видала я эту физику. С первого взгляда ясно: с «Маттахом» что-то неправильно, и теперь срочно надо понять, что же именно. Секундочку. «Маттах»? На борту каравеллы под носовыми локаторами синими заглавными буквами красовалось название корабля. «Хаттам». Я заметалась взглядом по каравелле и находила все больше неправильностей – это так легко – находить, когда уже знаешь, что ищешь. Черт, черт, черт, я чуть не пропустила!
– «Сегоки», аварийное торможение! Рубку залило красным светом, и кратковременная перегрузка сдавила мне грудь.
– Выполнено, Аска. Скорость – ноль-ноль, – сообщил виртуал. – Перегрузка…
– Т-ты что… – начал было Синдзи, но осекся, потому что я переключила экраны в режим изнаночной навигации. Нормальный космос стал серым, проявились линии струн, а в пяти километрах от нас, совсем рядом с «Маттахом» обнаружилась пылающая фиолетовая каракатица – прокол сущего, «колодец зеркал» по-барониански. Ну, или по-нашему – «червоточина». Я смотрела на эту пакость и давила в груди почти суеверный страх. Каждую обнаруженную червоточину поименовывают, обвешивают эскадрами, стационарными станциями и постепенно заковывают в своеобразные «сферы Дайсона». Просто так, во избежание. Здесь же, в скучном секторе, где нет даже межзвездной пыли, она торчала себе, никому не нужная, до прибытия «Маттаха».
– Синдзи… Разворачиваем корабль и испаряем каравеллу. Потом делаем записи у себя в картах и быстренько уходим отсюда.
– П-понял… Обормот выглядел подавленным. Его взгляд словно прикипел к слабо шевелящемуся окну в иной мир, и все он хорошо понял, что, безусловно, не могло не радовать.
– Т-ты думаешь, они успели там п-побывать?
– Mein Gott, болван! – рявкнула я. – А ты не видишь? Синдзи кивнул и шмыгнул носом:
– «С-сегоки». Экстренный полный заряд «линейки».
– Да, Синдзи. Черт, мне страшно. Наверное, это потому, что второй раз. Первый раз был, когда я стажировалась в западной части Империи. Легкий фрегат, самомнение, первый умелый макияж и преданность делу – вот такая я была тогда. На моих глазах в червоточину «Завийя» провалился потерявший управление патрульный эсминец. Он вернулся оттуда спустя пару часов, весь облепленный голубоватыми светящимися нитями, и в эфире от него шла только тоненькая мелодия, словно кто-то играл на флейте. Только мелодия – ни меток, ни идентификаторов, ни сигналов бедствия. Биометрия взбесилась, показывая то пятьсот тонн однородной биомассы на борту, то три крохотных живых существа. А уж каким цветом мерцали щиты эсминца… Одновременный залп бортовых батарей двух линкоров сжег заразу, но жуть-то осталась. Говорят, на станциях вокруг червоточин нет иллюминаторов, направленных на аномалию. И плевать, что эта дрянь оптически не различима.
– Получен запрос связи. /'Ох, да ладно?'/
– П-параметры сигнала, «Сегоки»?
– Третий стандарт, видео-компонент присутствует, частота… Третий стандарт – это, чтоб вы знали, до двадцати пяти километров, а значит, если не проглядели чего радары, с нами хочет выйти на связь вернувшаяся с той стороны каравелла. Тонкий зуммер вызова бередил тишину в рубке, я смотрела на Синдзи, он – на меня.
– Глупость, да?
– Д-да. Нам заплатят д-даже за информацию о «Маттахе».
– Плюс еще открытие червоточины. Хорошо. Тогда давай отбой.
– К-конечно. Мы почти синхронно кивнули, довольные друг другом.
– Линейный ускоритель заряжен, – сообщила «Сегоки». – Введите координаты для стрельбы. Прекратился надоедливый зуммер, который никто из нас почему-то не отключил. Я улыбнулась Синдзи. Синдзи улыбнулся мне, и я облегченно взялась за рукояти ручного наведения. Слава небу, обормот не такой уж безнадежный авантюрист.
Хотя я уж не знаю, каким идиотом надо быть, чтобы ответить на вызов с отзеркаленного корабля. «Сегоки» плавно повело в сторону и вверх, так, что прицельные метки сомкнулись вокруг «Маттаха». Сзади послышался топот шагов, и в рубку влетела доктор Майя.
– Эй, скорее! Там есть выжившие! Еще даже не обернувшись, я уже знала, что увижу у нее в руке дугу интерфейса подпространственной связи. ***
– Идиотка.
– Но вы же мне не сказали…
– Просто конченая идиотка. Я натягивала на себя аварийный скафандр – тяжеленную композитную гробину, и настроение у меня было очень подходящее: похоронное у меня было настроение.
– Послушайте, Аска, может, хватит меня обзывать?
