сигналов – чуть в стороне от сцинтианской эскадры.
– Синдзи, быстрее. Я потом все объясню. /'Если смогу»,/ – добавила я про себя. С подкреплением нападающие рискнут начать прочесывать местность куда лучше, чем сейчас. И им будет плевать на маленькие драмы в рубке.
– П-погоди… Обормот кинулся к приборам, и я увидела, что на экраны сыплется информация об опознанных маркерах. А значит это одно: новая ударная группировка – это флот Империи. Я подошла поближе как раз в тот момент, когда корабли прыснули в стороны, формируя кольцо, а уже в следующую секунду вакуум тяжело плеснул, выпуская из изнанки флагман.
– Синдзи… Включаем форсаж и быстро-быстро валим отсюда.
– Ч-что?
– Это «Голод». Когда война с баронианцами за рукав Ориона казалась неизбежной, Империя соорудила четыре ударные эскадры. Из нафталина спешно достали исторические аналогии, и за неимением лучшего пропаганда распиарила затертые имена: «Война», «Голод», «Мор», «Смерть».
Одноименные дредноуты, возглавлявшие группировки, превосходили в классе все, что способно было уходить в изнанку, они могли ремонтировать свой эскорт, высаживать планетарный десант, столетиями рыскать по окраинам космоса, сжирая в своих реакторах планетоиды. Их силуэты и метки до сорокового знака знал каждый курсант, и если хоть одна из четырех эскадр покидала Альфу Гидры, это означало одно: война. Дредноут ощетинился вспышками маневровых двигателей, его группировка растягивалась в «трилистник», а я не могла понять, что здесь не так. Время? Нет, они прибыли не слишком быстро – в конце концов, Империя не зря кормит разведку, так что лоханки еще и опоздали поди. Я стояла, чувствуя своим плечом напряженное плечо Синдзи, и рылась в оглушенной памяти, а когда откопала то, что искала, была удивлена. Корпоративная география никогда не была моей любимой темой. Вот оно. Туманность Шрайка просто не было смысла защищать: когда Империя выкачала редкоземельные элементы и ценные газовые смеси, корпы Паракаиса в наглую принялись торговать с кем ни попадя. Слить неугодные корпы, растянуть силы противника и перещелкать их стелс-бомбардировщиками – вот краткое содержание тактики Империи.
Хорошая война должна быть победоносной во всех смыслах. Да, умный войд-коммандер может много заработать на бирже перед локальным конфликтом.
– Т-там становится жарко. Ты т-точно хочешь… Я схожу с ума, мой идиот. И тоже боюсь этого корабля, так что пора быть честной с собой: я не готова. Давай. Подумаем потом, что здесь делает флот. Я кивнула.
– Х-хорошо. На обзорных экранах начался бой. Группировки обменялись торпедными ударами, корабли пришли в движение, уклоняясь от вспухающих сверхмассивных боеголовок, но дредноут пока молчал.
Сцинтиане отходили, и я сцепила руки перед грудью: /'Давай, скотина, «Выжигателем» их.//Ты за нас не волнуйся, мы уже уходим, мы здесь лишние, но я, черт, не хотела бы оставлять ублюдков так…'/ Смотри, Аска, ты еще совсем чуть-чуть Инквизитор – и не только на уровне навыков. Я опустила взгляд. По флагману попала смарт-ракета, раскрашивая его щиты, но «Голод» все не отвечал. Было в этом что-то невыносимое, что-то жуткое и страшное, а если не лезть в мистику, то объяснение было только одно: дредноут на полную мощность использовал подпространственную связь. На коммуникационной панели горел сигнал с позывными фрегата «Сегоки», и это был ответ, причем даже на те вопросы, которых я не додумалась задать. И нападение сцинтиан, и спешка «Голода» – у всего этого была одна настоящая цель.
– Синдзи, – позвала я. – Ты, случаем, не в курсе, стоишь ли ты войны?
*Глава 13*
Хорошо, что на «Сегоки» нет таймера обратного отсчета для режима невидимости. Это бы непозволительно усилило драматизм ситуации. Я видела глаза Синдзи. Видела бьющийся маячок входящего сигнала.
Видела отблески битвы в каких-то семи-восьми мегаметрах. Я видела все это – и, что еще хуже, я понимала обормота: вот оно – прими вызов, получи ответы. Верни себе пять лет или умри счастливым. Только это ни разу не решение.
– Синдзи. Он покосился на меня, чуть не дрожа от возбуждения. Ударить?
Громко крикнуть? Засосать с языком? Просто отрубить сигнал? Нет, нет и нет. Увы, с обормотом придется разговаривать, если я планирую остаться с ним на одном корабле.
– Синдзи, послушай. Давай уходить.
– Они знают позывные «Сегоки», значит…
– Значит. Синдзи, тебе нельзя туда. Вот так, Аска, вот так. Как с ребенком. И держи модуль связи на прицеле – чисто на крайний случай.
– Аска, но там!..
– Синдзи, нет. У тебя есть Рей. Ей нельзя туда. Ты об этом подумал? /'Черт, как же тебя клинит от этой памяти, болван?! Ты забыл, что у тебя корабль смертников, или тебе уже все равно?'/ О, видимо, нет, потому что в его глазах появилось что-то вроде мыслей, там больше нет одержимости, и это даже немного обидно: всего одно имя – и главная цель жизни уже на втором плане. Добиваем.
– Как ты там говорил? Хочешь, чтобы она нормально жила? Так давай, действуй! Или ответь – и тем самым верни ее назад в лаборатории. Он сдался. Взял и сдался – милый паренек, который решил, что он в ответе за кого-то. Меня трясло, когда Синдзи кивнул, и я протянула руку и отключила оповещение о входящем вызове.
– Уводи нас, Синдзи.
– Аска, я… Да, я в курсе. Я тебя сейчас в сотый раз на дню сломала, но это ничего, это дело такое.
– Нет. Задницу в руки – и уводи нас. В конце концов, я не могу. Обормот кивнул и сел на ложемент. По рубке плясали сполохи:
группа «Голод» жгла отходящих сцинтиан, а часть кораблей Империи шла к нам – к обломкам дредноута, и их сканирующие сферы работали по этой каше в надежде отыскать там маленький фрегат.
– А-аска, – позвал меня Синдзи за мгновение до того, как над ним зажегся порт синхронизации. – Спасибо. Я пошла к двери. Ну что ты, обормот, не за что. Мне, видишь ли, тоже неохота в Империю, вот как есть неохота, и жаль как-то, что ты об этом не вспомнил. Я вышла в коридор и почти столкнулась с Аянами. Обмороженные уши зачесались.
– Пристегиваемся, Рей, – сказала я, обходя голубоволосое оружие.
– Сейчас будет весело.
– Я поняла. /'Поняла она'/. В коридоре стало тускло: «Сегоки» бросил всю энергию на щиты и гравикомпенсаторы. Значит, стелс-экрана больше нет, мы парим среди обломков, и надо танцевать в лабиринте, прежде чем вырваться на простор и нырнуть.
– Аска. Он так говорил? Я остановилась. Голос был сухой и бесцветный, вполне вроде как узнаваемый, но что-то с ним было не так, с этим голосом. /'Она слышит сквозь переборки»,/ – такая была бестолковая первая мысль. /'Самое время разговаривать о таких интересных вещах»,/ – а вот это уже куда лучше.
– Да. Сказал, что хочет для тебя нормальной жизни. До меня дошло, что общаться, отвернувшись от собеседника – это как-то по-хамски, и я повернула голову. Аянами со своим обычным нечитаемым выражением «я-тут-статуя» смотрела на меня, и я почувствовала, как у нее на языке вертится вопрос.
– Что такое нормальная жизнь? Не это ты хотела спросить, сосулька бледная, ой не это. Я пожала плечами:
– Как тебе сказать. Наверное, это что-то теплое и без угрозы сдачи в лабораторию. Фрегат словно бы висел неподвижно, компенсаторы пока справлялись, и я понимала, что знать ничего не хочу о той свистопляске, которая кипит снаружи. О том, как обормот бросает «Сегоки» из стороны в сторону. О том, что
