– Она… Ну, Рей попросила сделать так, чтобы ее температура была выше.
– Н-насколько выше? – быстро спросил Синдзи. Ибуки помолчала, и, похоже, только для обормота ответ был неочевиден.
– До двадцати градусов. Желательно – до нормальной температуры тела. Синдзи сложно выругался – я от него такого еще не слышала.
Сидящий на полу капитан прямо-таки излучал ненависть и непонимание.
– Что ты вообще знаешь о холоде Аянами? – неожиданно резко спросила Майя. Я поморщилась: это был неудачный момент, чтобы внезапно прийти в себя. Да и тон что-то не по делу.
– Ты будешь рассказывать или выделываться? Доктор Ибуки невпопад кивнула, и тут раздалось почти одновременно два звука: один из рубки, другой из кардиомонитора Рей. И если первый вполне оптимистично свиристел о выходе на заданные координаты, то второй – о том, что «мы ее теряем». Разорваться, что ли? Синдзи прыгнул было к Рей, но его опередила Майя. Она принялась срывать с девушки провода, оплетавшие светящегося гвардейца, хотя выглядело это премерзко: будто выдергивала из безвольного тела вымотанные жилы. Сходство усиливалось тем, что Аянами вздрагивала при каждом рывке. Меркло сияние, оглушительно ныла прямая линия – столько тысяч лет прошло, а прямая линия все провожает на тот свет людей – что юберменшей, что унтерменшей. С ума сойти, думала я. Что ж там качает это умирающее сердце?
Сыпучие кристаллы льда? /'Бип, –/ сказал кардиомонитор. /– Бип. Бип. Бип'/. Рука Синдзи, которую я, оказывается, намертво сжала, безвольно обмякла. Словом, в этом мире опять на одну Аянами стало больше.
– Рей. Девушка открыла глаза, глядя на стоящего над ней Синдзи. Ее лицо неуловимо изменилось, и я увидела улыбку. Милое зрелище – улыбающееся оружие. Милое – и жалкое. Рей посмотрела на датчики над своей головой, и улыбка пропала.
Вряд ли ее волновал пульс, а вот на термомониторе обнаружился круглый ноль. Потом цифра моргнула и сменилась – на «-1».
– Жаль, – сказала последняя из Аянами и отвернулась к стене блока. /'Минус два… Минус пять»,/ – отозвался термометр.
– Рей, идем, – сказал Синдзи и, протянув руки, поднял ее с ложемента. – Идем. Честно сказать, я не запомнила, о чем думала, пока странная пара не поравнялась со мной. На какое-то мгновение Аянами, прильнувшая к руке Синдзи, встретилась взглядом со мной, и я увидела на бледном лице секундное выражение, которое поняла только несколько секунд спустя. Триумф. Чистый, тихий, неподдельный и умиротворенный.
– Охренеть, – произнесла я вслух, глядя на закрывшуюся дверь. – Да она совсем ребенок!
– Ну, ребенок – не ребенок, но тебя она сделала. Я повернулась к не в меру наблюдательной докторше.
– Это еще почему?
– Ну… Он вышел с ней на руках, не с тобой.
– Ой, слушай, иди вон, а?! Майя вздохнула и подошла к рабочему столу. Щелкнул ящик, и на столешнице появились два тонких высоких стакана и бутылка с невинного вида розоватой гадостью.
– Мы там вообще-то на позицию выходим, – сказала я, тыча большим пальцем себе за спину. – Так что пьянствуй в одиночестве.
– Хм. Ну, ты же не Синдзи. Может, тебе будет интересно насчет Аянами? Я мысленно сопоставила рубку и пьянку и подхватила оба стакана:
– Пошли.
– Куда?
– Совмещать. Майя задумалась, а потом восхищенно заулыбалась:
– На вахте пить?
– Отберешь у меня лицензию, – пожала плечами я. Как-то довелось мне управлять кораблем под дозой «хлорки», которую приняла для соблюдения конспирации. Кайф плюс синхронизация – это, конечно, нечто. В рубке было тихо. Фрегат висел в восемнадцати мегаметрах от TY14, и почти выровнял координаты, по которым завтра развернется баталия. Я наметила приятный астероидный пояс, и там будет весьма недурственно засесть. Если кто-нибудь из противников тоже решит тут заныкаться – буду еще счастливее. Дроны отлично пойдут и для прикрытия, и для атаки в таких условиях.
– Наливай, – распорядилась я, выдвигая консоль. Пока Ибуки там булькала, я вышвырнула из головы посторонний мусор и занялась расчетами. В бархатистом мраке светилась туманность, сожравшая половину соседней звездной системы. Светились координатные раскладки, светились точки шахтерских маяков среди месива астероидов, и мне здесь нравилось: уютно, сухо, тихо. По-домашнему. Милое дело отсюда долбить, словом.
– Держи. Я приняла стакан и, не глядя, отхлебнула. В горле что-то сделало «ты-дыщ», и, проглотив, судя по ощущениям, маллийского ежа, я обернулась:
– Что за verfickte Scheisse?!
– Макто, самый настоящий. Да, похоже, на покойном Паракаисе мы загрузились не только нужными вещами.
– Хах, – только и сказала я. Тишина – рабочая тишина боевой рубки. В плохих рубках орут, в умирающих рубках воют негодующие сирены, в рубке пришвартованного корабля звучат переговоры. Тихо, только если кипит работа. Ну и в рубке уничтоженного корабля тоже тишина, ага.
– Холод – это как подсказка для ее уничтоженного организма, – сказала Майя. – Понимаешь, Аянами – это очень хрупкое существо.
– Эм… На экран как раз вышли непонятные данные по перегрузкам в расчетных маневрах, и мне это все ужас как не нравилось. По панелям плыли цифры, а Майя бубнила за спиной, вырисовывая грустную и страшно поучительную историю о том, как человек в очередной раз создал не пойми что. О том, как эти самые Аянами болели странными болезнями, как они выжигали целые комплексы, мечась от страшных головных болей. О том, что холод – это всего лишь стимул поддерживать себя. Майя напивалась, я сама уже плыла, но сенсорную панель видела четко, да и мозги пока работали. В воображении плыли картинки с синеволосыми девочками, которым нельзя дать витаминку, которым нельзя в кино и даже парня поцеловать нельзя.
– Эта пленка… Х-ик. Холод – как пленка. Около пяти ангстрем – вокруг всего тела, искусс… ик … твенная облочка. Понимаешь, после ра-радиации… Да все я понимала. И даже верила – и в то, что рядом с Аянами изменяется напряженность реальности, и в то, что в изнанке надо делать поправки на присутствие Аянами на борту, и в то, что холодовой барьер способен останавливать даже нейтрино. Не люблю физику, пьяна, потому и верю. Да, печенье – это круче нейтрино. Майя даже как-то объяснила, почему Рей может пить жидкости без антифриза.
Объяснила – но я не запомнила, конечно.
– Они т-только в бою способны. И то. Не все! Рей вот даже в бою холодновата. Я зевнула. Борткомпьютер сдался и посчитал все так, как мне хотелось. Теперь можно и выпить по-людски, а не вот это вот: того чуток, этого чуток. Корабль сжевал новую информацию, и на обзорные экраны, стряхнув цифры, снова вернулся космос.
– Да, а ты молодец, держишься, – вдруг сказала Майя, пьяно помахивая стаканом. Как она его не уронила – не представляю.
– Держусь, – согласилась я. – Я всегда держусь.
– И всегда за себя, – сказала порозовевшая докторша. – Пальчики послюнявила и вперед, держаться.
– Но-но, – я потерла теплые щеки, хихикнула и откинулась на приборы. – Давай без вот этого вот.
– Давай, – сказала Майя, подливая в полупустые стаканы. – Но она тебя сделала.
– Не страшно. Пока что.
– И еще она круче!
– Бесишь. Я вынесла двух баронианцев в экзоскелетах.
– С баронианцем ты сжульни-ик-чала. Я пожала плечами, отбирая у нее бутылку и наливая себе выпивки:
