– Ну, тогда идем? Ибуки встала, убрала непослушную челку с лица. Докторша была чем-то невыразимо довольна, что, впрочем, меня устраивало. У кухонного комбайна было пусто, кто-то – почти наверняка Нагиса
– опять не утилизировал недоеденное.
– Надень ему уже на голову когда-нибудь, – посоветовала Майя, поглядывая на меня. – В самом деле, сколько можно свинство разводить?
– Да надену, надену. Просто при мне он обычно не забывает.
– Ну, тебя все боятся, – икнула докторша и плюхнулась со своей тарелкой за стол. – Даже я вот побаиваюсь. Я подумала и решила на провокации не поддаваться. У меня до сих пор приятно шумело в голове, откуда убежало выдуманное машиной безумие, и даже на белковый концентрат я смотрела с умилением.
– Куда мы летим хоть? – спросила Ибуки, когда я уселась напротив нее. – Опять туда, где будет что- нибудь неожиданное и ужасное?
– Просто сверхдальняя доставка, – повела плечами я. – Хотя она мне и не нравится.
– А что там?
– Много научного, медицинского оборудования и почти восемнадцать тонн стекла. Ибуки подняла голову и только спустя несколько секунд догадалась облизнуть с губы кусочек желе.
– Чего?
– Стекла. Просто стеклянные слитки по три килограмма.
– Стекло, – пробормотала Майя и вернулась к еде. – Может, какое-то ценное? Я пожала плечами и запустила ложку гулять между пальцами:
указательный, средний, безымянный, мизинец – мизинец, безымянный…
– Нет, Майя. По химсоставу – силикат.
– И тебя не насторожило, что мы гоним через две трети галактики ради восемнадцати тонн фасованного силиката?
– Насторожило, – согласилась я. – Только мы летим в сектор «Н».
Там и не такое бывает.
– «Н»?! Мне реакция Майи понравилась. Сектор «Н» был широко известен только одним: о нем известно крайне мало. Это был большой – порядка пятисот световых лет в диаметре – участок в Дальнем Трехкилопарсековом рукаве. Новые звезды, старые звезды, терраподобные планеты, жесткая радиация, гравитационные сдвиги, черные дыры в изобилии – милый участок космоса, где в довершение прочих бед мы наткнулись сразу на две негуманоидные цивилизации.
Цивилизации оказались шикарные, словно сошедшие со страниц теоретических выкладок Томаса Шлеера, – они ярко подтвердили тезис знаменитого ксенофоба о невозможности контакта с таким типом разумных существ.
– И как мы планируем дальше с этим жить? – поинтересовалась Майя.
– Может, мы прямиком к звезде Безумия?
– Ага, – безмятежно отозвалась я. – Туда. Ибуки открыла рот, подумала и решила просто положить туда еще порцию желе.
– Идиотизм, – буркнула она с набитым ртом.
– Ну, мы же не планируем целоваться с местными жителями. Мы отвезем груз на станцию сцинтианских наблюдателей и свалим.
– Ага. А вообще, я думала, что ты обрадуешься. Новые горизонты, запрещенные знания, – я пальцами изобразила в воздухе кавычки. – Ну и все такое. Вирусы же тебе потрошить понравилось.
– Вирусы – это одно. Трехкилометровые твари, занимающиеся космокреацией – совсем другое. Я нахмурилась, оперла подбородок на ладонь и с восторгом навела на Ибуки ложку:
– Ты – шлееритка!
– Да! – пискнула Майя, прокашлялась и спросила агрессивно: – Да, и что?
– Фу, позорище, – сказала я. – А еще ученая. Как тебя, брезгливую, в проектах канцлера терпели?
– Ой, знаешь что?! Ты мне еще морали почитай, госпожа инквизитор!
У кого доктрина «Изменившиеся – не люди?» Ибуки сложила руки на груди и воинственно на меня глядела, ожидая продолжения ругани. А я и не собиралась ее разочаровать.
– По крайней мере, я не делю разумных существ на тех, кого могу понять, и тех, кого не могу.
– Ты Шлеера по популярным брошюрам изучала? – скривилась Майя. – А глянуть его «Типологию разума» умственные способности не позволяют?
– Читала. В детстве, – сказала я, засунула ложку в рот, подумала и вынула ее. – Не впечатлило. Там много картинок. Он бы еще комиксы нарисовал.
– Ну да. Это так плохо – быть доступным и излагать даже для последнего идиота. Вот если там полторы тонны заумных слов – совсем другое дело. Сразу проникаешься всей важностью доктрины. Я улыбнулась:
– Майя, вот уж не ожидала, что ты гоняешься за понятностью.
Объясни мне ты – раз преподобный Шлеер оказался слишком для меня, эм, доступен – почему мерилом цивилизации считается способность к контакту?
– Вообще-то это только один из пунктов доктрины, к которому придрались. И это вовсе не мерило, – буркнула Майя. – Это классификационный критерий.
– А это – софистика.
– Софистика? А сама-то ты кто? Вопрос был хорош. Одно дело – убеждения в академии и выбранная специализации при стажировке в Инквизиции, другое – стали ли эти убеждения частью мировоззренческой системы, частью меня самой. Вон, Майя как защищает свои верования, мне даже завидно немного, что эта прожженная лабораторная стерва оказалась приверженцем хоть какой-то научно-этической системы.
– Ннувианка, скорее всего.
– О, браво, – восхитилась Ибуки. – Так кто из нас лучше?
Menschlichkeit uber alles? Я хотя бы другие цивилизации не ставлю на один уровень со вспышкой радиации. Великое небо, вот ведь дура, а? А еще халат носит.
– Вообще-то, Ннувиан не ставил. Или ты его заумные слова не осилила?
– Заумные слова? – Майя сделала круглые глаза. – Да он пафосен, как старшеклассник в дискуссионном клубе! Понимаю, почему он привлекает маленьких решительных девочек.
– Ну да. Не хочешь понять – переверни с ног на голову, – сказала я и пошла к кухонному комбайну. Оттуда уже умопомрачительно разило свежим кофесинтом.
– И что ж я перевернула? – поинтересовалась Майя.
– Он не опускал другие расы до уровня космических стихий. Он просто хотел, чтобы люди не превратились в цивилизацию звездных войн.
– Ну, этот аспект у него и впрямь хорош, – неожиданно согласилась Майя. – Я тоже считаю, что нельзя прославлять жертв сражений, забывая о жертвах освоения. Но у него вся этика строится вокруг людей.
– Неа, – сказала я, обеими руками беря чашку. Хорошо. Тепло, уютно, срач вон какой развели замечательный, и не надо забивать мозги кучей забот. Можно болтать, доставать Майю и наслаждаться.
– Что – «неа»? – буркнула Ибуки.
– Он считает космос полиэтическим. То есть, для баронианцев мы и сцинтиане – факторы среды, так же как и для нас…
– Да я поняла это, – оборвала меня Ибуки. – Только как он объясняет, почему люди при попытках контакта с обитателями Безумия сходят с ума?
– Потому что цивилизация Безумия – психодеструктивный фактор для нас, – хладнокровно сообщила я. – А для сцинтиан – нет. Ибуки надулась. Я сейчас сообщила ей самоочевидную вещь, которая с точки зрения любого ннувианца является по-детски элементарной. Для нее это диалог из серии /'Мама, почему звезды //такие яркие//? – Потому что они излучают свет'/. Ей подавай рассуждения о термоядерных реакциях, о главной последовательности и спектральном классе, хотя за всеми физическими умствованиями
