один черт будет скрываться простой ответ. Звезды просто светятся, и ребенку этого достаточно.
– А ты какая-то странная, – сказала Майя.
– А? Я опомнилась и посмотрела нее. Ибуки с интересом меня разглядывала – с интересом и улыбкой.
– Говорю, ты странная. Споришь по пустякам, ехидничаешь. Может, тебе в качестве терапии надо иногда убивать Синдзи?
– Да ну пошла ты, а?!
– Шучу-шучу, – ухмыльнулась Майя, порозовела и изобразила защиту ладонями. – Но такая ты мне нравишься больше.
– Не смей коситься на мою задницу, – сказала я, допивая кофесинт.
– Мне парни больше нравятся.
– Я уже поняла, – рассмеялась Майя. – Да, слушай, а чего это ты с утра уже пьянствовала?
– Да так, – уклончиво сообщила я.
– Праздновали или смелости набирались? Я смотрела на эту лукавую мордашку и с трудом сдерживалась от ответной улыбки. Не скалиться, не скалиться, не скалиться! Нечего тут, я и сама еще толком не насладилась новой жизнью. Да, я жадная, не хочу делиться, но у меня слишком мало хорошего было в последнее время, чтобы носиться со своим сокровищем на вытянутых руках. Я его просто погрею и побаюкаю.
– Да что это за пьянка была? – отмахнулась я. – Так, кафтиана бутылку раздавили на двоих.
– Кафтиа-ана? – протянула Ибуки с плотоядной ухмылкой. – Нашему капитану нужна девочка Аска, а не инквизитор Аска?
– Не поняла. Это что сейчас было?
– Кафтиан, – академическим тоном начала Майя. – Темное галинезийское пиво, продукт брожения «А»-ячменя, полусинтетическая технология… Ля-ля-ля, не помню, как там. Особенности влияния на организм: снижение критического восприятия и внимания. Законами некоторых планет даже запрещен по этой причине. Я нахмурилась. В принципе я всегда хорошо сопротивлялась действию спиртного – ну, мне так казалось, во всяком случае. Но снижения критического восприятия, о котором я, кстати, благополучно забыла…
В груди что-то противно заскреблось, когда я выстроила цепочку из изнаночного освещения и празднования до радостной новости, а не после.
– Эй, ты куда? – услышала я за спиной. /'Похмеляться, Ибуки. Похмеляться'/. *** Я налегла спиной на дверь каюты и два раза глубоко вдохнула.
– «Сегоки».
– Да, Аска. Пауза. Я не хочу ни о чем разговаривать с этой тварью. Не хочу – но придется.
– «Сегоки», ты проводила прямое изучение моей памяти или личности?
– Сожалею, Аска. Я не могу предоставить эту информацию. И я тебя ненавижу, сука. К сожалению, это еще ничего не значит.
– Сегодня около девяти было произведено изучение файлов ядра виртуального интеллекта, – сказала я. – Информацию по просмотренным файлам.
– Это закрытые файлы, Аска, – отозвался ВИ. – К сожалению, я не могу…
– Помолчи. Мне нужна информация по папке… – я зажмурилась и начала выдавать цифры вперемешку с буквами. Каждый символ в моей памяти словно бы кто-то подсвечивал целеуказателем. Это была моя папка, в которой хранился ключ к моим кошмарам. Даже не будь я инквизитором, я все равно бы запомнила все до последнего знака – с одного взгляда.
– Запрос принят, Аска. Какого рода данные нужны? Я облизнула губы:
– Свойства.
– Класс: виртуальная папка, – сообщил виртуальный интеллект. – Тип: зеркало. Отзеркаленный объект: информация закрыта. Создана сегодня в семь шестнадцать. Внимание! Некоторые данные по свойствам файлов искажены. Прямое использование капитанских полномочий.
Внесены изменения в такие категории: время создания, время… Голос затухал у меня в голове. По- прежнему там было пусто, одиноко, и по-прежнему там стояла маленькая девочка, которая на несколько часов потеряла веру в свой личный ад. Я улыбнулась и села на пол. /'Спасибо, обормот. Ты хотя бы попытался'/.
*Глава 19*
Я открыла глаза и приложила руку ко лбу: горячо. Тело, которому запретили смотреть сны, чувствовало и вело себя на манер побитого волосатика: ныло, поскуливало, и от этих ощущений на глаза наворачивались слезы беспомощной жалости. /'Жалости к себе. Прекрати сейчас же'/. Встать, дошлепать до душевой кабинки и оторваться там всласть – это предел моих мечтаний. Это, черт, побери, мой предел. Я смотрела прямо в бьющие мне в глаза струи и пыталась не думать о том, как здорово все было раньше. Как хорошо было становиться под ионизированную воду после славного штурма, как клево было смывать с себя пот после напряженной погони за очередным нарушителем. Как приятно было торчать в горячем облаке пара, когда твой парень уже ушел, а ты осталась – довольная, почти добрая и слегка сонная. Как здорово было, когда я могла позволить себе сны. И как хорошо, что я об этом не думаю.
– «Сегоки», текущие координаты, – распорядилась я, выбираясь из душа. Равнодушный и ненавистный голос что-то бормотал, а я уже представляла себе карту. Мы вышли из изнанки и теперь нацелились на звезду Безумия – систему, в которой расцвела престранная жизнь, полностью несовместимая с человеческим разумом. Вылезать в «наш»
космос прямиком на месте было занятием рискованным, учитывая, что «безумцы» строили в своей звездной системе. Мы мало что знаем об этих тварях, а сцинтиане охотно торгуют с нами всем подряд, кроме информации о Червях Пустоты. Эдакие эксклюзивные владельцы прав на контакт, хотя, если разобраться, – то просто удачливые мудаки. Есть разные мнения насчет любви и взаимопонимания сцинтиан с Червями, но одно известно точно: одна из трех гуманоидных рас известного космоса начала развиваться куда быстрее, наладив отношения с некой негуманоидной. Я отхлебнула кофесинта и ввела в систему уточненные данные приближения к системе. /'Приятно быть полезной, правда?'/ В коридоре фрегата было скучно – вот уж не думала, что заскучаю по серости изнанки. На глаза обормоту показываться не хотелось, хотя достойно бодрое лицо я пока держать ухитрялась. Теперь только главное, чтобы «Сегоки» не сболтнула ничего лишнего Синдзи, как сболтнула мне. /'Расстроится ведь человек. Но это уже как повезет, и нечего еще и по этому поводу сопли распускать'/. А вообще удивительно, что я не придумала виртуальному интеллекту злорадных интонаций – это было бы очень в моем духе. Я брела по коридору вроде как в направлении рубки, а в моей голове маленький рыжик с грустью смотрел на разваливающиеся стены крохотного мира. /'Ты становишься поэтом, Аска,/ – улыбнулась я. – /Хороший повод оставить после себя хоть что-то'/. Корабль вздрогнул, и я ощутила крохотный послед компенсации торможения – даже сразу не поняла, что это. Ну, а когда разум привычно прикинул цифры, в рубку я рванула уже бегом.
– Что происходит?! Инженерные экраны помаргивали предупреждениями о критических перегрузках, причем голосила даже конструкция фрегата, а уж преобразователи просто захлебывались человеческой глупостью. Среди вакханалии вспышек и красных бликов метался Синдзи, успевая ко всем консолям сразу.
– Синдзи!
– Мы уходим! – крикнул он, не оборачиваясь. – Активируй катушки на инжекторах! Я обернулась к нужной подсистеме и принялась вбивать данные. Да, это все можно было проделать быстро, усилием воли и одним касанием мысли – в синхронизации с кораблем, но… Я ловила краем глаза отблески болевого шока «Сегоки» и понимала, что ни разу не хотела бы оказаться в связке с фрегатом после торможения.
– Что случилось? – бросила я через плечо.
– Лови. Экраны успокаивались, корабль приходил в себя после торможения, и капитан занялся навигационными данными, а у меня на голо-панели всплыло сообщение: /