дерьмовая штука – жизнь. Ногу отдавили, а ты ему даже на спину не плюнула.
– Смирно! Боты залязгали по палубе, чувство стволов пропало, а потом меня вздернули и двумя движениями поставили на колени. Руки за спиной, тяжелая перчатка на затылке – знаю-знаю, плазмоинвертор прямо в ладони. Зато я смогла оглядеться. Мы были в шлюзе. Штурмовые захваты не позволяли закрыться внешним воротам, и в просвете было видно кишку абордажного канала. Привод луча- захвата сдвинули по направляющим к переборке, а рядом со мной поднимали с пола попутчиков: у Майи на шее виднелось пятно от шок-патрона, Нагисе все-таки сломали руку. А что произошло с Синдзи, я не поняла: он бессильно висел мешком, удерживаемый за шиворот десантником. В абордажном канале показались люди, и мне стало нехорошо. После разгромного поражения, после осознания, что ждет меня ни много, ни мало казнь. После всего-всего мне стало нехорошо. Потому что в просвете абордажного канала впереди небольшой группы людей шел канцлер Империи. Его Тень.
– На охранение! – сипло рявкнула команда. В шлюзе стало чуточку темнее, когда на борт фрегата ступил невысокий человек в простой форме высшего офицера – всего лишь длинный темно-серый сюртук, строгие брюки, бледно-серые перчатки. Ну а лицо его все видели по-своему. Я уяснила, что на этом лице есть флотская бородка и багровые очки, а дольше разглядывать Его Тень мне не хотелось. Хоть как это понимайте. Сопровождающие расплывались в тумане, отчаянно хотелось закрыть глаза. Я не знаю, как там с Червями Пустоты, не знаю, есть ли у людей аура, но от этого… существа хотелось бежать очень быстро.
Просто из страха за свой рассудок. Я опустила глаза. Интересно, что хуже: быть отступницей или пособницей человека, который обокрал Его Тень. Или даже так:
припомнят ли мне вообще бегство из Инквизиции?
– Приведите его в чувства. Глубокий голос канцлера звучал сразу со всех сторон, будто его ввели прямиком в мозг. Я слегка повернула голову, чтобы рассмотреть, что там делают с Синдзи. Державший его десантник активировал запястную аптечку и приложил предплечье к шее обормота. Тот дернулся и замер в мертвом захвате, глядя прямо перед собой. Сочувствую, Синдзи, от всей души. Очнуться и увидеть над собой канцлера – это кошмар. Наверное, это был первый момент, когда во всем этом ужасе я ощутила себя по-настоящему виноватой. Не проигравшей, не побежденной
– а именно виноватой. /'Прости меня, мой капитан. Пожалуйста'/.
– Долго за тобой пришлось бегать, сын, – сказал Его Тень. Я продолжала глядеть на эту сцену, даже когда до меня дошел смысл сказанного. /'Сын?//!//'/
– Это было безответственно.
– Я… – выдохнул Синдзи, во все глаза глядя на канцлера.
– Поговорим после восстановления памяти, – отрезал Его Тень. – Пока что ты бесполезен. Обормот смотрел в лицо канцлеру, и я только сейчас – после всего этого насчет «сына» – поняла, что тут не так. Чертов заика пялился в лицо человека, на которого боялась взглянуть огромная держава – пялился снизу вверх, с недоумением, растерянно, со страхом. Да, все это было, но он, черт побери, смотрел.
– Рей, – сказал Его Тень. – Подойди. Аянами вышла из-за спин солдат и встала рядом с Синдзи.
– Ты разучилась кланяться, кукла? – спросил канцлер. Девушка склонила голову, попыталась выпрямиться – и застыла.
– Ты разучилась извиняться? Тот же бесстрастный тон, наверное, изучающий взгляд. И мне, стоящей на коленях, видно ее глаза – глаза человека, которому очень больно. В алых глазах последней из Аянами плавилась нечеловеческая боль, прошла еще секунда – и она вздрогнула, склоняя голову все ниже, а я была слишком потрясена, чтобы понять, что воздух уже звенит от чудовищного напряжения боевой энергетики, а у меня из носа течет тонкая струйка крови. Правый кулак Его Тени небрежно сомкнулся, и Аянами рухнула на колени. Я видела только опущенные белые волосы, вздрагивающие плечи.
Теперь я чувствовала себя не только виноватой, но и лишней. И еще сильнее виноватой. И – потрясенной: страшно было даже представить, как можно сломать Рей.
– Всех на «Ясиму», кроме этих двоих, – сказал Его Тень.
– Есть! Меня потащили, но я извернулась уже в самом абордажном коридоре.
Шлюз «Сегоки», освещенный мертвенным светом, две фигурки на коленях, и одна тень над ними. Его Тень. *** Повторно очнулась я в камере – боксе полтора на полтора. В верхней части тесного кубика горел красный огонек, в нижней нашелся только лючок параши. Как эта камера открывалась – я не смогла понять. В воздухе витал запах крови, саднили десны, и все тело пульсировало разбитой усталостью. Я сидела, обняв колени. Сложно сказать, думала ли я о чем-то – наверное, да. И почти наверняка думала о чем-то несущественном.
Время? Время шло мимо. Порой я возвращалась в сознание, и тогда мне становилось страшно, пускай ненадолго: мой больной разум очень себя любил, а потому защищался всеми силами. /'Я проиграла»,/ – так назывался единственный шип, который я не могла вынуть из своего сознания. Мне хотелось думать о том, что меня вздрючили, хотелось унижать себя, клясть себя, как последнее ничтожество, которое пустили в рубку. Хотелось, да. Но, проклятие, вместо этого я видела растерянного обормота и согнутую болью Аянами, и эти двое выжигали мне мозг похлеще осознания собственного ничтожества. /'Да горите вы в аду, вы//,//двое! Ненавижу! Я себя под казнь подвела, себя, не вас!'/ Нихрена это не помогало. Нихрена. А еще убивала тишина. В тишине у меня было время на всю чертову сотню голосов, которые твердили, что я выбрала самое тупое решение из возможных, и опытная космонавигаторша не успевала от них ото всех отбиваться. Голоса убивали своей логикой: /'Вот если бы ты знала…'/. Они предлагали более удачные решения: /'Ну как ты не поняла?'/ Были минуты просветления – просветления ли? – когда я четко понимала, что сделала все правильно. Что у капитана линкора был всего один шанс из десяти тысяч, чтобы принять то самое единственное решение. /'Из десяти тысяч? Будь круче, Аска! Из ста тысяч! Из миллиона!'/ Нет, возражала я. Давайте без иронии. Если бы Синдзи не затормозил после сигнала Рыжего, я бы ушла от линкора. С нулевой скорости, с нулевого ускорения – и пытаться сбежать от раскочегаренного боевого корабля? Я его повредила, я сбила его с толку – повторите то же самое с такой же разницей в классе! Я все сделала круто и даже больше, чем круто, только результат-то не меняется. /'В кошмар, Аска. Давай сходим в забытье, а? Так проще'/, – предложил сто первый голос. Он ошибся, этот милый вкрадчивый голос.
Ошибся всего на одно слово, потому что я даже на фоне этого ужаса хорошо помнила, что такое «проще». *** Я проснулась от того, что стена, на которую я опиралась, исчезла. Ощущение падения было коротким, захват – цепким и мощным, а сон снесло в мгновение ока.
– Лучше не дергайся. Коридор с одинаковыми створками был не очень большим – метров пятьдесят. Видимо, на огромном линкоре не очень любили брать пленных или запирать под замок нарушителей устава. То же тускло-красное освещение, что и в камере, тот же мертвенный аскетизм. По обе стороны от меня стояли солдаты войд-десанта в полном снаряжении. Все стандартно: один держит на мушке, второй упаковывает в энергетические кандалы.
– Вперед. Два десантника, и снова один с Легенды. Все так обыденно и предсказуемо: стандартные угрозы-предупреждения-приказы, привычные процедуры. Ах, ну да. Это же я часто так выволакивала из камер нужных для допроса людей. Я шла, стараясь поменьше думать, и как-то само собой получалось больше смотреть по сторонам. Интерьер корабля менялся: он становился светлее и светлее, мы прошли мимо зарядных камер батарей, мы проходили посты, и людей становилось все больше, нашивки и шевроны – все жирнее, и вообще: все говорило о том, что мы идем к мостику.
– Налево. /'Странно'/. Широкие ворота капитанского мостика едва показались после очередного поворота, и тут же скрылись. Зато мы пришли – куда-то в носовую часть жилого офицерского блока, – а у меня честно получилось не думать. Честно-честно.
– Войд-коммандер, разрешите! – отрапортовал один из конвоиров, нажав на кнопку вызова у одной из дверей.
– Да. Я даже почти не удивилась, услышав женский голос. В общем, оказывается, я давно уже была готова к встрече с примечательным командиром.
– Это блокмастер Адлунг, войд-коммандер! Заключенная Сорью Ленгли по вашему приказу…
– Впустить. Каюта за дверью оказалась простой, чтобы не сказать простецкой.
Для спартанской простоты ей не хватало опрятности: войд-коммандер явно без особого почтения относилась к чистоте и поддержанию порядка.
– Подождите за дверью, офицеры, – сказала сидящая за столом женщина, выключила голо-панель и
