позабыли. Лучше молчать. Молчание – золото и кратчайший путь к безболезненной смерти, меня уже и так занесло порядком. У меня оставалась тысяча вопросов, и даже с половиной их было бы дьявольски обидно умирать, но иногда не получается по-другому. Конвоиры в коридоре однозначно на это намекали. Коридор – видимо, осевой на линкоре – был широким и просторным, и, наверное, прежней мне даже польстило бы идти по такому к собственной смерти. Прежняя «я», нынешняя «я» – что за детский сад?
Я приосанилась. Боевой линкор Империи людей, в качестве провожатого
– сама Мисато-сан, за мной – пусть и косвенно – так долго бегал звездный флот Первого гражданина… /'Не можешь избежать – прими достойно'/. Спасибо, мама, это та мудрость, которой мне сейчас не хватало. Встречные офицеры вытягивались в струну, тяжелыми складками покачивался плащ моей спутницы, а потом откуда-то сбоку налетел вихрь.
– Простите, Мисато-сан, мои извинения, – бормотала девушка, собирая с пола разбросанные карты. Кацураги наклонилась и, ухватив недотепу за шиворот, встряхнула:
– Мана! Ты меня позоришь. Могла бы и похитрее придумать. Взлохмаченная девушка сделала страшные глаза и затараторила в духе, никак нет, Мисато-сан, и в мыслях, Мисато-сан. Я отвернулась, изучая броню конвоиров. Блокмастер скучающе смотрел в потолок, а его спутник по уставу глядел перед собой, и фарса словно бы не замечал.
Броня у обоих была тяжелая, щиты активированы, а поясные захваты скорчеров раскрыты в положение «быстрый хват». /'Любят меня. Любят и ценят'/.
– … Да иди уже, чудовище, – буркнула за спиной Кацураги.
– Эээ? Аска? Я повернулась на каблуках. Темно-русое каре, огромные зеленые глазища – и остренький подбородок. Вечная девочка, хотя она вряд ли младше меня.
– Киришима Мана, капитан Сорью, – сказала девушка, явно сдерживаясь, чтобы не начать тарахтеть. – Я только хотела сказать, что я рада познакоми… Ну, то есть мне жаль, что так все получилось. Эээ… Горжусь встречей с вами, Аска. Девушка кивнула, взглянула на Кацураги и исчезла. Только глядя ей в спину, я сообразила, что на нервной девчушке форма космофлота Империи, причем, если я еще что-то соображаю, – форма летного офицера.
– Это моя ученица, – сказала Мисато-сан, жестом показывая, что нам пора дальше. – Взяла ее, когда прежний подопечный подался в бега.
– Бумажки перекладывать? Кацураги покосилась на меня и снова улыбнулась. Меня опять передернуло: все представлялось, что я веду кого-то на казнь и вот так мило и светски улыбаюсь.
– Бумажки? Ты тоже купилась, Аска. Забавно. Она капитан сингл-класса «Йонгоки» и вдобавок – боевой энергетик. Таких вот парней, – Кацураги указала большим пальцем себе за плечо, – пачками швыряет. А вы ведь любите своих учеников, Мисато-сан. Гордитесь ими – Синдзи, Маной этой малахольной. Наверное, у вас самой какая-то несовместимость с сингл-классом, вот и компенсируете изо всех сил. Я едва сдерживала неожиданную улыбку: иду вот на стирание личности и устраиваю психоанализ карманному стратегу Его Тени.
– Пришли, – сказала Мисато-сан, останавливаясь у широких двустворчатых дверей. Оттуда выкатывали какой-то бокс, и мы посторонились. Дурацкая какая-то ситуация, и пауза дурацкая: ну что мне, «до свидания» ей говорить? Я подумала и решила спросить напоследок:
– А он и правда его сын? Кацураги оттянула пальцем воротник кителя и кивнула. Плащ тяжело плеснул, конвоиры вытянулись на прощание, а я даже смогла недолго посмотреть в спину уходящему войд- коммандеру. Странная она.
Прощаться вот не стала.
– Вперед, – кивнул блокмастер. В лаборатории «Араил» царило оживление. У десятка голо-панелей суетились люди, они обменивались какими-то отрывистыми фразами на своем птичьем языке – ненавижу жаргон научников, и вот теперь это, наверное, последние слова, которые я услышу. И что-то мне так по барабану, что аж самой противно. Совсем рядом с массивной внутренней дверью, разукрашенной всевозможными «запрещено» и «соблюдайте», за отдельно стоящим столом сидела женщина и смотрела видеозапись, в отличие от остальных бездельников, ковырявших цифры, графики и прочую высшую математику. Женщина в наглую курила – самые обычные сигареты – и терла висок. Я даже не стала удивляться, когда меня повели именно к этой странной блондинке.
– Доктор Акаги? Блондинка выковыряла из уха микро-динамик и подняла глаза:
– Да?
– Вы уже закончили? Это отступник Сорью Ленгли. Доктор Акаги втоптала сигарету в пепельницу и зло сказала:
– Вы бы ее еще к вечеру привели поближе. У меня еще Червяк на сегодня.
– Извинения, доктор, – сухо сказал блокмастер. Вояки не любили ученых отродясь, а уж курящих ученых, которым устав почему-то не писан, – просто ненавидели.
– Сейчас. Надо прогнать тест. Женщина встала и хлопнула в ладоши. Бардак в лаборатории тотчас же затих.
– Господа, еще один образец, всем внимание! Стэн, проверьте кинематику, Такуя, – низкоуровневые настройки, Мия – уровень сигма… Она сыпала и сыпала распоряжениями по организации моей казни, а я скучала. Так и хотелось поторопить эту нудную беловолосую дуру. Я проглотила «образец», проглотила дерущие горло вопросы, на которые так и не получила ответов, – я все проглотила и теперь с интересом изучала лабораторию. Мне было интересно, сколько я успею тут поломать, прежде чем сработает охрана. Будь я уверена в том, что меня убьют на месте, я бы устроила тут самый настоящий цирк даже в энергетических наручниках, а так…
Перебьетесь. Уже чуть ли не засыпая в чудовищной апатии, я зацепилась взглядом за видеозапись, которую смотрела доктор Акаги, и ощутила удар под дых: на экране в каких-то захватах билась Майя Ибуки. Ее трясло и ломало, а какой-то яркий нимб над ее головой лучился всеми оттенками зеленого. Потом гомон в лаборатории на секунду затих, и прошлый удар показался мне нежным тычком. В брошенном на стол микро- динамике бился отчаянный крик – тихий-тихий, едва различимый на фоне гудения охладителей: /'Аска, умоляю, спаси!//!//'/ Ты теперь знаешь, с каким боксом раскланялась на входе, правда?
Знаешь, что это вывезли? Ты ведь знаешь, Аска? От шока я опомнилась, только обнаружив себя в захватах на каком-то стенде – точно на месте докторши. Скука. Боль – я кого-то поломала там, в лаборатории, кого-то уволокли в медчасть. Всё было в прошлом, всё – и все. Синдзи, Майя, Каору, Рей. Простите меня. Я ошиблась там, где нельзя было. Пожалуйста, простите меня.
*Глава 20*
Если вам доводилось испытывать фантомные боли, вы меня поймете.
Даже если вам не отрезали руку или хотя бы палец, все вы когда-то кого-то любили так, что ах. Или ненавидели. И вот все уже успокоилось, утряслось, у вас верный друг, паршивых овец нет, ваша семья на хорошем счету в демографической службе, когда вот она – встреча. В монорельсе, в баре, в департаменте карточек. Неважно. Вы встретились, уже позабыв друг друга, – и что-то заныло. Можно хоть тысячу раз себя перекопать, но вы точно уверены: вам все равно. А оно ноет, ноет, ноет… Страшная вещь – фантомная боль. У меня болел мозг. Он не может болеть, но болел, словно его больше не было. В голове было пусто, пустоту наполняла боль, я, кажется, где-то лежала, и все это до омерзения походило на чистилище. С другой стороны, процессу стирания личности ничто не мешает выглядеть именно так. /'Ничего не вижу'/.
– Какой цвет перед глазами? – спросил голос.
– Никакого, – послушно откликнулась я. – Все черное. Голос заворчал, а я с растущим интересом прислушивалась к миру.
Тишина позванивала какими-то колокольцами, однозначно намекая на глухоту. Тогда какого дьявола я слышу голос? Додумать мне не дала яркая-яркая вспышка.
– А так? Мне не пришло в голову ничего лучше, чем заорать от боли: свет выжигал меня на радостях, словно его только что создал сам господь бог, и ему не терпелось заняться чем-то. И пока я орала, перед
