например, какая-то безвестная ученая дамочка.
– Аянами изменилась, Сорью, – тихо произнесла доктор. – Очень изменилась. /'Не говори Синдзи. Он расстроится'/, – вспомнила я.
– Это ваша забота, доктор, – сказала я вслух. – Не моя.
– И твоя в том числе. Аянами включена в состав группы сдерживания на фрегат «Сегоки». А ты капитан флагмана этой экспедиции. Так-так. И снова планы командования неисповедимы. Зато теперь я догадывалась, как собирался делать ноги мой дорогой обормот. Что-то в духе: /'Рей, я все прощу, давай улетим, ты только убей их всех'/. Мерзко-то как, аж не хочется верить в то, что он хотя бы думал о таком, но других вариантов-то нет. Нет же?
– И зачем вы мне все это говорите? Доведите до сведения Кацураги или Его Тени. Акаги пожала плечами и что-то достала из кармана. Черт, я надеюсь, она не собирается здесь курить?
– Забавно, что ты упомянула Его Тень. При всем желании, ничего забавного я в этом не находила, да и в тоне женщины вроде тоже юмора было мало. И вдобавок…
– Его прямой приказ? – предположила я, ощущая неприятные коготки в горле. Лифт остановился, и коротко квакнул сигнал: сейчас, мол, выпущу.
– Да, – Акаги все же подожгла сигарету. Что ж Его Тени все неймется с психологическими экспериментами, а?
Он провоцирует сына? Дает понять, что ничего не выйдет? Или (А-а-а!
Я запуталась!) и в самом деле предоставляет шанс сбежать?
– Она ментально нестабильна, Сорью, – сказала Акаги, уже выходя из лифта.
– По-моему, это называется по-другому, – крикнула я сквозь уже закрывающиеся двери.
– Я знаю. Это меня и беспокоит. Створки с причмокиванием прищемили хвост последней реплике. И я поехала дальше – на один уровень выше, с еще одной проблемой в багаже. *** Я сидела перед силовым экраном и старательно держала ладонями колени. По ту сторону прозрачной пленки пока что было пусто, и пустота эта была сосущей, причмокивающей, она тянула из меня нервы и призывала нервно отбивать каблуком секунды ожидания. Очень хотелось ни о чем не думать, и особенно – о сегодняшних событиях. Пискнул сигнал, в затененном углу открылась дверь, и поганые мысли наконец удалось разогнать по углам. На стул напротив меня усаживался Каору Нагиса.
– Судя по твоему лицу, – весело сказал беловолосый, – тебе хочется за меня отомстить. Я разглядывала штурмана «Маттаха» и подбирала слова. Шея у него была замотана эластиком, а на запястьях обвисали системы кибер-капельниц. Из разреза больничного балахона торчал какой-то кабель, уходящий за дверь, через которую Нагиса вошел в комнату для свиданий. Ну, а сам халат был подозрительно бесформенным, словно под ним на теле было много лишнего. В алые глаза кто-то щедро всыпал пепла. Отомстить, говоришь? Ну, не знаю, не знаю. Но что-то ядерное точно хочется применить.
– А что у меня с лицом? – спросила я, сообразив, что надо бы и вслух немного подумать. Каору приподнял брови:
– Ну, ты прямо аж окаменела, когда я вошел. И не надо быть уродом, чтобы ощутить твою ярость.
– Не надо, – согласилась я. – Не каждый день увидишь гибрид человека и медотсека. Он улыбнулся еще чуточку шире и кивнул:
– Точно. Увы, мне еще с месяц без этого нельзя, – сказал он, погладив затянутую в медицинский пластик шею. – Впрочем, у нас нет месяца, верно? /''У нас»? Ты шикарен'/.
– Нет. Вылет на днях, снаряжение кораблей уже заканчивают. Нагиса протянул руку, погладил пленку силового барьера.
Капельница, не теряя времени, подумала и что-то там ему впрыснула в запястье.
– Ты много переживаешь, – сообщил Каору, глядя на меня поверх своей растопыренной пятерни.
– Тоже мне, новости, – фыркнула я. – Хотя меня вот сегодня фаталисткой обозвали.
– Даже так?
– Ага.
– Дай угадаю, – ухмыльнулся парень. – Синдзи?
– Он самый.
– И как у вас с ним? Я вздрогнула. Это был вопрос Маны, только почему-то он разительно отличался – настроем ли, интонацией. Или тем, что Каору – это все-таки Каору.
– Он сын канцлера. Его Тени, – ответила я.
– Не понял, – удивленно протянул Нагиса. – Тебя заставили спать с ним?
– Ты дурак?! – рявкнула я. – Причем тут это? Нагиса помолчал, не открывала рта и я: я была занята, ругала себя за разговор. Ну нет чтобы ответить, мол, все клево, спим вместе, завтракаем, о будущем треплемся. Так вот ляпнула же чушь.
– Он замечательный, пока ему не выпадает шанс воспользоваться кем-то. Я машинально кивнула, а потом сообразила, что моя мысль только что прозвучала вслух. И подозрительно мужским голосом. Каору серьезно смотрел на меня с другой стороны силового барьера, и вот этот вот взгляд без грамма издевки – я просто на нем повисла, обмякла. Он влез мне в голову, вынул оттуда самое страшное откровение, вылез наружу и сидит теперь, смотрит. И мне его даже уничтожить не хочется. А мне после этого еще с Синдзи общаться.
– Давай не будем об этом, хорошо? – сказала я.
– Давай, – кивнул он. – А о чем будем? Вопрос почти прошел мимо моих ушей: между ушами все было плохо, и все это плохое вертелось вокруг имени «Синдзи». Одним беспощадным ударом Нагиса вскрыл то, о чем я, оказывается, уже думала. Что с ним произошло? Где, как, не на стыке ли разрезанной памяти?
Детская обида на Рей? Обида на отца? Или все-таки прорезалось в нем инкубаторское, лабораторное детство? Или наконец вылезли наружу гены? И ведь что весело: умом я понимала давно, что Синдзи заботливый и неуверенный далеко не во всем. /'Давно? Да с первых часов знакомства, с бомбы с этой генной!'/ Был расчетливый десант на отзеркаленную каравеллу, была неимоверно легкая реакция на уничтоженную планету, был честно выполненный контракт с хозяевами базы «Ируил». Умом-то я понимала, что летаю с торговцем смертью – пускай странным и необычным. Но ум – это ум, а милых парней, которым не все равно, так мало в нашей жизни. И мне просто потрясающе повезло, что я заметила вовремя: расчетливый парень перенес свои расчеты и на отношения. Осталось только выяснить, кто такая в этих расчетах я сама: удобная пилюля от боли по имени «Рей» или просто удобная. Точка.
– Можно я тут посижу? – весело поинтересовались откуда-то из пустоты. Нагиса, чертов остряк. Неприятные мысли послушно собрались в кучку и уехали в дальний ящик. Все же есть преимущества в наведении порядка в голове: начинает работать моя инквизиторская самодисциплина, черт бы ее побрал.
– Да куда ты денешься, – ответила я. – До пяти двадцати ты мой.
Если что, Акаги разрешила.
– Акаги? А кто это?
– Это такая древнющая стерва с родинкой и крашенными в белый волосами, – со вкусом сказала я.
– А-а, эта. Нагиса поерзал на своем неудобном стуле и потер шею.
– Ты знаешь, что она учитель Майи? Я, кажется, скрипнула зубами. Гребаная ты вселенная. Как меня все твои хитрые связи задолбали. Нагиса все говорил, говорил – о десятках учениц, о многовековой карьере Акаги, о том, как все обернулось о том, что Майя…
– Стоп, – попросила я. – Не надо.
– Что?
– Не хочу знать, где она так ошиблась, что ее сослали. Если бы Майя захотела мне рассказать – она бы рассказала. Каору просто кивнул – подозрительно быстро, будто бы он реагировал не на слова.
– Да ты, я смотрю, тут совсем распоясался, говнюк, – сварливо сказала я. – Перестал сдерживаться?
– Ага, – легкомысленно сказал Нагиса. – Мне не просто разрешали, мне приказывали лазать по чужим головам.
