короткие=курчавые волосы, коротко подстриженные и выглядевшие как наклеенный синтетический коврик. Глядя на него, я всегда вспоминал бакелитовых Мэки – популярные в пятидесятые годы игрушки, изображавшие ежа. Когда ты видишь – у человека – такой лишенный лба череп-арбуз, невольно задаешься вопросом, а где тут, собственно, вообще место для человеческого мозга – и то, что все-таки помещается в его голове, не есть ли это часть не только его мозга, но мозга вообще, мозга-любого-человека, который всегда вмещает в себя, помимо прочего, неуживчивость, склочность, склонность к жалобам&протестам; но только парню, о котором идет речь, от-природы была дана исключительно эта часть мозга.– Когда он говорил, это по большей части были угрюмые обвинительные тирады, исполненные мелочного упрямства&зависти, вперемешку с проникнутым сочувствием к себе, завидным знанием собственного правового положения. И постоянно в свое нытьё он вплетал стереотипные фразы: Когда я еще состоял на общественной службе, или: На общественной службе такие вещи невозможны – Вы должны просто знать свои права & уметь ими пользоваться. На общественной службе – Там мы все-как-1 показывали своим боссам что почем Можете мне поверить – :немногие козыри, которые он, однако, при каждом удобном случае выкладывал на стол, так часто, что никто, дабы не тормозить его поучающих экскурсов о нашем правовом положении, даже не задавал ему вопрос, а почему же тогда он оставил свою замечательную общественную службу, или: уж не сбежал ли он оттуда & почему. – Обычно ему позволяли болтать языком до тех пор, пока он, раздраженный глупостью&невежеством коллег, не умолкал сам. А между тем, мы всегда со смущением ощущали, что он не разбирается по-настоящему ни в наших правах, ни вообще в обстоятельствах нашей жизни – дурацкое, гложущее ощущение, которое оставляло на языке привкус ржавых железных опилок & иногда даже выхолащивало мои сны, после чего я сам просыпался в дурном & мелочно-сварливом расположении духа.– Непохоже, чтобы Арбузоголовый был когда-то профсоюзным работником, ему нехватало знаний о подлинной материальной нужде, да и предпринимателем я его как-то не представлял – из-за отсутствия у него гибкости мышления & умения радоваться игре с собственными деньгами, со случаем; он хотел быть в курсе всех новостей и потому выпячивал, выставлял напоказ свою натуру – вечно сочащуюся ядом в тени чужих распоряжений&приказов, враждующую с судьбой, которую он воспринимал как незаслуженную и которую ему, когда-то занимавшему лучшее положение, навязали как ему казалось, силой. (Его отец, с которым он, по слухам, враждовал, был будто бы мелким предпринимателем, владельцем 1 из тех компьютерных фирм с 3 или 4 сотрудниками, которые, в духе того времени, занимались тем, что на короткий срок, прибегая к инфляции, впрыскивали в какую-нибудь отрасль новую жизнь, но сами исчезали так же быстро, как появлялись.)
Его воля к просветительству распространялась еще и на совершенно другую сферу. Он повсюду возил с собой 1-1ственную книгу, которую к месту и не к месту цитировал & дополнял комментариями, основанными на собственном опыте: книгу о чудодейственном целебном воздействии мочи….. Книга & соответствующее учение, в котором нераздельно смешались заимствованные из книги идеи и позднейшие «апокрюфы», в моем понимании, то есть в понимании недобровольного (по большей части) слушателя, были своего рода Вульгатой мочепузырников; & этой общине верующих, вопреки существованию знаменитого барьера, который, невредимый, пережил все по(па)-литические неурядицы и всегда обеспечивал апартеид – всегда был надежной стеной – между М и: Ж, – так вот, этой новой общине верующих, 1ственной, удалось-таки, с помощью особого сливного устройства, слиться в лишенном разделительного барьера коллективном радении.
Тем не менее, и здесь у Арбузоголового получился облом, как с прочими его просветительскими кампаниями: от ироничной ухмылки по поводу миссионерского рвения до рвотной реакции, вызывающей отвращение & судороги в желудке, всего 1 шаг; и результатом глубоко въевшейся в мою память, зацепившейся за нее ассоциации – ведь у меня не было оснований полагать, что эта смесь, однажды объявленная спасением&благословением, когда-нибудь сама собой бесследно исчезнет, – стало то обстоятельство, что Арбузоголовый (как и авторша книги) неизменно виделись мне окутанными облаками теплых мочеиспарений.– Эти 2 направления просветительской деятельности Арбузоголового были для меня – как, думаю, и для моих соратников по Легиону – достаточным основанием, чтобы по возможности избегать его общества.
Человек этот мог бы стать баловнем приверженных китчу женщин & прочих филантропов, если бы из-за ленности, наложившей отпечаток на его внешний облик и заложенной в самой его натуре, у него не отсутствовали главные качества, которых ждут от исполнителя роли писсуарного попечителя: а именно, подспудное-инстинктивное, пусть и засыпанное позднейшими отложениями, но явственно ощутимое мужское=сильное начало; как и другое, мужское=слабое; а также – пусть тоже засыпанное – добротное ядро; и – непременно – знание кичащихся своим добродушием женщин, умение прислониться к мужчинам, тоже не вовсе лишенным доброй воли. –:!Этого, прежде всего, ему не хватало, потому что его выставляемая напоказ сущность не могла не возбуждать подозрение, что человек с такой внешностью, явно испытывающий неприязнь к любым телесным-движениям & формам- физической-активности, должен быть слишком ленивым и как сексуальный партнер. Так и получилось, что уделом арбузоголового брюзги стала мелочная, подпитываемая ежевечерней выпивкой борьба против всех и каждого, а в конечном счете – против себя самого. Тем не менее, он умел, как я убедился – среди прочего, и на примере его обращения со мной, – активизировать низшие инстинкты групповой солидарности, сочувствия товарищам; взращивать эти инстинкты на дурной почве своей конфликтности и даже пожинать какие-то полезные для=себя плоды. Свой особый статус он сохранял годами, что было редкостью для Иностранного легиона.
Это название, как я слышал, выдумал для нашей строительной бригады, много лет назад, 1 тогда уже пожилой человек. Он, этот человек, прежде служил в настоящем Иностранном легионе – послевоенные неурядицы вынудили его заняться такой работой. Говорили, что он ни разу ни словом не обмолвился о своем легионерском прошлом – если не считать имени, которое он дал бригаде. Позже, рассказывали мне (и звучало это как пересказ мыльной оперы), он получил какое-то наследство, !свыше полу!миллиона марок, и тогда – что !неудивительно – в одну прекрасную ночь исчез из строительной колонны. (Некоторые уверяли, будто человек этот потратил все свое наследство на то, чтобы приобрести экипировку профессионального наемника, после чего, снарядившись таким образом, напоминая туго перетянутый окорок, с остриженными под машинку волосами & в крепких, годящихся для лета и зимы десантных бутсах (:у НИХ загорались глаза, когда ОНИ переходили к деталям его обмундирования : Никогда еще я не видал молодежь, которая была бы ближе к государству, чем сегодняшняя; такая близость означает для нее гибель, ибо тот, кто слишком приближается к государству, неизбежно становится тем, в чем государство нуждается постоянно: пушечным мясом…..), – ведь он знал, что никогда не затухают пламена дерьмовых войн, не имеющих ничего общего с теми войнами, о которых мы знаем по фильмам и историческим книгам, но состоящих из конвульсивных-передвижений грабительских-набегов поспешных- микро-геноцидов захватов-добычи & последующих разбеганий-по-тараканьим-щелям; войн, для которых постоянно лишь шипящее пламя ненависти, как огонь из реактивного двигателя, которое, кажется, катапультирует все новые и новые безжалостные конфликты; так вот, человек этот, который якобы наплевал на комфортную жизнь, ожидавшую его как наследника полумиллионного состояния, который напоминал в своем обмундировании жирно поблескивающий боёк винтовки & обладал рефлексами хищного зверя – волка пантеры гиены, – устремился куда-то на край света в болота джунгли пустыни как один=из-этих Dogs of War[10] …..) Но на самом деле никто больше о нем не слыхал.
Исчезали время-от-времени и другие люди из нашей бригады, но, конечно, совсем иначе: Ибо время- от-времени кто-то не справлялся со своими нервами и у него, так сказать, съезжала крыша. Поводы обычно бывали ничтожными, непредсказуемыми, как та последняя капля, из-за которой вода в бочке переливается через край: например, какая-нибудь дурацкая подначка, которую прежде уже повторяли десятки раз, но именно Здесь&Сейчас она переполняла меру терпения; или же новое унизительное распоряжение начальства – однажды, например, нам сообщили, что, пользуясь общественным туалетом или, на природе, собираясь присесть за кустиком, мы !ни-в-коем-случае не вправе снимать с себя сумку с рабочими инструментами – Рабочий инструмент всегда остается на-работнике (значилось в бумаге). А ОНИ сладострастно ждали каждого нового предписания, высиженного рабоче-аристократической
