наседкой: очередным кретином из окружения шефа; ОНИ, доморощенные Ссак-Раты, и сами кое-что придумывали, чтобы новички в Легионе, такие как я, – честные дураки, еще не растерявшие приобретенных снаружи представлений о правах&достоинстве личности, – проявляли строптивость по отношению к шефу и навлекали на себя соответствующие неприятности. Тогда эти скоты злорадствовали & ждали ближайших указаний с-верху; каждый хотел быть 1м, кто узнает о Новейшем Распоряжении, чтобы можно было на этом сыграть &, воспользовавшись своим «знанием», посадить в лужу простофиль, не обладающих такой информацией. За выполнением подобных идиотских распоряжений следили с педантичным садизмом, ранее свойственным капо[11]; никаких надсмотрщиков, прорабов не требовалось – надзор осуществляли сами «коллеги»: каждый следил за всеми другими. Даже после обнародования такого=нового распоряжения 1 из этих кретинов внезапно распахивал дверь сортира или появлялся, быстрее чем навозная муха, возле куста, за которым кто-то вытирал себе задницу, & чуть позже все уже знали о нарушении Нового Предписания. !Это нужно !сразу же обсудить в коллективе – !пусть каждый услышит & передаст другим: Как халатно он (Имярек) относится к своим обязанностям: даже не знает !распоряжений начальства – ему на все !наплевать – живет как придется – ! Невероятное свинство – Надо бы !понизить ему зарплату, он свои бабки !точно не отрабатывает: придурок – строптивый, ни на что не пригодный выродок –
Но подлинной причиной внезапных вспышек ярости была сама эта работа из-под палки, во всей ее временной протяженности: часы-и-часы в грязи, зависимость от дурных- настроений&прихотей начальства, низменность которых может быть превзойдена только настроениями&прихотями своих же «коллег»; мелочные=злобные властные игры, всегда одни и те же, и потому «срывы» тоже бывали всегда одинаковыми: Либо человек, забаррикадировавшись в своей комнате, никого не пускал внутрь и отказывался выходить, во внезапных припадках ярости крушил мебель – либо он ломал рабочие инструменты, поджигал грузовик – либо напивался до чертиков, врывался в канцелярию к шефу & грозился избить его или: убить. Еще ни разу, правда, ни один шеф не получил хотя бы 1 царапину, потому что подобные инциденты, если они происходили среди своих, так или иначе улаживались кулаками коллег; когда же возникала угроза, что набьют морду шефу, всегда вызывали полицию. И новичок – как несколько месяцев назад я сам – появлялся на месте очередного исчезнувшего смутьяна, о котором никто с тех пор ничего не слыхал. Потому что те, что «переливались через край» (как я вскоре понял), – они-то как раз еще отчасти оставались людьми, еще сохраняли в=себе витальные импульсы, направленные против равнодушного унижения человека, против дурной бесконечности….. И никто из них не вернулся бы добровольно в Иностранный легион…..
Поначалу, наверное, Арбузоголовому все сочувствовали и старались продемонстрировать ему свою солидарность: ведь притязал он только на положение работяги, 1 среди многих других работяг, целыми днями вкалывающих в грязи. Говорил он об этом сперва как бы в шутку, насмешливо, позднее – презрительно и угрюмо, самоотчужденно. Но вскоре у людей возникало другое ощущение: им казалось, они играют в карты с шулером – чрезвычайно наглым&подлым, хитрым, но до смешного опустившимся. Он постоянно вмешивался в жизнь других, на голубом глазу заявляя о своем намерении Сделать что-то для тебя, потому что ведь невозможно, чтобы все продолжалось так же и дальше – :он, следовательно, был из таких, у кого !никогда нельзя одалживаться.– 1нажды, когда он выдал очередную докучную тираду, один из трех пожилых рабочих, всегда молчавший, открыл-таки рот (старик был из Северной Германии) и сказал, кивнув в сторону непрошенного защитника его прав: –Кадынибуд кажный палушит шожашлужил, тэмм усе и жакончица. (длинная пауза) –Тады и канцы шканцами шадуца. – После чего опять погрузился в пепельно-серое молчание. Но угроза старика и предугаданный им ход событий – в этой удушливой атмосфере, которая состояла из ярости презрения-к- себе ненависти и которая, подобно вызывающей зуд известковой пыли, воздействовала на каждого, – ни на кого впечатления не произвели.
А я вдыхал кисловато-холодный запах пота, который эти парни, когда переодевались в бараке, с самоуверенным бесстыдством распространяли вокруг себя & который исходил в основном от их одежды, рабочей и «гражданской», – и удивлялся, почему они, ничуть не стесняясь, навязывают свой запах другому человеку, более того, без всякого смущения могут рыгнуть в лицо собеседнику или, находясь в компании, пустить газы – !?Может, такого-рода посягновения на меня в действительности были предложением&требованием вступить в ИХ круг, попыткой заставить меня ощутить свою принадлежность к НИМ, а также напоминанием, что мне и !не-остается-ничего-другого, кроме как неотменно и, так сказать, на-всегда стать одним из НИХ (так они, после вечеринки в пивной или дискотеки, уводили своих girls: одна рука крепко, как капкан, обхватывает молодую женщину за плечи или шею, и не поймешь, то ли это телячьи нежности, то ли полицейское задержание –); дружеские жесты, групповые объятия – всего этого я, со своей стороны, с завидным упорством и (вероятно, ощутимой & заметной для них) брезгливостью избегал. Могу себе представить, по !какому валютному курсу они меня оценивали.
А теперь ОНИ соединились с крестьянами в новый, бoльший круг; и опять это было предложением, протянутой мне рукой, которую я, так сказать, самым естественным для себя образом оттолкнул, поскольку попросту улизнул от них & только гораздо позже, слишком поздно, впервые осознал, что и !этот круг представлял собой совокупность многообразно-&-сложнопереплетенных правил внутри системы конвенций определенной группы, что правила эти никто не мог – без серьезных последствий – нарушить или: даже просто проигнорировать; потому что чем больше сообщество, тем ничтожнее скрепляющий его общий знаменатель. Бутылки шнапса&пива вспыхивали, как стеклянные клинки, в отблесках костра, перед лицами, которые разгорались изнутри пунцовым огнем и казались масками для Хэллоуина, – так выглядели эти вигилии, ожидание смерти Чужака во-внутри руины; ИХ голоса, набиравшие силу вместе с языками пламени, & музыка, которая заглушала все прочие шумы ночи (но батарейки в транзисторах при такой силе звука быстро сели; из динамиков теперь доносились только скрежет-скрип-кряхтение, как если бы со дна жестяного ведра отскребали зазубренными ножами остатки цементного раствора…..), – все это надвигалось на меня, проникало в темноту перед руинами.
Между тем, про него, умирающего Мертвеца, который так долго их задерживал, ОНИ – в своем кругу & в этот момент, – очевидно, совсем забыли. После того, как ОНИ нескончаемо долго издевались над 3 албанцами, которых, как ОНИ поняли, до глубины души испугало ! происходящее там-внутри, в предназначенной на слом руине, и которые, многократно перекрестившись, попросту унесли отсюда ноги – а им предстояло преодолеть пешком почти двадцать километров, чтобы вернуться на базу, но они, несомненно, пошли бы и на гораздо большие неудобства, лишь бы ни одной лишней минуты не оставаться Здесь, рядом с !живым Мертвецом, лишь бы не пришлось ступить во-внутрь руины (:что, как типичную дерьмовую работу, в этом 3 чужака не ошиблись, наверняка поручили бы им=одним, без малейшего шанса уклониться) – : – Уже одно это, для членов такого-круга, было достаточным поводом, чтобы предать осмеянию детское неразумие чужаков. А потом, давая выход уже разыгравшемуся злорадству, ОНИ принялись рассказывать анекдоты.
По сути, однако, то были вовсе не анекдоты, а унылые пересказы так называемых скетчей из так называемых развлекательных телепередач, которые именно в Германии отличаются особой бездарностью (там за народное, остроумное или: ироничное принимают то, что попросту бездарно…..); такие-то истории- полуфабрикаты ОНИ теперь выкрикивали, как ненормальные, в уши друг=другу & в своем тщеславии пытались даже воспроизводить шумовые эффекты оригиналов: смехотворно вытягивали губы или перекореживали лица, превращая их в студенистые воронкообразные личины, из-за чего ИХ бледные физиономии приобретали еще большее сходство с клецкой, в которой кто-то палочкой проделал отверстие – рот. И они вообще постоянно вышептывали мычали горланили & отрыгивали свои подражания словесным отбросам, которые казались им остроумными, – или, в рабочих перерывах, сидели как в капсулах, хотя и рядом друг-с-другом: у каждого к поясу прикреплен Walkman, а из наушников – эти нелепые имитации когда-то распространявшихся через «зимнюю помощь» ушегреек как бы заключают в скобки ИХ черепа, – толчками вырывается шипение, пронизанное дребезжанием в