Собачьи ночи

Толстяк прячет сигаретную пачку в карман пиджака и одновременно носком ботинка раздавливает сигарету, незадолго до того выпавшую изо рта пострадавшего, – как если бы он хотел, чтобы ее остатки безвозвратно исчезли в трещинах асфальта.

Пока все это происходило, мне удалось протиснуться сквозь толпу зевак, поближе к Толстяку. Его последнюю фразу я расслышал – но, конечно, не понял, что она значит. Толстяк, хотя все время стоял ко мне спиной, похоже, заметил мое замешательство, да и не ждал от меня другой реакции:

–Между прочим, ?знаете ли вы историю о рабе, которого распяли на Аппиевой дороге после того, как со спартаковским=восстанием все пошло вкривь и вкось. – Его благозвучный голос, судя по силе звука & интонации, предназначен сейчас исключительно для моих ушей. Массивную голову он слегка наклонил к плечу & завороженно смотрит в проясневшее небо, как если бы там, в воздухе, проплывали клочки бумаги с фрагментами его текста или как если бы слова его истории вспыхивали наподобие рекламных надписей на фасадах домов.

–Римская туристская=чернь, весь этот благородный сброд, охотно прогуливалась, отчасти в паланкинах, отчасти пешком – в сопровождении других рабов & с приятным ощущением своего торжества, – мимо шеренги распятых. А на 1 из крестов, которых воздвигли более 6000, висел раб с огромным пенисом. И этот раб еще жил. (Толстяк вытаскивает из кармана пиджака яблоко, держит его в правой руке и смотрит на глянцево-зеленый плод, как если бы хотел прочитать что-то на чужом лице.) –У него, так повествует предание, были зеленые глаза, зеленые & сияющие, словно изумруды, с ! невообразимым зеленым блеском. (Он откусывает от яблока зеленовато-белый мерцающий кусок &, разжевывая его, продолжает свой рассказ.) –И вот одной римлянке – ее муж, солдат, как раз тогда занимался в каком-то отдаленном уголке империи своим мясницким ремеслом, то есть находился far away from home & whore[17] – этой римлянке чрезвычайно понравился раб с зелеными глазами & гигантским пенисом : Она велела снять его с креста, на ее вилле ему обработали ужасные раны & ее собственные рабы принялись его выхаживать. У раба-с-креста ни в чем не было недостатка, & по ночам он мог даже «вставлять» своей новой госпоже, этой богатой патрицианке. (Толстяк смахивает каплю яблочного сока, брызнувшую, пока он рассказывал, ему на рукав, и с удовольствием откусывает еще кусок.) –Так продолжалось, может быть, шесть дней&ночей, или семь, – но тут вдруг пришло известие: !Супруг возвращается с поля брани. От заместителя, следовательно, пора было избавляться – и на 7й день его ! вернули на крест; те же рабы, которые вылечили распятого, вторично его распяли. Он даже получил свой прежний крест, который 1ственный еще оставался свободным. И из страха перед обвинением-в-снятии-с- креста женщина еще прежде приказала вырвать ее Семи-Дневному-Активисту язык. «!Руки вверх и !не двигаться» :с ним обошлись как с Кхристом. Пишущую руку намертво прикрепить к перекладине, языку же, предварительно отделив его, предоставить свободу передвижения – Правду совсем нетрудно сделать немой. (И, продолжая уплетать яблоко:) –Может быть, эта женщина даже велела слугам законсервировать вырванный язык, засолить его или заморозить во льду с Альбанских гор[18] – & потом сохраняла в память о доброй службе некоего Кобелиного Языка в ее промежности – (снова откусывает от яблока) –И все бы хорошо, только это засоленное или замороженное дилдо оказалось предателем: ибо история так или иначе выплыла наружу, иначе мы=сегодня ничего бы о ней не знали – (Толстяк шумно отрыгивается, потом:) –Впрочем, распинать на кресте – типичнейший для античности способ казни. Подумайте сами: 1 из очень немногих, которые исключают самоубийство – (он ковыряет в зубах сломанной спичкой) –мм самоубийство при такой процедуре !невозможно без ближних & их помощи : но скажите, ?!где в нашу эпоху-всеобщей-холодности еще можно рассчитывать на помощь ближних. Да (голос Толстяка звучит теперь как во сне) – когда я был молод, эта история представлялась мне весьма символичной. (Он будто пробуждается:) –Сегодня я уже забыл, почему. Только эти !зеленые глаза. Совершенно !невероятная зелень. !Если бы я вспомнил, кому такие глаза…… – Он сплевывает яблочный огрызок на мертвеца, лежащего возле бордюрного камня, прежде чем санитары успевают забрать труп.

Этот рассказ – эта уличная сцена – яблочный огрызок, сплюнутый в лицо мертвеца – : лиловый свет обрамляет вещи & людей вокруг, зрительные образы, не находя опоры, спотыкаются, куда-то соскальзывают, как бывает на мокрой после дождя черепичной крыше, – гул в голове, тошнота, влажный ненасытимый холод, который, навеваемый изнутри промокшего под дождем города, сейчас хватает тебя, но ведь ты и прежде постоянно ощущал на себе его хватку, стоит совершить малейшее движение или даже просто постоять на асфальте, и он овладевает тобою, так что твое тело, постепенно выхолаживаясь внутри, начинает так ощущать собственные внутренние органы, как если бы на кишках лежал налет инея, а в мозгу – лед; тело чувствует, как их, 1 за другим, из этого холода, заполнившего его тесное пространство, и из- него-самого-вырывают, тогда как кожа, которую волокут по острому щебню, отрываясь клочьями, сгорает, и в конце ты уже ничего !совсем ничего не воспринимаешь в качестве принадлежности этого чужого, отторгнутого от тебя тела – пойманный в клетку, без защиты, среди смазанно-аффектированного жеманства & громких голосов вокруг; сгорание на полной скорости, таков удел обнаженной плоти без кожи : Остатки дочиста-сожранного существа, выброшенные после оргии на гниющий отвал города – растущий, разрастающийся как раковая опухоль, с токсичным зловонием, исходящим из его же разложившейся плоти, запахом пота протухших фруктов одеколона – так может пахнуть только усталость, бездонная, равнодушная, ни в чем не заинтересованная усталость; покачнувшись, я отворачиваюсь – и если бы Толстяк в эту минуту не подхватил меня, я бы грохнулся на асфальт рядом с мертвецом.

2 санитара, между тем, пытаются ликвидировать последствия происшествия, с помощью носилок переместить бездвижное тело с улицы во-внутрь их машины. Это, похоже, требует бoльших усилий, чем можно было бы предположить, мертвые весят много. Все же в результате некоей последовательности рутинных действий труп поднимают из лужи цвета бурых струпьев (рана, откуда вытекла кровь, теперь уже не видна : напрасен был тихий выжидательный=ужас стоящих вокруг, надеявшихся, что, когда будут поднимать мертвеца, они увидят разорванное, лопнувшее тело –: лопнула, образовав длинные разрывы, только кожаная куртка, и наружу выбиваются куски подкладки, как если бы этот мертвец был уже давно убитым животным, из которого препаратор сделал чучело); носилки вместе с умершим быстро задвигаются в «скорую помощь», задние дверцы захлопываются – и красная машина с выключенной теперь синей мигалкой, уносясь прочь по мокрому, похожему на антрацитового цвета лоскутный ковер, асфальту, съеживается по мере того, как ее всасывает в себя туннель города. Между тем, один из полицейских кончил составлять протокол; человек с всклокоченными волосами, предполагаемый владелец МАЗДЫ, очнулся от оцепенения & цепенящей сосредоточенности на мысли СО МНОЙ ПРОИЗОШЕЛ НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ, & теперь он пытается, вместе с двумя другими мужчинами, передвинуть свой пострадавший автомобиль с улицы под арку ворот; другие толкают перед собой перекореженный, превратившийся в плачевную скульптуру мотоцикл –Только в смерти машин заключен достоверный образ страданий & трагедии смертного=человека (вспоминаешь ты свои мысли по поводу кадров другого несчастья: раздавленных танками студентов на площади Небесного Согласия в Пекине, тогда из глыб человеческой плоти тянулись вверх, словно худые руки, молящие о помощи, остатки смятых велосипедов) –зрелище смерти человека настолько абсолютно, что, как всякая абсолютная краска, нуждается в контрасте – –Потому-то люди и изобрели….. машины. (:Голос ?Толстяка, шелестящий, или это твой ?собственный, уловленный из далекой мысли, голос –).– Застрявшие в пробке водители других машин дали моторам возможность вздохнуть с облегчением; и теперь подмешивают себя & своих попутчиков, сидящих рядом с ними внутри ярких жестяных квадров, в сиропообразный поток уличного движения, который – поскольку всегда одинаковые серийные светофорные ритмы организуют его как последовательность поллютивных толчков – начинает вновь толкать взад&вперед эти застрявшие было жестянки, вовлекая их в отуманенный и затуманивающий- головы гон – гон – гон –; толпа зевак, между тем, успела полностью рассредоточиться, пока дворник, последний свидетель недавнего несчастья, царапающей синтетической метлой сметал в водосток лужицу неопределенного цвета. И посыпaл песком грязь, оставшуюся от нее на асфальте; автомобильные шины уже с хрустом пересекают светлую заплату из песка и гравия – препятствие устранено, проезд снова свободен – –

Боковая улица, в устье которой произошла авария, – без деревьев, с узкими тротуарами &