Собачьи ночи

Я должен был переехать ее еще раз.

Страх теперь исчез, вместо него – упрямство и ярость, потому что птица никак не умирала; любая другая на ее месте давно бы испустила дух, но !именно эта, попавшаяся мне, умереть не могла –. И опять я зажмурил глаза, прямо перед тем, как переехал ее : я почувствовал крошечное, слабое сопротивление колесу, мизерное препятствие, тотчас преодоленное, – и услышал 1 короткий свистящий звук, который стоит у меня в ушах до сих пор, от которого я не могу избавиться и который тогда прозвучал как жалоба – жалоба 1=из-тех очень старых людей, которые много лет назад онемели, которые знают, что никто их больше услышать не может или: не хочет услышать; и был еще такой хруст, будто сломалась ореховая скорлупка….. Я тогда быстро поехал дальше, ни разу не оглянувшись на голубя на асфальте….. Начал моросить дождь, дождь из серых тяжелых туч.

–А ведь если бы я 1-1ственный раз открыл глаза, обернулся, всего 1 раз взглянул на птицу – я бы жил спокойно до сего дня. – В тот вечер, мой 1й вечер дома после почти четырех недель Иностранного легиона, мне так и не удалось как следует напиться. Я пил вперемешку немеряное количество пива&вина, пот лип к коже : моя жена никак это не комментировала – весь=вечер, отвечая мне 1сложно, скупо, наблюдала за происходящим как за каким- нибудь механическим процессом, каждая стадия которого заранее предсказуема & известна до мелочей. Это ее особое молчание, начавшееся еще раньше, в 1 конкретный вечер –. В тот вечер, над которым нависло замечание Кажется, он теперь заделался работягой : вкалывает где-то в ! грязи….. И если бы она хотя бы !сейчас вскочила на ноги, взорвалась: Про!клятое пьянство проклятое: ты этому выучился в твоей новой Кумм Пании !точно : у всех этих Про Летариев там=снаружи в !грязи –

Она между тем, видимо, давно и незаметно для меня поднялась со скамейки в углу комнаты, шагнула за пределы винно-желтого светового пятна, отбрасываемого настольной лампой, & прочь от потных испарений напивающегося мужчины – в уличных туфлях & пальто, такой увидел я ее в дверном проеме, уже готовой к выходу, как символ холодного, без 1ного слова, расставания.

–Ты уходишь.

–Да. Потому что теперь ты начнешь рассказывать про кошку, которую переехала машина и которая тоже не могла умереть, – потом про собаку, в которую вновь&вновь стреляли, и все напрасно – И наконец речь зайдет о твоих переживаниях в связи с этим, о том, как ты, по твоим словам, 10летним мальчишкой 3жды соскочил с лопаты у Смерти, не дал ей над собой надсмеяться. А затем, как всегда, придет черед вопроса: Почему именно ты должен был увидеть & пережить такое. Я больше не в силах этого слушать.

Ее голос опять стал глухим, лишенным оттенков, – так она, в последнее время все чаще, уклонялась от внутренней сопричастности; казалось, уже ничто на свете не способно задеть ее и удержать – от-года- к-году, казалось, и от раза-к-разу она медленно & неуклонно погрязала в угрожавшем ей с детства болоте, выплескивавшемся из нее-самой, – и все больше и больше отдалялась от того, что я когда-то о ней знал, и уходила все дальше и дальше под поверхность этого болота, которое состоит из отмершего; которое ее меняло, погружало в оцепенение, она была уже потеряна для меня….. :Лицо фигура, ощущение их погружения, сверхсветлое в своих контурах и затмевающее все зримое, – я все меньше видел, чувствовал, ухватывал в ней такого, что уже не стало бы легко-заменяемым, что отличалось бы от Другого, Относящегося к неизменно туманному, призрачному дрейфованию лиц&тел по взрывоопасной теснине города Берлин…..

–!Куда это ты ?!собралась, !сейчас: так поздно, в половине –

Она быстро взглянула на меня, лицо ее показались мне пустым, с изгладившимися, расплывшимися чертами. –Раньше мама всегда меня об этом спрашивала. – И входная дверь закрылась за ней, почти бесшумно.

Я остался 1, в углу комнаты, в пятне сразу поблекшего света. Ночные часы с привкусом алкоголя, с прогорклой слюной во рту, и я даже не мог напиться. В другом углу комнаты – телевизор, выключенный, я тупо смотрел на квадрат с вертикальными тонкими бороздками; выступы деревянного динамика, для улучшения качества звука (в правом нижнем углу квадрата что-то, казалось, отломилось – во всяком случае, там зияла дыра); телевизионная трубка лишенный блеска 4хугольный глаз Полифема после ослепления – засасывающий омут из скуки из всей тины погрязших в нем лет, возрастных периодов жизни, которые вляпались в эту серость, были всосаны, притянуты этой ненасытной поверхностностью, булимически жрущей&жрущей, постоянно, и периодически разражающейся непристойной длительной рвотой, беззвучной –

!Кто бы это мог быть, этот Другой….. к которому она сейчас ушла…..

Мысли мои походили на клочки старого пергамента, по краям опаленные и пахнущие гарью, которые складывали письменные знаки в слова и фразы моих размышлений – способом, давно отошедшим в прошлое; & я, словно выйдя из самого себя, рассматривал их, как прежде рассматривал в музеях старые пергаменты, выставленные в стеклянных витринах: воспринимая эти экспонаты бесстрастно, будто бы мимоходом, каждый раз – не как 1ственный в своем роде экземпляр, но как совокупность завитков ромбиков & усиков, возникновение коих обусловлено непонятной для меня страстью к украшательству, свойственной самоотверженно & с ученическим усердием ткущемуся полотну памяти. Письменные знаки, все, выполнены в претенциозной манере, дерзко и высокомерно, – орнаментика, выдуманная, чтобы выражать притязания давно утратившей свое значение власти; и я прямо-таки видел, ощущал покрасневшие от возбуждения уши, напрягшиеся – на пишущих руках – сухожилия, повлажневшие пальцы тех, кому доверяли такого рода текстописание, точнее, тексторисование, предъявляя при этом столь высокие требования к усердному запечатлеванию сохраняемого для вечности –: !Кто бы это мог быть, этот Другой….. к которому она сейчас ушла…..

Такой конец нашего 1го вечера после почти месячной разлуки спровоцировал, конечно же, я сам. Начался этот конец, что было для меня очевидно, много недель назад, еще до ночей в Иностранном легионе. Чтобы сэкономить расходы на проживание, фирма временно расквартировала строительный отряд на крытом гумне у одного крестьянина, в сооружении, которое через пару дней нам предстояло снести. Оставшийся строительный мусор мы потом размельчили с помощью специальной машины, чтобы его можно было разбросать по тропинкам&дорогам, которые относились к владению этого крестьянина, – кирпич-штукатурка-кафель-битое-стекло : !Все – на дороги; они тогда сверкали от осколков стекла, как если бы взорвалась тысяча рождественских елок, & никто уже не мог пройти или проехать по этим дорогам, не изрезав себе подметки или автомобильные шины. Но хозяин=крестьянин в результате еще прикарманил приличные денежки: Улучшение дорог, так это называлось, для общей пользы –

–Уди!вительно, заметил тогда тот, кого они называли Совой. –Просто удивительно, что эти простофили=крестьяне, столь жадные до денег, сами не прыгают в мусородробилку & не дают порубить себя на куски, чтобы Потом еще выгоднее продать себя в качестве рубленого фарша: Фальшивый крестьянин: Улучшение дорог для общей пользы –

В тот вечер, однако, гумно еще стояло. Я лежал в нагревшейся за день чердачной пыли, не мог заснуть & смотрел в потолок. Тяжелые неструганые опорные балки перекрывали помещение поперек, другие косо поднимались вверх и там сходились. Мое спальное место находилось как раз под 1 из таких укосин, которая представлялась мне не до конца воздвигнутым крестом, орудием казни разбойников. В сумраке пропахшего пылью&сеном чердака, казалось, таилась угроза коварно=завораживающей смерти. Я в тот вечер, если не считать трех пожилых рабочих, которые уже давно храпели где-то в дальнем конце гумна, был здесь-наверху один; другие пьянствовали в деревне. И пока я лежал, глядя вверх на укосину-крест, мне привиделась она, эта женщина (которую всякий назвал бы моей женой), ее нагое тело, бело распростертое, пригвожденное к балке, – и я, словно зачарованный, не мог отвести глаз от темного кустика волос и медленно раскрывающихся срамных губ…..

Она должна была почувствовать Это при нашей 1ой после месячной разлуки встрече, когда я снова принялся рассказывать ей об умирающем, распростертом на асфальте голубе, – она поняла, о чем идет речь, как каждый человек в своих снах сразу понимает, что речь идет о Чудовищном, стоит ему услышать 1