Собачьи ночи

–Что касается этого – этого человека, с которым вы меня видели (слышу я себя, говорящего во внезапно наступившей тишине, полнящейся обычным для города жужжанием&гулом) –то тут вы ошибаетесь. Правда. Он мне !не друг, даже не союз –

–Все же – друг=настолько, чтобы сообщить вам мою фамилию & адрес.

Придется, видно, рассказать ей об обстоятельствах, которые свели меня с Толстяком. И рассказать, еще раз, о той женщине, о ней, которую я надеялся встретить сегодня вечером здесь, в Берлине –.– Игра, которую ты начал в маске Другого, на которого ты, вероятно, очень похож, благодаря твоему рассказу начнет крошиться по краям, а вскоре (как ты надеешься) и вовсе развалится, нити ее основы разойдутся, И тогда обнаружится – :?Что бы это могло быть…..

Она молчит, смотрит на меня внимательно, но с явным недоверием. Ждет. Кажется, первые проблески понимания уже легли на лицо этой Женщины; ?может, она все-таки поверит мне, поверит тому, что я ей расскажу.

–Прежде вы упомянули – (начинает она, спокойно и с полным самообладанием) –что вы теперь адвокат. Это меня не удивляет: В наши дни любой, кто способен грамотно произнести слова «дойчемарки» & «кредит», мнит себя бизнес-консультантом – ?!почему же с юристами дело должно обстоять иначе. Правда, когда вы были здесь в последний раз, вы, я точно помню, еще называли себя механиком –

…..чужие всегда нас путали, и только после вопроса об имени разъяснялось наконец, Кто есть Кто…..: Мой !брат, который был похож на меня и останется похожим, как и я на него, – последняя ! свинья : ?!Как часто мне придется еще тебя убивать – : – !?Как – (голос женщины раздраженный, резкий) –!Что за вздор вы мелете. !Возьмите себя в ру – : –Пой!мите же: Мой !брат. Это он – тот провокатор=свинья, с которым вы меня спутали. Теперь мне !Все ясно. (Кипящее дерьмо, пузыри в пенящемся отваре – & из зловонных испарений доносится ее голос:) –?Все. Не думаю, что вам может быть уже !Все ясно. Даже если вы только бра – : –!Ну хорошо. (И опускается, с устало-мерцающим смехом, обратно в кресло) –Он, мне кажется, становится все более живым, с тех пор как он – с тех пор как я его –

–только братья. Кто знает. Может, оно и так. А может, это очередная дурацкая обманка. Лаавушка, которую вы мне –

–!Послушайте. (Я хватаю женщину за обе руки ее запястья тонкие прохладные будто из фарфора, смотрю в чужое, холодное лицо, которое вдруг кажется мне странно пустым – мне кажется, в нем давно уже иссякла способность выражать горе или сострадание к чужому горю –.) –! Послушайте же. Хотя бы !минуту. Мы должны. Правда должны. Божемой: ваше лицо сбивает меня с толку. Итак. Послушайте. !Пожалуйста. Мы !правда должны !поговорить. Я – я вам !Все объясню. !Правда, Все, и – : –Опять эти разговоры обо всем. Не многовато ли будет ?за-ту-же-плату. : –Асколькобвыхотели. Вот – сейчас – у меня достаточно – посмотрите – (я вижу, как моя рука достает из кармана бумажные купюры, как пальцы размахивают этой пачкой перед ее лицом, комкают бумажки & швыряют их, словно ставку в рискованной игре, на стол).

Женщина=со-своей-стороны, похоже, тоже приняла решение, выражение ее лица уже не отстраненно-холодное, а напряженно-трезвое, как у игрока в покер, решившегося играть до конца. –Ладно. Согласна. Говорите сколько хотите. Для этого меня тоже можно использовать; а кроме того, напомню, Все, что вы захотите здесь делать, оплачено вашим Другом….. Так что я готова вас слушать. Но прежде мне бы глотнуть чего-нибудь. (Говорит она & встряхивает пустую бутылку из-под шерри. Женщина поднимается с кресла, механически улыбаясь) –!Больше, чем глотнуть. (И идет на кухню.)

Скомканные купюры на столе распрямляются толчкообразно, как если бы внутри них ослабевали дефектные пружинки или как если бы вздрагивали мускулы&нервы невидимого существа, которое притаилось в засаде и ждет благоприятной возможности для нападения –

Женщина вернулась в комнату, поставила на стол новую бутылку, на сей раз виски, & 2 стакана – и снова уселась в кресло напротив меня.

–Теперь !говорите. Но покороче. Хочу !наконец понять : во что такое я вляпалась в этом !проклятом городе – вместе с тем толстым говнюком, который подцепил меня в баре и который –

–Это вы сейчас услышите. По крайней мере, то, что известно мне. Остальное же – ведь всегда обнаруживается остаток, который потом раздувается до невообразимых размеров, – остальное вам придется домыслить самой.

–Когда я спросила вас о достоянии и: собственности – вы наверняка собирались высказать по этому поводу много тонких суждений, не правда ли. В таком, например, ключе: Собственность может приобретаться или захватываться. Собственность становится предметом купли-продажи, ее стоимость поддается исчислению & оплачивается деньгами, хотя деньги и не гарантируют ее сохранности. ?! Верно. Собственность, следовательно, есть нечто преходящее, сказали бы вы. Достояние же, напротив, есть нечто такое, что относится к нашему изначально-внутреннему.

–Да, но –

–Подождите. Потом, не так ли, вы бы заговорили о гармонии & о неотчуждаемости достояния, наверняка отметив, что это его качество запечатлено уже в самом звучании слова, напоминающем о человеческом достоинстве. (Она, самодовольно причмокивая, передразнивает манеру говорить, свойственную тем пожилым господам, любителям рафинированных пошлостей, которые в салонах или на официальных приемах, а также через специально для того предназначенные литературные приложения к известного рода газетам, распространяют визитные карточки своей импотенции, и которые всегда появляются на людях, овеваемые одним=определенным парфюмерным запахом, сходным с мыльным ароматом тех освежающих салфеток, что раздают пассажирам самолетов.) –Точно: Вы бы говорили именно в таком духе – !о лучше не говорите ничего. Конечно, вы бы говорили именно так : Так говорят они=Все, утонченные=интеллектуалы, которые в своих делах умеют не продешивить, а на то, что происходит вокруг-них, им наплевать. Другое дело, конечно, если из того, что их окружает, они могут извлечь какой-нибудь новый, утонченный-и- интеллектуально-осмысленный доходец для=себя. Тогда вы не найдете никого, более заинтересованного в окружающем мире, чем эти – эти – (в ее голосе слышится едва сдерживаемая ярость) –виртуозы-с- липкими-лапками. – (Она поспешно, в 1 присест, выпивает виски. И закашливается –, я вскакиваю, стучу ладонью ей по спине – !ого Клиент твой друг & помощник !смех да и только – добрый засранец-!самаритянин в гостях у потаскухи – чем ты здесь занимаешься, старый ду- )

Когда она перестает кашлять, я все-еще по-дурацки стою подле нее, с повисшими как плети руками.

–Ступайте же. – (Ее голос из-за кашля охрип, дыхание трудно ввинчивается вверх по гортани; на глазах выступили слезы, но она взглядом показывает на кресло, в котором я сидел прежде.) –Сядьте, наконец. Я обещала рассказать вам одну историю – (она несколько раз откашливается; после чего ей удается овладеть своим голосом) – а такие истории лучше переносятся сидя. Пейте. Потому что если верно то, что вы мне сказали прежде, а именно, что не вы, а ваш брат до сих пор – приходил ко мне, то виски вам очень даже !понадобится. Ведь из этой истории вы, может быть, узнаете кое-что и о себе-самом. – (Она теперь осторожно отхлебывает из стакана.)

–Я не всегда была, а во времена Восточной Германии уж точно нет, тем, что я есть сейчас: потаскухой. Я знаю, о чем говорю. (И взмахом руки отметает мой протестующий жест.) –Вы будете смеяться, но иногда моя нынешняя профессия даже доставляет мне удовольствие. Некоторые, когда приходят ко мне, возможно, думают о своих подружках и совершенно не помнят, кого они в данный момент трахают. Такие – самые лучшие, и благодаря им мне порой достается сколько-то удовольствия на всю большую парашу остального дерьма. – (она пьет) –Мой муж был врачом, одним из многих, здесь, в одной восточноберлинской больнице. Мелкая сошка (быстро прибавляет она, заметив движение твоей головы) – Вы вряд ли его знаете. Многие годы, как выяснилось позже, после падения Стены, больничное начальство переправляло человеческие органы – почки легкие печень сердца : короче, все, что на этом рабовладельческом рынке является предметом торговли – на Запад, в обмен на валюту. Или же эти органы