более того: с развевающимся знаменем, так сказать. Ибо (говоришь ты себе) даже когда ты теряешь то, что когда-то было для тебя самым ценным, скажем, любимого человека (еще недавно вызывавшего у тебя эйфорию, чуть ли не экстаз), под твоим отчаянием, всегда летучим, обнаруживается цоколь – каменная плита фундаментального облегчения: потому что обнажилось, наконец, ядро одного=любого влечения: сила тяжести. Может быть (размышляешь ты дальше) мертвые в последний миг своего умирания, в 1 момент перехода, тоже испытывают такое Огромное Облегчение, потому что, когда за гранью всякой способности испытывать боль & всякой собственности исчезает даже их подлинное достояние и появляется что-то светоносно-легкое, пастельного оттенка воздуха в первые теплые весенние дни – – :Но поскольку кроме тебя=самого там никого не было, никого, с кем бы ты мог поделиться своим торжеством, это ощущение осталось торчать в тебе как заноза, которая рано или поздно сама выпадет, и тогда волны Пустоты вновь сомкнутся над Ничто твоего чувственного восприятия и не оставят никаких следов, ни даже пены вспоминания. Так что по прошествии ряда недель мысль о женщине, ради которой ты приехал в этот город, стала восприниматься тобой – особенно в те моменты, когда нерифмуемость твоего здесь-бытия, так сказать, выступала из тени на яркий свет сознания, – как мысль неуместная, как недоразумение, внезапная запинка, неудачное публичное выступление перед чужими людьми; как такой промах, пятно от которого проецируется 1ственно во-внутрь, в-тебя=самого, поражая, словно грубокий ножевой порез, твое представление о тебе-самом; из-за чего, хотя самоистязающее смотрение-назад доставляет тебе трагическое чувство удовлетворения, ты при каждом думаньи-туда-назад, сегодня – впрочем, так наверняка будет и через годыдесятилетия – едва сдерживаешься, чтобы не застонать от стыда…..
Со времени случившегося той-ночью=здесь….. во все последующие часы, проведенные мною на 5ом этаже в квартире одной чужой женщины, я до сегодняшнего дня видел ее дочь очень редко и всегда только мельком. Хотя женщина и ее дочь с самого начала моего пребывания-здесь перебрались в квартиру на нижнем этаже, их подлинная жизнь все еще протекает здесь=наверху, в этой отнюдь не просторной квартире: узкий коридор и 2 комнаты – крошечная каморка (которая прежде служила детской & в которой вот уже несколько недель живу я) и, рядом с ней, Та Комната (где она, женщина, обслуживает своих посетителей) вместе образуют своеобразный узкий проход, в котором никому не спрятаться от другого, а у меня, сверх того, нет ни малейшего шанса «окончательного исчезновения», так что можно подумать, будто здесь-внутри неизбежно семейственное друг-с-другом-существование, однако до сих пор наблюдалось скорее обратное. Шанс, который дает теснота: Каждый, кого она смущает, волен уходить очень далеко в=себя, таким образом увеличивая пространство вокруг –. И эти короткие встречи с 12летней, происходившие в основном в коридоре или на кухне, всегда имели характер возврата-к-старому, как это случается, собственно, только между подростками на грани половой зрелости: Предчувствие, что между двумя человеческими телами могло бы происходить и что-то=другое, помимо происходившего-до-сих-пор, которое заставляло эти самые тела совершать, затаив дыхание, странные – осторожные, педантичные и мучительные – движения – : Между тем, эта 12летняя, с ее эмоциональностью, видимо, давно уже вышедшая из детского возраста, после той-ночи….. 1значно занимает в отношениях со мной более сильную позицию (:всякий раз, когда я встречаю ее в сумеречном коридоре, отправляющуюся в школу, рано утром, или возвращающуюся, во 2ой половине дня, для меня повторяется, как воспоминание о неудержимом соскальзывании в полное опьянение, воспоминание о той-ночи….., раз-от-разу все больше окрашиваясь осознанием сходства этого ребенка с женщиной, ради которой я приехал в Берлин…..) И ведь эта маленькая стерва знает, как использовать свои преимущества: Постоянно в ночные часы, когда я, потерявшись в бессонно-удушливых=сумерках, вглядываюсь в ткань темноты, никогда не бывающую непроглядной, 12летняя прошмыгивает в предоставленную мне комнату & склоняется над моим бумажником. Она никогда не таскает помногу, но таскает зато регулярно. Ибо знает, что я с той-самой- ночи….. лишился права ей в этом препятствовать – : – со своей кровати я наблюдаю за тем, как она меня обкрадывает, ночь-за-ночью после той 1 ночи….. Она смотрит на меня молча и твердо, в комнатной темноте холодно встречаются блески наших взглядов, яркие вспышки ненависти вырываются из животных глубин. Этот – может быть, никогда не знавший детства – ребенок умеет и здесь, & даже во время наших коротких коридорных встреч днем, ощущать & использовать свое превосходство в манере, свойственной определенным женщинам: молча=энергично и с неисчерпаемой изобретательностью, можно сказать, дерзко выворачивая наизнанку такие женские качества, как упорство & терпение, – ведь известно, что такого рода беспощадные женщины умеют сделать своим оружием даже длящийся минуту с небольшим свист закипевшего чайника.
Та Комната, однако, доминирует в квартире на 5ом этаже, оказывает определяющее воздействие на характерную замкнутость, которая и позволяет этим 2 помещениям существовать в качестве особой квартиры-для=себя. Старая мебель, старые ковры, старая люстра – Остатки прошлой жизни этой женщины: Все-это, однако, полностью&всецело лишено грязного налета сентиментальности, того привкуса прогорклой чувствительности, что присущ безделушкам или собираемым с неутомимым стремлением-к- комплектности предметам из частных коллекций; мебель квартира ребенок: просто оказались здесь, без всякого видимого основания, похоже, и безотносительно к чьим-то намерениям, как если бы не только были сохранены от исчезновения по прихоти случая, но благодаря этому самому случаю вообще соединились в таком сочетании, а могли бы и не существовать-здесь, и для нее, этой женщины, наверняка ничего в ее мировосприятии существенно не изменилось бы. Если поначалу я думал, что отношения этой женщины с ее дочерью должны представлять собой сильную взаимную привязанность, быть последним прибежищем для образа жизни, за многие годы ставшего для них привычным, прибежищем, где они теперь изо всех сил сопротивляются любому просачиванию или: насильственному вторжению сюда какого-либо Другоговремени с его изменившемися, холодными непривычными всегда обвиняемыми в бесчувственности & в ориентации-на-личную-выгоду способами поведения : То вскоре мне пришлось убедиться в том, что – как, может быть, и все другое, имеющее, скажем так, касательство к жизни-этой=женщины, – ее отношение к дочери определяется главным образом соображениями целесообразности & долга. Когда ты однажды спросил ее, ?почему вообще она захотела произвести на свет ребенка, ведь на-Востоке не было проблем с абортами –: –Я немножко с этим !затянула – (ответила женщина) – я имею в виду не пресловутые 3 месяца, тут было что-то другое: Что-то вроде атаки природы внутри-меня: что-то слепое, животно растущее, о чем я никогда не подозревала, что оно во-мне есть, да оно, конечно, по-настоящему и не относилось ко мне, а !внезапно откуда-то в меня попало и противопоставило себя этому осознанному решению женщины, как если бы что-то наподобие женственности=природы-во-мне оборонялось против меня самой & моего намерения убить ребенка. И в некоторые моменты, когда ты наблюдал, как женщина обращается со своим ребенком, тебе во внешних чертах этой женщины уже виделся другой образ, той же женщины, но постаревшей на годыдесятилетия, как бы просвечивающий сквозь тонкую мембрану времени, и ты думал, что в этом молодом еще теле=сегодня можешь распознать что-то наподобие простейшего растения – некую идею как завершенную форму ее-образа: женщина, облаченная в строгий черный костюм без всяких украшений, которая молча без-жалоб мрачно час-за-часом сидит на неудобном стуле, вяжет что-то на спицах или крючком, но при этом сама знает, что такая работа есть всего лишь рефлексивная деятельность, в определенном смысле – итоговая сумма тех необходимых занятий, которым ей пришлось посвятить всю-свою-жизнь….., тогда как ее дочь, которой давно перевалило за тридцать, все еще живет при этой женщине=матери, всеэтигоды оберегаемая ею с той строгостью & собачьей неусыпностью, с какой бывшие проститутки, для которых это становится формой личного покаяния и одновременно направленной против дочерей пуританской неумолимостью, всегда пытаются уберечь собственных дочерей от малейших проявлений Того, что когда-то происходило с-ними-самими и чему сами они тогда воспрепятствовать не могли. Так что обе уже не смеют оставить этот отрезок жизненного пути, на который однажды ступили; возле любой, пусть даже только теоретически возможной лазейки ревниво=испуганно выставляются запреты, словно сторожевые посты, словно солдаты в униформе, такой же тесно- прилегающей черной, как тот костюм, – стражи с такими же неумолимыми серо-угрюмыми глазами & такими же жестами нетерпимости, как у женщины=их-госпожи, которая сама кажется атавистическим памятником, восклицательным знаком, облаченным в черное типографской краски; из-за чего всякая мысль о бегстве, о возможности бунта & отвержения этого домашнего герметизма, этого убежища, охраняемого вечерним мирным светом и осиянного пыльным запахом двух женщин, формально имеющих
