разный календарный возраст, но из которых младшая=дочь, как бы перепрыгнув через одну=всю жизнь, оказалась без всякого перехода заброшенной из юности в свою старость, так что теперь обе они, пусть и с разной скоростью, продолжают стареть, – всякая подобная мысль посреди всех этих годами не меняющихся обломков их деятельности просто задыхается и гаснет: и остается лишь рутинное приготовление все более и более скудной пищи (которую они потом будут глотать без особого удовольствия, но с непоколебимой жадностью и с тем сознанием Так-и-должно-быть, какое присуще долгие годы прожившим в доме животным, кошкам, например, которые в определенное время дня получают свои мисочки с кормом & с такой же жадной суровостью молча и серьезно придвигают-головы-к-еде, заглатывают-в-себя крошки); позже – мягкие травные чаи, & опять рукоделье, опять светлое позвякивание спиц или вязального крючка против немилосердного фарфорового звука больших, величиной с тарелку, часов на стене, склевывающих время; и еще – крошащиеся печеньица (доставаемые всегда из одной и той же жестянки с красочно изображенной на ней, еще на рубеже прошлого столетия, сельской прогулкой – жестянки, желто-латунная внутренность которой при открывании будет бросать 1 металлический отблеск на лицо старшей из двух женщин, так что на это 1 мгновение в глазах ее грянет, как трубный звук, что-то вроде воспоминания о скверных годах ее жизни – особого рода знание о плотских желаниях & на-ней потеющих мужских телах, которые, издав 2-3 хрипа & крепким небритым подбородком царапая ее щеку, вбивали свои пенисы в-нее, то есть в ее каждый раз специально размягчаемую вазелином вагину (тем самым вазелином, который она=простодушная в больших количествах покупала и раньше, потому что использовала вазелин для чистки кожаной обуви, и еще удивлялась, почему, когда она покупает столько крема, ученик аптекаря краснеет –), а чуть позже она чувствовала сквозь резиновую оболочку презерватива их содрогающиеся оргазмы; знание, которое она в последующие=годы – в результате добровольно наложенной на себя нечеловеческой аскезы&телесной-муштры, наподобие послушания в некоторых религиозных орденах, наделяющего тех из послушниц, коим удается пере-жить, выдержать подобные истязания, несокрушимой крепостью, свойственной поместным юнкерам или: скорее даже не им, а их упряжным кобылам, – это знание Женщина научится использовать против собственной дочери, с той же немилосердностью & нетерпимостью в отношении ее, дочери, чувств, с какой унтера загоняют неженок-рекрутов в грязь огонь & смерть начавшейся бойни); и печеньица всегда будут иметь тот влажно-плесневелый привкус, который – в определенном смысле – есть вкусовое ощущение от застоявшейся сумеречности, от обеих заживо-забытых здесь, посвятивших себя постоянному- самоограничению жизней, бессобытийность которых только по вечерам, благодаря серо-голубому мерцанию старенького черно-белого телевизора, может – нет, не прерваться даже, а только получить дополнительное оправдание; и так – до конца дня = до начала позднего выпуска теленовостей, уже первые трескучие фразы которых будут иметь подкладку из ароматов крема&валерианового-масла, ради скорейшего наступления сна, ради начала той-Ночи….. А она, дочь, – ей к тому времени станет свойственна та равнодушная, бессловесная покорность, которая есть конечный: !окончательный продукт многолетней борьбы против собственных желаний и требований женской плоти….. И только изредка, внутри этого, отгороженного от Снаружи, мира одной 2х-комнатной-квартиры на 5ом этаже, дочь будет против Вы-Мамы (которая несомненно в их силовой игре присвоит себе двойную роль, а именно, матери + мужа) – будет вынуждена учинять против этой Вы-Мамы столь же тихие, сколь коварные бунты (или: скорее тут уместнее говорить не о бунтах даже, а о мелочно=подлых выпадах, какие предпринимают друг-против-друга школьницы предпубертатного возраста), причем бунты эти, не ставя под сомнение ничего существенного в сложившемся status quo, будут заявлять о себе как о возмущении разума и живого духа против этой террористической пародии на семью, против этого представления в духе минестрелей, в котором Мать присвоила себе мужскую властную роль –; И после все каждый раз будет возвращаться в старую=привычную колею, так что дочь опять сможет – или: должна будет – прозябать рядом с матерью в этой атмосфере растянутой на годы стагнации, – ведь и в ее, дочери, глазах все возможные выходы в другую-Жизнь к тому времени станут запретными, бесперспективными, лишенными подлинной привлекательности и омраченными страхом перед переменами…..
Или: Ничего такого не будет.
А просто, даже годыдесятилетия спустя, все то же самое, что и раньше было неизменным лейтмотивом в жизни этой женщины: потери и здесь тоже, соскальзывание вниз, недраматичное исчезновение ее ребенка, 1нажды, – настолько предсказуемое & неотвратимое, что случившееся и не назовешь иначе, как разумно-целесообразным: взрослая дочь покидает квартиру матери. Точка. И это событие, все долгие последующие годы, которые для нее, матери, в конце даже не были больше отмечены той упорной враждой, непреклонной & беспощадной, которая может возникнуть и сохраняться столько времени только между матерью и: дочерью (потому что она, дочь, никогда не забудет годы, сократившие ее детство, годы, когда она, эта Вы-Мама, использовала свою дочь в качестве наживки для Толстяка….. в те ночи, которые были такими же, как эта одна Ночь….. :когда и ты тоже явился сюда, 1 мужчина среди многих других…..); но, может, даже Такого не будет, а только равнодушное=поверхностное ощущение некоей перемены, малозначимой & так же быстро нарушившей привычный распорядок вещей, как это бывает с вычетом 1 часа времени в начале каждой осени. А между тем, со стороны дочери все это выглядит не так: она, которая все-последующие-годы будет навещать оставшуюся в 1очестве мать – как принято, по праздникам & в дни ее рождения, повторяющиеся с той же дурацкой регулярностью, что и времена года, – испытывая чувство превосходства, вытекающее из всего того, что дочь теперь вправе назвать своей=собственной=жизнью; & даже не просто превосходства, а торжества: этот стигмат ее происхождения, ее 1очества, от властной засасывающей силы которого она, как ей кажется, уже избавилась, & теперь, как ей кажется, даже то злосчастное заклятие, которое все еще сохраняет свою силу здесь, в этих старых полутемных комнатах ее матери (в которых мать все же умудряется удерживать под замком, как в каком-нибудь убогом музее, годы ее, дочери, детства), – даже это заклятие она теперь, как ей кажется, сумеет 1-и-навсегда сломать –; однако не пройдет и часа, как дочери придется признаться себе, что это=ее превосходство действенно лишь за пределами этих-самых заклятых границ из оцепеневшего в неподвижности прошлого, прошлого, в которое и ее собственное имя, и ее собственные ощущения – как узорообразующие нити в золотистый от пыли гобелен, висящий в коридоре, – !неотменно и на !весь-срок-навязанной-ей-жизни вплетены: так что даже та малая струйка свежего ветра и человеческого дыхания, которую дочь занесет сюда из-снаружи, не успеешь оглянуться как улетучится, будет без усилий абсорбирована & аннулирована здешней тяжелой, вязкой атмосферой немилосердно демонстрируемого постоянства; И она, эта дочь, раз-за-разом должна будет снова с болью переживать то старое, знакомое по детским&юношеским годам ощущение, что над ней учиняют насилие, что ее медленно, но неуклонно засасывает какая-то трясина; И это еще не все: она, дочь, в тот же момент и в собственном, воспринимаемом ею как ее жизнь, бытии обнаружит – глянув на него со сторонней, как бы навязанной ей точки зрения – те же самые характерные черты, те же зоны разрушения (взять хотя бы ее отношения с этим женатым мужчиной, от которого она давно уже не ждет развода-с-женой & чье желание иметь от нее ребенка до сих пор не воспринималось ею всерьез; а ведь решись она на такое, это могло бы стать, если верить ему, мужчине, залогом их совместного будущего, как он выразился, да только она давно уже не желает об этом слышать, предпочитая, чтобы Все оставалось как было, когда же мужчина заводит соответствующие разговоры, ее реакция все чаще выражается в молчании….. это молчание….. в том-то и дело, оно ничем не отличается от молчания….. пережитого ею во все ее прежние-годы=Здесь), – из-за чего она, дочь, от ощущения своей беспомощности сразу же, в этом полутемном жилище матери, начнет искать поводы для ссоры, сделается мелочно=неуступчивой –; И все подобные посещения, неизменно обрывающиеся через 2 часа (сразу после окончания хорошего, роскошного даже обеда, за тщательностью приготовления которого она, дочь, каждый раз, в это время своего посещения, будет угадывать запоздалую, слишком запоздалую и едва ли выразимую в словах попытку матери Искупить свою вину, – из-за чего еда не полезет ей, дочери, в горло и чуть позже, уже после возвращения домой, все это закончится для нее рвотным приступом), – все подобные посещения будут оставлять ее точно в таком же горько-озлобленном настроении, с каким она однажды, много лет назад, бежала от-сюда…..; & под действием такого настроения она, опять-таки как Тогда, вдруг почувствует неудержимое, словно горячая струя вырвавшегося на свободу пара, искушение ударить эту почти старую женщину, которую всякий назвал бы ее
