повезла! К настоящей бабке-шептунье.
Ева улыбнулась. Она весьма скептически относилась ко всеобщему, повальному увлечению колдунами, магами и даже экстрасенсами — хотя последние, наверное, и впрямь могли хоть кого-то вылечить.
— Ну и как, помогло? — поинтересовалась она, раскладывая по тарелкам с холодцом мелко нарезанный чеснок.
— Я, по правде говоря, тоже не очень-то верила тогда. Да и теперь сомневаюсь… Но мне, представь себе, помогло! — засмеялась Надя. — Отец машину дал с завода, повезли меня куда-то в Еловщину. Сидит обыкновенная сельская бабка в хате, я перед ней сажусь, бинт начинаю разматывать. А она говорит: «Нэ трэба, я й так ба-чу». Ну, протягиваю ногу, мама рядом стоит. Тут бабка берет нож — мы аж дернулись с мамой — и начинает над ним что-то шептать.
— А что говорила, мам? — заинтересовалась Ева: она любила всякие фольклорные истории и даже писала по ним курсовую, когда училась на филфаке. — Ты не запомнила?
Да я не расслышала просто, она быстро шептала, тихо. Что-то про слезы под горючим камнем, про судьбу… Долго шептала, минут пятнадцать, и все время ножом этим плашмя по ноге водила. Нашепталась, нож убрала и говорит: «Всэ, хай будэ здоровэнька! Зглэдили, говорит маме, твою доньку — сглазили то есть, — бо луже много на ее и дытынку ее майбутну глядят…»
— Кто это на нас с тобой так уж смотрел? — удивилась Ева. — А папа где был?
— Папа в Москве тогда был, — секунду помедлив, ответила Надя.
— Ну, и что дальше?
— А ничего, — пожала она плечами. — К вечеру все прошло, как и не было. Опухоль спала, я встала и пошла. Вот тебе и бабка!
— Мне, что ли, к бабке съездить? — невесело усмехнулась Ева.
— Неплохо бы… — пробормотала мама. — Подержи-ка дуршлаг, я бульон перелью.
История была интересная, но Еве уже, в общем-то, не было необходимости ехать к бабке. Нога ее и так прошла, а остальное… Разве его зашепчешь, остальное!
Глава 4
Настоящий снег выпал только в январе. Но зато, кажется, природа отыгралась за весь слякотный декабрь: снег все падал и падал, к тому же ударили морозы, и он наконец перестал таять — накрыл, плотно окутал Москву. Из-за этого густого снега посленовогодние дни казались более праздничными, чем сама новогодняя ночь. Ева даже стала выходить на улицу — хоть в магазин, что ли.
И к телефону теперь подходила сама, не шарахалась от каждого звонка и не просила маму сказать, что подойти не может.
Впрочем, звонили ей не часто — из школы только, справлялись о самочувствии и уточняли кое- какие отметки за вторую четверть; Еву заменяла другая учительница.
Когда телефон зазвонил, Ева еле отыскала трубку: как всегда, Полинка бросила на диване под газетами.
Некоторое время в трубке слышалось только молчание и чье-то далекое дыхание.
— Я слушаю! — повторила Ева. — Не могли бы вы перезвонить: вас не слышно.
— Ева, это я, — наконец раздалось в трубке. — Это Денис.
Тут сама она замолчала, и они молчали теперь вдвоем, словно в ответ друг другу.
— Да, я слушаю, — повторила наконец она.
— Нам, наверное, надо поговорить, — выговорил Денис. — Не хотелось бы по телефону.
«О чем нам еще говорить? — хотела спросить Ева. — Все уже сказано…»
Но вместо этого она сказала:
— Хорошо, давай встретимся. Где?
— Да где тебе удобнее, — ответил он. — Ты как вообще, ходишь уже?
— Хожу.
Она снова замолчала, и, не дождавшись ответа, Денис предложил:
— Тогда, может, на Кузнецком встретимся, у метро? Сегодня?
— На Кузнецком? — удивилась Ева. — Почему на Кузнецком? А хотя — если у метро… Что ж, давай на Кузнецком.
Они договорились, что встретятся в шесть в арке у выхода из метро, напротив Дома работников искусств. Почему именно в шесть, Ева не спросила: не все ли равно? Было уже четыре, и, по крайней мере, можно было вскоре выезжать, а не раздумывать об этом в пустой квартире.
Ева немного опоздала, но не потому, что старалась прийти попозже, а просто слегка не рассчитала силы. Нога еще побаливала, и она слишком долго шла до метро, спускалась по эскалаторам, переходила со станции на станцию.
Денис уже ждал в назначенном месте. Ева увидела его сквозь прозрачную дверь, ведущую на улицу из метро.
Всю дорогу она думала о том, как это произойдет. Что будет, когда она увидит его, — с нею что будет? И что она сделает? Она не исключала даже возможности, что вообще не сможет к нему подойти… Просто не сможет — и тогда повернется и уйдет.
Она замедлила шаг прямо перед выходом из метро — прозрачная дверь едва не хлопнула ее по лбу. Ева сама не понимала, что поразило ее больше всего, когда она увидела издалека его стройную фигуру в вечерней полутьме.
Нет — понимала… Больше всего ее поразило собственное спокойствие. Она ожидала чего угодно, только не этого. Она стояла за дверью, смотрела, как Денис прохаживается по вытоптанному пятачку у выхода, как вскидывает к глазам руку с часами, — и не чувствовала ничего.
Только пустота снова поднялась в ее душе — та самая, из которой она с таким трудом вынырнула совсем недавно.
— Девушка, вам плохо? — услышала Ева. — Может, вам помочь?
На нее смотрела молоденькая девушка — невысокая, симпатичная, в длинной замшевой куртке и вязаной шапке-«трубе». Она остановилась рядом с Евой и испуганно заглядывала ей в лицо.
— Вы такая бледная, — объяснила девушка. — Может, вас в сторонку отвести?
— Нет-нет, спасибо, — пробормотала Ева. — Я просто… Ничего страшного! Просто долго не выходила на свежий воздух.
— А-а, — протянула девушка. — Тогда ладно. Но вы отойдите все-таки в сторонку, здесь же с ног собьют, на дороге-то.
Девушка распахнула тугую дверь и исчезла. Ева вышла из метро вслед за ней.
— Здравствуй, — сказала она, подходя к Денису. — Извини, я опоздала.
Он стоял спиной и резко обернулся на ее голос.
— Ничего, — ответил Денис. — Я тоже только что пришел. Как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, все в порядке.
Они отошли в сторону и встали рядом с газетным лотком.
— Может, пойдем посидим где-нибудь? — помедлив, предложил Денис. — Все-таки… Я же говорил: поговорить надо бы…
— Посидим, — кивнула Ева.
Ей действительно хотелось где-нибудь посидеть: нога еще ныла с непривычки.
— Да, я тебе зонтик принес, — вспомнил Денис. — Это же твой? Пока всех опросил, кто мог забыть…
— Мой. Спасибо.
Она сразу заметила, что в руке он держит ее изумрудный зонтик, забытый у него в прихожей в день его рождения. Теперь ей казалось, это было сто лет назад — совсем чужой человек стоял перед ней,