в те несколько праздничных дней, которые провела она дома, размышляя о «другой жизни» и о себе — другой.
Всегда, когда у нее появлялось простое и внятное дело, Лера отдавалась ему полностью. И если дело удавалось, она просто радовалась этому, и гордилась собой, и печальные мысли отступали.
А сегодняшнее дело явно удалось. Она распродала почти все лифчики, сумка не оттягивала рук, и приятное сознание того, что завтра не надо будет ужасаться, входя в гастроном и присматриваясь к обновленным ценникам, — подтверждало ее сегодняшний успех.
— Говорят, потепление завтра, — сказала Зося. — Хорошо бы! Я, знаешь, сегодня больше вообще ни о чем не думала, только о холоде проклятом.
— Теплолюбивое растеньице, — улыбнулась Лера. — Ладно, пойдем, в метро согреемся по дороге.
Глава 11
Напрасно Лера радовалась. Ее гордость собою продолжалась не дольше, чем потребовалось на дорогу от Лужников до дома. Да и смешно было бы надеяться, что у нее не хватит ума для того чтобы реально видеть, как идет теперь ее жизнь.
«Но ведь это только пока, — пыталась она себя успокоить. — Ведь не выбрасывать же теперь товар, надо же его продать».
Но, говоря себе все это, Лера уже чувствовала, что такими же словами оправдывают себя сейчас едва ли не все те люди, которые стояли сегодня на огромной площадке в Лужниках.
И она обрадовалась, когда наконец пришел домой Костя. Сегодня он работал в Институте на Бутлерова и, как обычно, допоздна задержался в лаборатории.
К его возвращению Лера успела отогреться в горячей ванне, выпить чаю с малиной — и сидела теперь на диване, кутаясь в мягкий махровый халат.
Но то состояние, в котором она находилась, не было обычным наслаждением теплом и домашним уютом. Она так же легко привыкала к теплу, как и к холоду; все это было для нее только сменой физических ощущений, не более. Лера прислушивалась к тому, что происходило в ее душе. Ей казалось, будто льдины с треском наползают друг на друга где-то у нее внутри.
— Костенька! — обрадовалась она, открывая дверь. — А я так соскучилась, ты себе не представляешь!
Костя поцеловал ее, снял пальто.
— Потеплело к вечеру, слава Богу, — сказал он. — А днем — не представляю, как ты там стояла на морозе!
Лере было приятно, что Костя думал о ней. Хотя у нее никогда не было случая усомниться в его любви, хотя он всегда был ласков с нею, — все-таки не часто он бывал внимателен. Но Лера ничуть не обижалась на него за это. Она знала, что Костя не может распыляться: талант требует от него такой полной отдачи, что на заботу о ней, Лере, просто остается мало времени и сил.
А в том, что Костя талантлив, она не сомневалась. Об этом говорило и то, что всего за несколько лет он стал правой рукой профессора Жихарева; и то, что он публиковал статьи на Западе; и то, как часто ему звонили домой в те дни, когда он не был занят в Институте — чтобы узнать его мнение о чем-то, не терпящем отлагательств. И коэффициент цитирования у него был — «три». Лера уже знала, что это очень много. Это значило, что работы Константина Веденеева в течение года трижды упоминались в мировой научной печати, а ведь он был еще только аспирантом!
И ей в самом деле вовсе не надо было, чтобы он заботился о ней. Она сама о ком хочешь могла позаботиться, а с Костей ей было важно совсем другое — что он есть, что он такой, как есть, и что они любят друг друга…
Она ждала его. Треск наползающих льдин, который она слышала в себе, невозможно было выносить в одиночестве. Ей казалось, что вся ее жизнь разбивается, корежится. Но она знала: когда появляется Костя, жизнь становится осмысленной, ясной, как его глаза, — и Лера особенно ждала его в этот вечер…
— Долго вы там пробыли сегодня? — спросил Костя.
Они сидели на кухне. Костя ужинал, а Лера смотрела на него каким-то странным взглядом.
— Нет, не очень, — ответила она наконец. — Или — не знаю. Кажется, долго.
— То есть? — удивился Костя. — Сколько часов?
— Неважно, Костенька, правда? — ответила Лера. — До трех почти, как все.
Она не могла понять, что с ней происходит, и главное — почему? Ведь она так ждала его, она так надеялась, что одно его появление расставит все на свои места и она станет собою — прежней Лерой, для которой не было ничего трудного в жизни и которая всматривалась в собственную душу только для того чтобы понять, как отражаются в ней картины старых итальянцев.
Он пришел — а она осталась такой же, какой была сегодня на площадке в Лужниках… Костя не был в этом виноват, никто не был в этом виноват, но это было так, и Лере хотелось плакать от отчаяния.
Ее больше не спасал ни дом, ни муж — она менялась, и начинала понимать, что эти перемены необратимы.
— Знаешь, я сегодня целый день думал, Лерочка, — сказал Костя. — Наверное, я должен помогать тебе хотя бы отвозить туда сумку… — Он смотрел на нее смущенно и вопросительно, ожидая ответа. Но Лера молчала, и Косте пришлось продолжить: — Я долго думал об этом, поверь мне… И — Лерочка, я не могу! Я не могу во всем этом участвовать. Что мне делать?
В Костиных глазах появилось настоящее отчаяние, и Лере стало его жаль.
— Ну что ты, Котя? — Она погладила его по руке. — Перестань, прошу тебя. Как будто я гири таскаю в этой сумке. Это же белье, оно легкое, и я его сама прекрасно донесу.
— Не в том дело… Просто я понимаю: ты взяла на себя все заботы, а я не только ничем тебе не помогаю, но и знаю, что не найду в себе мужества включиться в этот процесс…
— Костенька, — улыбнулась Лера, — но кто тебе сказал, что ты должен в это включаться? Там и мужчин почти нет, на этом рынке — так уж получается…
— Но ведь тебе, я думаю, психологически должно быть тяжело… — начал он.
— Что? — быстро спросила Лера. — Как ты думаешь, что мне должно быть психологически тяжело?
— Например, отрываться от любимого дела, от диссертации, и вообще… Это довольно странное амплуа для такой женщины, как ты.
— Амплуа… — тихо проговорила Лера. — И диссертация… Нет, Костенька, мне не это тяжело.
— А что же? — На лице его было недоумение.
— Я сама не могу объяснить… — все так же медленно произнесла Лера. — Столкновение с жизнью? Не знаю…
Она действительно не могла объяснить мужу, что происходит сейчас в ее душе. И это было так неожиданно, так ново! Прежде не было в ее жизни ничего, что она не могла бы объяснить Косте — все было так ясно и просто…
И вдруг Лера поняла: да ведь он и не ждал от нее никаких объяснений! Он любил ее, он любит, в этом нет сомнений. Но что ему за дело и до наползающих друг на друга льдин, и вообще — до любых необъяснимых дуновений?
— Но ты не подумай, Лерочка, — снова заговорил Костя. — Я уверен, то, чем я сейчас занимаюсь, даст результат в самом скором времени. В том числе и материальный результат! У нас очень перспективная тема, над ней бьются ведущие мировые научные коллективы. Ведь будет же это когда-нибудь соответственно оплачиваться?
— Зачем ты меня уговариваешь, Костя? — поморщилась Лера. — Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю? Или что я считаю, будто все теперь должны торговать на рынке? Да если даже и не будешь ты
