– Неплохая попытка, принцесса. Но ничего у тебя не выйдет. Я давно научился не клевать на приманку.
– Почему ты думаешь, что все это игра? Я не заманиваю тебя! Я просто хочу понять, почему ты сделал то, что сделал. Почему ты все это время… – Ее голос затих. Она пыталась подавить рыдания, рвавшиеся наружу. – Почему ты любил меня все это время? И это правда, Данте. Ты любил меня.
Он снял с запястья часы – часы его отца. Те самые, которые были на нем, когда он затащил ее на свой катер. Как только они добрались до Хэмптона, он отдал их в ремонт. Она вспомнила, как он радовался, когда получил их обратно. Радовался по-настоящему.
Данте подошел к тумбочке и с любовью положил их на отполированную поверхность. В одном этом незначительном движении она увидела нечто, что заставило ее понять: за него надо бороться.
Она шагнула к нему, протянула руки в немой мольбе.
– Может, если ты объяснишь, что произошло? Откроешься хоть немного?
– Открыться? Люси, я не тот мужчина, который тебе нужен.
– Ты понимаешь, о чем я говорю, Данте. Ты можешь любить. Но ты вбил себе в голову, что не хочешь никого любить. И все потому, что случилось много лет назад.
– Случилось много лет назад? Мне было пятнадцать. У меня был роман с женщиной вдвое старше. Мисс ди Россо. Она должна была учить нас, – отстраненно усмехнулся он, – она научила меня многим вещам. Это ты хотела услышать? Ты в шоке, Люси? – спросил он, посмотрев ей прямо в глаза. – В твоей невинной головке это не укладывается?
– Не такая я и невинная. Поговори со мной, Данте. Я могу помочь, уверена, что смогу.
– Селин ди Россо… – Он поднял часы своего деда. – Я бы сделал все для нее. Все, чего она хотела. Я украл эти часы. – Он поднял часы с тумбочки, показал ей через всю комнату. – У моего собственного деда. Она хотела дорогие вещи, хорошо проводить время. Она думала, что у меня были деньги. Я украл их, чтобы продать и заплатить за дешевую комнату в дешевом мотеле и заняться дешевым сексом с дешевой женщиной.
Люси замерла. Его лицо перекосилось от отвращения к самому себе.
– Но она была твоим учителем, Данте. Ты был еще слишком молод, чтобы понимать, что происходит на самом деле. Она использовала тебя!
Он скорчил гримасу, положил часы обратно на тумбочку и посмотрел на них.
– Я позволил ей. У всех нас есть выбор. Я был достаточно взрослым, чтобы понимать, во что я ввязываюсь. Но я не был достаточно умен, чтобы понять, как из всего это выпутаться.
– Но она же боялась, что кто-то узнает о ваших отношениях? Конечно, она понимала, что все это плохо кончится?
– Боялась? Она ничего не боялась. Она была манипулятором, сумасшедшей стервой. Она хотела контролировать все. Куда мы ходили. Когда. Что мы делали. Какие подарки я должен был ей покупать. А когда я начал просыпаться, когда начал отклонять ее требования, – вот тогда стало действительно трудно.
Он оглядел комнату.
– В любом случае тебе не интересно знать, что произошло. Все уже в прошлом.
Кувшин с водой стоял на серванте между двух настольных ламп. Четыре хрустальных бокала и маленькое серебряное ведерко со льдом. Крошечная миска с ломтиками свежего лимона. Она проследила за его взглядом, как он подошел и начал наливать себе стакан воды. Осторожно он поднял щипцы, открыл ведерко для льда и бросил три кубика. Он покрутил бокал в руке.
– Все в прошлом, – повторил он безжизненным голосом.
– Эта женщина оказала тебе медвежью услугу, Данте. Ты доверял ей, а она предала тебя. И теперь все женщины в твоих глазах ужасные предательницы и шантажистки. Она была больна.
Он осушил стакан, поставил его на стол.
– Сначала она взорвала мозг мне, а потом вышибла и себе. Она позвонила мне, когда сделала это. Я слышал выстрелы. Я ехал к ней в лодочный домик, где мы обычно встречались. Я собирался сказать ей, что все кончено. Она меня опередила.
– О, мой Бог. Мне так жаль, – прошептала Люси. Она в ужасе прикрыла рот рукой.
– Вот тогда я действительно понял значение фразы «эмоциональный шантаж». Куда уж более эмоциональнее.
Он поднял стакан и закинул оставшиеся кубики в рот, начал их грызть.
– Я не знаю, что сказать.
– Тут нечего говорить. Что было, то было. Жизнь продолжается.
– Но не твоя. Твоя жизнь топчется на месте. Нормальные люди не ведут себя подобным образом. Она соблазнила мальчика в два раза моложе ее, а затем покончила жизнь самоубийством. Из-за того, через что тебе пришлось пройти, у тебя такое отношение к женщинам.
– Не изображай психотерапевта, Люси. Я потратил годы, чтобы понять, что случилось, – мне не нужна твоя десятисекундная терапия.
Горячие острые слезы обожгли глаза. Он пошел к кровати, не обращая на нее внимания.
– Я не изображаю психотерапевта, как ты выразился. Я только пытаюсь понять тебя.
Он вытащил телефон из кармана и просто смотрел на него. Блики света от лампы играли на каждой восхитительно прекрасной черточке его лица, широких плеч, мощной груди. Люси сжала в кулаки атлас платья. Она отчетливо понимала, что мир, равновесие, которые она только-только обрела, рушатся здесь и сейчас. Еще немного – и спасать будет нечего.
– Когда ты хочешь поехать в аэропорт? Я не думаю, что завтрак с моей семьей – хорошая идея.
«Нужно попробовать еще раз», – подумала Люси.
– Данте, ты сделал для меня больше, чем кто-либо когда-либо делал за всю мою жизнь. Ты помог мне, ты спас меня! Ты показал мне вещи, которые собрали меня воедино…
Слезы текли из ее глаз. Она их остервенело вытерла.
– Ты сказал, что любишь меня, Данте.
Ее голос перешел в шепот на этих словах. Для нее они были спасательным кругом. И она бросила его ему. Теперь все зависит только от него: примет он его или оттолкнет.
Он стоял неподвижно и тихо, самый совершенный мужчина из плоти и крови и камнем вместо сердца.
Люси заплакала. Соленые дорожки потекли по ее щекам. Сердце сжалось от боли. Она попыталась сглотнуть. Комната поплыла перед глазами. Она так хотела, чтобы он подошел к ней, обнял ее, убаюкал в своих крепких объятиях.
– Прости, Люси. Это никогда не должно было случиться.
Он вошел в ванную.
Закрыл дверь.
Послышался глухой звук бегущей воды. Ему вторили звуки улицы этого вечно бодрствующего города. Жизнь продолжалась.
Она сделала все, что могла. Она пыталась заставить его увидеть все в правильном ракурсе. Но он запер себя в стеклянном гробу, застрял в прошлом, жил так, чтобы его больше никогда не ранили снова. Нельзя ранить человека с сердцем, окованным льдом.
Пусть веселится, пусть переспит хоть со всеми женщинами планеты.
