— Ваше счастье, что началось лето — клиника сейчас почти пустует. Я не скажу, что буду бесплатно заниматься с вами, но, если часть средств, затраченных клиникой на вас, вы сумеете возместить за счет своих умений, а часть — вернуть позже, я готов рассмотреть ваше пребывание здесь. Однако, хочу сразу предупредить, что несколько дней буду очень сильно занят важными и срочными делами, и потому с вами пока поработает Жан Дюваль, мой ассистент. Вы с ним, кажется, были знакомы ранее.
— Жан Дюваль? — разочарованно сказал Эрнест. — Этот… ваш молодой помощник? Но он похож на импотента, доктор. И по-моему, он меня боится, считая опасным психом с перверсиями. Хотя… я не в том положении, чтобы привередничать. Дюваль так Дюваль. Несколько дней ничего не решают. И «отдать натурой» за лечение я тоже согласен, располагайте мной. Готов окапывать ваши клумбы и даже мыть утки.
Шаффхаузен усмехнулся разочарованию молодого человека. Дювалю будет полезно общение с этим эксцентриком, в качестве творческого практикума, а то он совсем закис на своих подопечных каталептиках и сомнамбулах…
— Насчет уток — это, я думаю, был бы перебор, вы лишите заработка наших медбратьев. Клумбы я вам не доверю, мой садовник весьма ревниво их опекает. А вот часовню… Ту самую, вы помните, да? Только на сей раз я вас попрошу приложить старание, и расписать ее в более классической манере, начиная от эскизов, которые буду утверждать я лично. Договорились?
Эрнест легко кивнул, давая согласие, потом посмотрел на Шаффхаузена, и тень промелькнула по его бледному лицу:
— Вы сказали, что мой отец… граф де Сен-Бриз ищет меня в Биаррице. Точнее, ищет мое тело. Вы… вы ведь не скажете ему, где я?
Удостоверившись, что идея заново расписать часовню сопротивления у молодого художника не вызвала, доктор отметил, что мысли об отце все еще не оставляют его равнодушным, как бы он сам того не желал.
— Что до графа, давайте вместе решим, что я ему скажу. Что вы мне звонили и что-то просили ему передать? Или как? Если я просто позвоню сам и сообщу ему, что вы живы, то первое, что он сделает — примчится сюда.
Эрнест развел руками, не в силах сказать что-то внятное — одно упоминание отца причиняло ему страшную, почти физическую боль — и наконец, с усилием разомкнул губы:
— Я не знаю, доктор, право, не знаю. Мне… я не могу сейчас думать об этом. Скажите, что хотите. Скажите… что-нибудь! Я вам доверяю. Только, умоляю, не заставляйте меня ни говорить, ни встречаться с… этим господином. У меня нет с ним ничего общего.
«Как бы не так…» — мысленно скептически отозвался на сказанное молодым человеком об отце Шаффхаузен. Но вслух спорить с ним не стал — всему свой черед.
Его заново обретенный пациент поднялся с кресла и пошел к двери, словно желал ускользнуть от неведомой опасности, и взявшись за ручку, уточнил:
— Так вы дадите распоряжения персоналу?
— Да, я решу этот вопрос. Вам в прошлый раз понравился вид из седьмой палаты или вы на сей раз предпочли бы перебраться повыше? Только предупреждаю, на верхних этажах окна у нас забраны решетками — сами понимаете, ради безопасности пациентов.
Эрнест оставил это на усмотрение доктора, и Шаффхаузен, предложив ему подождать минутку, вызвал в кабинет ординатора.
— Жан, поручаю вам поселить месье Вернея в двенадцатый номер, он же у нас не занят и готов принять пациента, так? И займитесь с завтрашнего дня его ведением и консультированием, пока я не освобожу для этого время. — он обратился к Эрнесту — Передаю вас на попечение моего ассистента. Насчет часовни предметно договоримся позже, но если вы хотите начать делать наброски, скажите, что вам нужно для этого — и вам это будет предоставлено завтра же.
Сказать, что Жан Дюваль был в ярости — это ничего не сказать. Мало того, что этот невоспитанный графский сынок с больными фантазиями врывается сюда как к себе домой, отрывает доктора от работы, так еще и он, Дюваль, должен все бросить и заниматься его проблемами!
Но слово патрона было законом для молодого врача. Выслушав распоряжения, он молча поклонился и пригласил Эрнеста следовать за собой.
Двенадцатый номер располагался на первом этаже, и выходил не на залив, а на самую живописную часть парка. В комнате было все необходимое для отдыха и спокойных занятий, но никаких излишеств. Чисто, уютно и очень нормально, именно так, как и должно быть на территории престижной клиники, излечивающей душевные расстройства.
— Располагайтесь, месье Верней. Придите в себя, отдохните как следует, а первую терапевтическую встречу проведем завтра.
Дювалю понадобилось собрать всю свою волю, чтобы проговорить эту фразу спокойно, вежливо и непререкаемо, как это делал Шаффхаузен. Только бы виконт не вздумал артачиться… Будь на его месте сомнамбула, каталептик или даже параноик, Жан не оплошал бы и знал, что предпринять. Но как вести себя с маниакально-депрессивным типом, с истероидной компонентой, да еще и с сексуальной перверсией, и при этом наделенным странной притягательностью, способностью очаровывать — иначе с какой стати патрон каждый раз бросает все, как семейка Сен-Бриз возникает на горизонте? — Дюваль представлял только в теории. Он предпочел бы не приближаться к Эрнесту Вернею и на пушечный выстрел, и даже профессиональный челлендж, как выражался патрон, его не прельщал.
Но вопреки ожиданиям, Эрнест вел себя спокойно, если не сказать — кротко. Он рано лег спать, утром отправился в бассейн, потом на завтрак, и когда Жан Дюваль решился нанести художнику врачебный визит, то застал его за работой, делающим наброски карандашом на листах чертежной бумаги.
— Ээээ… месье Верней, доброе утро, — запинаясь, начал Дюваль, а когда художник поднял на него свои странные зеленовато-карие глаза, ощутил, что пол уплывает у него из-под ног. — Если вы помните, вчера патрон поручил вас моим заботам на несколько дней, и…эээ… я хотел бы… хотел бы…
Черт возьми, он никак не мог закончить фразу, и Эрнест сделал это за него:
— Поговорить со мной? Конечно, доктор Дюваль. Я готов.
— Тогда пойдемте в кабинет… Или, может быть, вы предпочитаете поговорить здесь? — Жан волновался все сильнее и ненавидел себя за это. Как будто он не врач, имеющий уже и опыт, и первую научную степень, а неловкий студент!..
— Да мне все равно, доктор Дюваль, как скажете, — усмехнулся Эрнест. Он уже решил для себя, что настоящая терапия начнется позднее, когда освободится Шаффхаузен, а пока — почему бы не поиграть в послушного и смирного пациента, который строго
