Личный капитал Шаффхаузена, в наличных деньгах и ценных бумагах, в сумме трех миллионов франков, полностью завещался виконту Луи-Эрнесту де Сен-Бризу, известному также под именем Эрнеста Верней, художнику по профессии. На Эрнеста также возлагалась обязанность дополнительно распорядиться пятьюстами тысячами франков в пользу отца Жана Бушара и прихода Богоматери Пинед, передать мэтру Дюроку коллекционный «Роллс-Ройс» и сверх того — обеспечить продажу на аукционе движимого имущества, во исполнение распоряжений относительно благотворительности, которые остались без изменений.
Жану Дювалю и его супруге отходили: антикварные книги, греческая статуэтка, несколько гравюр Дюрера, траурное кольцо и двадцать тысяч франков…
Душеприказчиками по новому завещанию назначались доктор Соломон Кадош и доктор Фридрих фон Витц.
Комментарий к Глава 5. Завещание ШаффхаузенаНемного визуализаций:
1. Музыкальное настроение к свиданию Эрнеста и Соломона:
https://www.youtube.com/watch?v=Y7LR81ES4Vw
2. Соломон и Эрнест:
https://c.radikal.ru/c02/1805/65/123618ce0490.jpg
https://a.radikal.ru/a19/1805/a0/cb1969c55d48.jpg
Примечания к тексту:
1. Сезар Вальми – учитель и первая любовь Эрнеста, смерть которого в первой части романа “Где мимозы объясняются в любви” и привела нашего героя на порог клиники Сан-Вивиан.
2. Гои – все, кто по мнению евреев не евреи.
3. ахав шэли – мой любимый (иврит)
4. Во Франции существуют три вида официальных завещаний: собственноручное завещание в простой письменной форме (testament olographe), нотариально удостоверенное завещание (testament authentique) и тайное завещание (testament mystique), представляемое нотариусу в опечатанном виде. В завещании должно быть чётко указано имущество завещателя по состоянию на текущий момент. Все завещания могут быть скорректированы путем внесения дополнений или написания нового завещания. Действительной считается только самая последняя версия завещания. Наследники могут аннулировать или отменить завещание после смерти завещателя в силу целого ряда причин. Во всех случаях необходима юридическая консультация.
5. Дорогие читатели (те, кому действительно интересно): автор будет очень признателен за отзывы и живые комментарии. Обсуждение сюжета и героев очень вдохновляет в процессе.
====== Глава 6. Ласточки и вороны ======
Я принадлежу другу моему, и ко мне обращено желание его.
Песнь Песней
Эрнест катастрофически опаздывал на самолет, но ни его, ни Соломона это не волновало. Прощаясь перед разлукой, они уже четыре часа не выпускали друг друга из постели, не в состоянии насытиться взаимным обладанием, прикосновениями и поцелуями.
Целоваться по-настоящему любовники начали только на третьем свидании — сначала несмело, словно сомневаясь, что могут настолько довериться, а потом все более глубоко, пылко и жадно — и, начав, уже не могли остановиться. Эрнест припадал ко рту Соломона как жаждущий к воде, носитель же гордого еврейского имени, как истинный царь, точно ставил на нем печати, клеймил принадлежностью к дому своему.
Поцелуи снова возжигали страсть, заставляя члены распрямляться и твердеть, а дыхание — тяжелеть и прерываться от стонов и криков, сплетающихся в единую мелодию телесного наслаждения.
— Мне пора… — шептал художник, не слишком последовательно переворачиваясь на спину и пошире разводя колени и бедра, чтобы открыть любовнику самый соблазнительный ракурс, и, конечно, Соломон не в силах был устоять перед таким приглашением: его член глубоко и сильно проникал в горячую тесноту, исключая любую возможность прервать контакт, пока он не кончит сам и не заставит кончить Эрнеста.
Это напоминало безумие, но ни один из двоих не желал бы от него излечиться.
Наконец, Кадош не выдержал:
— Не уезжай! Ани мэшугаат алеха (1)… ты просто дьявол в ангельском облике, потому что заставил меня признаться.
Эрнест улыбнулся дрожащими искусанными губами и, не разжимая объятий, едва смог пробормотать:
— Я не понимаю твоей семитской тарабарщины, мой царь Соломон, но звучит безумно красиво и возбуждающе, скажите это еще раз, ваше величество.
— Ани мэшугаат алеха…ани мэта алеха… (2) ооо, даааа… — он ускорил движения, подводя себя и любовника к одновременному пику, и едва член Эрнеста выплеснул белую эссенцию ему на живот, излился сам с хриплым стоном, одновременно празднуя победу и признавая полное поражение…
Теперь самое время было расслабиться и сладко задремать, обнявшись, до самого ужина, а то и до утра, но Эрнест все-таки заставил себя отлепиться от груди Соломона, пахнущей пряным мускусом и лавандовым медом, встать с кровати и, ругаясь так, что небу становилось жарко, начать собирать вещи в дорожную сумку.
Соломон нехотя спустил ноги на пол и с грустью наблюдал за лихорадочными бессистемными действиями темноволосого сына богемы. Неизбежное расставание ощущалось как физическая боль, и с этим ничего нельзя было поделать — только терпеть, прикрыть ранящие колючки зелеными листьями ритуальной беседы.
— Прими душ, иначе я тебя никуда не отпущу.
Эрнест польщенно улыбнулся ревнивой нотке в голосе Кадоша, но в ответ кротко кивнул:
— Хорошо, отправлюсь в Лондон чистым, приличным и скучным, а ты пока вызови мне такси.
— Обещай, что вернешься не позже Восьмого мая. Без тебя мне будет труднее бороться за клинику. Они же захотят сожрать меня живьем еще до первого судебного заседания.
— Конечно, вернусь. Пусть они сожрут меня первым.
— Черта с два! Сперва мною подавятся.
— Да, но… Соломон… пожалуйста, будь осторожен. Раз они отравили Шаффхаузена, значит, пойдут на все.
Голос Эрнеста дрогнул. Кадош вздохнул: его тревожило, что Верней снова и снова говорит об убийстве, как о непреложном факте, хотя подозрение покоилось на более чем зыбкой основе кошмарного сна.
Соломон с большим почтением относился к психоаналитическим теориям Юнга и не отрицал, что ночные видения полны сложных символов и могут нести важную информацию из бессознательного, но, будучи неврологом и нейрохирургом, скептически воспринимал идею внетелесных путешествий души. Сцену с насильственной смертью обожаемого наставника вовсе не ангелы навеяли, а породил усталый, легковозбудимый мозг художника на фоне сильнейшего стресса и алкогольной интоксикации. Как врач, Кадош посоветовал бы Эрнесту получше высыпаться, соблюдать режим дня и в несколько раз снизить дозу привычных стимуляторов в виде кофеина и никотина, да еще, на всякий случай, сделать энцефалограмму, чтобы исключить сосудистые нарушения и повышенную судорожную готовность.
Но чувства влюбленного оказались сильнее научного цинизма, и Соломон предпочел проявить бережность к другу. Он сказал чрезвычайно мягко:
— Эрнест, насчет яда мы не можем быть уверены… Экспертиза не обнаружила признаков насильственной смерти, классическая картина остро развившейся аорто-коронарной недостаточности.
— Не обнаружила, потому что толком не искала! — негодующий жест Вернея наглядно показал, что он думает о компетентности судмедэкспертов. — Недостаточность… Само собой, его же не дураки травили, чтобы на вскрытии в желудке нашли килограмм мышьяка или пачку снотворного. Все так и задумывалось — чтобы выглядело как естественная смерть, а из-за его инфаркта и почтенного возраста никто не усомнился… даже ты.
Соломон и тут предпочел не спорить, только развел руками, как бы расписываясь в своей ограниченности. Это сработало: Эрнест перестал горячиться, подошел,
