Райх глубоко вздохнул и озабоченно нахмурился: несмотря на весь свой скепсис в отношении благотворительных устремлений Кадоша и сознания собственной правоты, он понимал, что предстоит серьезная схватка, и ее не выиграть с наскока, как случалось с противниками, наделенными менее сильной волей. Но такой, как Соломон — Райх чувствовал это даже не кожей, а всем нутром — будет биться до последнего за то, что считает своим, пуская в ход и когти, и зубы, и всю силу недюжинного еврейского ума. Потому что он, как ни крути, принадлежит к той же самой семейке, и один в один похож на своего одержимого бесами покойного братца…
— Мы подъезжаем, — подала голос Сесиль, впервые с начала поездки решившаяся побеспокоить своего наставника и возможного будущего патрона. — Через пять минут будем на месте.
— Вот и хорошо, — ответ Райха прозвучал достаточно благодушно, и пружина нервного напряжения, державшая Сесиль на взводе, дзынькнула и ослабла.
«Кто знает…» — устало подумала мадам Дюваль, – «может, все еще и наладится — между нами и общиной, между мной и Жаном, между мной и Богом… может, я снова начну спокойно спать, без кошмаров и лошадиных доз снотворного? И мертвый Шаффхаузен с живым Кадошем перестанут терзать меня, распинать на кресте страха и жалости? А Эрнест Верней тоже забудется, и все наконец-то станет так, как надо?..»
Она рискнула чуть пристальнее взглянуть на Райха, не как проштрафившаяся ученица, а как старая подруга, знающая о Густаве немного больше, чем все прочие претенденты из разношерстного состава общины, и заметила, что он выглядит усталым и постаревшим. Желтоватая кожа намекала на возвращение проблем с печенью, а набрякшие веки и круги под глазами указывали, что спит месье Райх нисколько не лучше мадам и месье Дювалей…
Райх закрыл папку, но не стал возвращать секретарю, переложил в кожаный черный нессесер с личными вещами. Он знал, что виконта де Сен-Бриз сейчас нет на Ривьере, а раз так, спешить некуда — можно спокойно изучить биографию этого буйного молодчика с ярким прошлым на сон грядущий, вместо назидательного чтения.
— Жюль, позвоните адвокату Дюроку. Пусть этот ловкий человек, раз уж он играет сразу за две команды, похлопочет как следует и добьется для нас приглашения на ужин. Я желаю сегодня угоститься как следует, и чтобы счет непременно оплачивал месье Соломон Кадош.
Ужин в «Ля Пассажер» на бульваре Бодуэна был назначен на восемь часов вечера. Мэтр Дюрок, как официально уполномоченное лицо, взял на себя все хлопоты по организации, разумно рассматривая эту трапезу как увертюру к предстоящей медиации.
— Я полностью полагаюсь на вас, мэтр, — только и сказал Кадош, подписывая чек на расходы, и адвокат в лепешку разбивался, чтобы проявить себя и обеспечить проведение столь важной встречи на высшем уровне.
Но старался не он один. Ему помогали Сесиль Дюваль (с удивительной самоотверженностью) и ее лучшая подруга, красавица Мирей Бокаж (с необъяснимым рвением, которое, впрочем, могло быть простой благодарностью месье Кадошу за любезное приглашение в ресторан высокой кухни в самый обычный день).
Жан Дюваль промямлил в трубку что-то невнятное, насчет того, что плохо себя чувствует после ночного дежурства, однако подтвердил, что непременно будет сопровождать жену, поскольку того требует и этикет, и здравый смысл, и совместная выгода. Месье Райх, по сообщению Сесиль, собирался прибыть без дамы, но за столом еще требовалось дополнительное место — для его секретаря Жюльена.
Виконта де Сен-Бриза, ввиду его временного отсутствия во Франции, на ужин не приглашали, но мэтр Дюрок, пораскинув мозгами, припомнил сказку о Спящей красавице, и на всякий случай подстраховался и здесь: отправил факс в Лондон, по номеру, предусмотрительно оставленному виконтом «для экстренной связи».
Неожиданно последовал мгновенный ответный звонок от месье де Сен-Бриза. Виконт в довольно нервной манере потребовал уточнить, с какой стати он обо всем узнает последним, что за странный ужин организует месье Кадош в мишленовском ресторане и кто, собственно, на него приглашен? Наконец, почему месье Кадош не звонит сам, а поручает адвокату отправлять факсом какие-то дурацкие невразумительные писульки?
Настал черед удивленного юриста мямлить в манере доктора Дюваля, но Сен-Бриз умел ставить вопросы, и в конце концов Дюрок, хотя совсем не был обязан это делать, сдал виконту все «адреса, пароли и явки», с полным списком приглашенных, включая мадемуазель Бокаж. Узнав то, что хотел, Эрнест тихо чертыхнулся и повесил трубку.
Выглядело все это довольно странно, однако, учитывая изначальную щекотливость и многомерность ситуации с тайным завещанием, нечто подобное стоило предвидеть.
По логике вещей, теперь Дюроку следовало сработать на опережение и предупредить Кадоша, насколько виконту не понравилось, что предварительная встреча сторон спора пройдет без его участия. Адвокат скрепя сердце позвонил в клинику, однако там ему сообщили, что месье Кадош уехал на важную встречу, и не появится в «Сан-Вивиан» до позднего вечера.
«На важную встречу, в пять часов вечера? Но ужин только в восемь… Черт побери этого проклятого немца — в его жизни больше тайн, чем у графа Монте-Кристо, он за каких-то десять дней наплел и накрутил такого, что я не разберусь с этим и за год! А еще этот Густав Райх… кажется такой милый, приятный человек… если бы не улыбка голодного аллигатора…»
На маленьком сельском кладбище тихо шелестели оливы и пирамидальные тополя. Черные свечи кипарисов застыли в строгом безмолвии вокруг одиночных могил в каменной облицовке и пышных фамильных некрополей, среди цветников, беснующихся яркими красками, но дурманящих ароматом темной печали.
В церкви, примыкающей к кладбищу, заканчивалась вечерняя месса, из открытых узких окон с голубоватыми стеклами доносилось пение и звуки органа, и видны были огоньки свечей, дрожащие в глубине нефа.
Высокий поджарый мужчина в сером костюме стоял возле склепа, накрытого небольшим изящным портиком, опирающимся на четыре узких колонны из золотистого песчаника. Судя по количеству ваз со свежими букетами лилий, калл и роз, цветочных горшков с ноготками и маргаритками, и траурных корзин, перевитых лентами со скорбными надписями, здесь
