Дюваль глубоко вдохнул, как пловец перед прыжком с трамплина, мысленно испросил прощения у Бога, у Сесиль, у Эрнеста и у Шаффхаузена, и, открыв дверь гардеробной, нырнул в темноту, ощупью пробираясь к заветной двери.
Комментарий к Глава 11. Комната Синей Бороды1. Каннский фестиваль – ежегодный киноконкурс, одно из центральных событий в культурной жизни Европы. В 1986 году проходил с 9 по 21 мая.
2. Речь идет об Андрее Тарковском и его фильме “Жертвоприношение”.
3. Кинолента “Вечернее платье” 1986 года, с участием Жерара Депардье, Мишеля Блана и Миу-Миу, взяла приз за лучшую мужскую роль, несмотря на весьма скандальное содержание
4. “Нис Матэн” – “Утренняя Ницца”, популярная газета
5. “Женская еда” – все, что способствует выработке эстрогена, обычно это сладкие и жирные блюда, например, пирожные с кремом. Мирей намекает на возможную беременность.
И немного визуализаций:
1. Мотоциклетная куртка))
https://b.radikal.ru/b03/1806/fc/975f0e2d154e.jpg
2. Недовольный Райх)
https://a.radikal.ru/a30/1806/26/dd9c9dacd962.jpg
3. Оборзевший Жан Дюваль))
https://b.radikal.ru/b05/1806/be/7d7605ab45e8.jpg
====== Глава 12. Гроза на Монмартре ======
О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен!
и ложе у нас — зелень;
кровли домов наших — кедры, потолки наши — кипарисы.
Песнь Песней
Эрнест позвонил отцу рано утром, чтобы договориться о встрече ближе к полудню — он знал, что в это время граф де Сен-Бриз покидает квартиру на рю де Турнон, чтобы отправиться на длинную прогулку, с заходом в винные бутики, магазины антиквариата и художественные салоны, с последующим обязательным легким перекусом где-нибудь в городе.
Услышав в трубке голос сына, который, вроде бы, должен был находиться в Лондоне, граф обрадовался, но не так уж сильно удивился, и предложил Эрнесту заехать к нему:
— Выпьем по рюмочке шерри, а потом пойдем размять ноги…
Сен-Бризу-младшему по многим причинам не хотелось подниматься в семейные апартаменты, и он постарался отговорить отца от этой идеи:
— Давай лучше встретимся сразу у Сен-Сюльпис, прогуляемся, и посидим вместе в «Ле Бон Сен Пюрсен»… (1)
— Нет-нет. Ты почти у меня не бываешь. Я хочу, чтобы ты зашел. К тому же, раз ты сподобился позвонить своему старому папаше, у тебя наверняка стряслось что-то серьезное. О таком не стоит беседовать на ходу.
— Ясновидящий, — проворчал Эрнест, но мгновенно сдался, поскольку знал: если его прекрасно выглядящий и моложавый отец начинает разыгрывать мелодраму, говорить о себе «старый папаша» и пенять сыну за невнимание, значит, в самом деле соскучился. Хорошо, я зайду…
По дороге он купил белую спаржу, камамбер, груши, коробку пирожных — суфле и профитроли, и бутылку сотерна. (2) Отец, весьма неравнодушный к гастрономическим изыскам, в то же время был довольно постоянен в кулинарных пристрастиях, и, при каждой встрече получая из рук Эрнеста пакет или корзину с любимыми лакомствами, таял от удовольствия, после чего сразу принимался что-нибудь готовить.
Этот раз не стал исключением: граф сам открыл дверь, порывисто обнял сына, принял ответное крепкое объятие, пропустил Эрнеста в квартиру, получил соломенную корзинку, развел руками — мол, стоило ли? — и с простодушным любопытством начал изучать принесенное…
— О! О-ля-ля! Какая спаржа! Ты заходил к Пьеру? Нет? А где же купил? Спасибо, ты очень внимателен… Давай, снимай свои доспехи, — Сен-Бриз постучал пальцами по плечу кожаной «рокерской» куртки Эрнеста, и кивнул в сторону кухни:
— Проходи туда. Я отослал Шарлотту, горничная придет только после обеда, а Симон отсыпается после вчерашнего театра, бездельник, так что нам никто не помешает. Я сам приготовлю тебе омлет со спаржей и камамбер, запеченный с изюмом и грушами!
— Папа… — беспомощно проговорил Эрнест, но граф покачал головой и заявил в фамильной безапелляционной манере:
— Никаких возражений! Я буду готовить, ты — рассказывать, и даю тебе слово Сен-Бриза, что не выпущу тебя из-за стола, пока ты не съешь все до последней крошки. Посмотри на себя: бледный, лицо осунулось, круги под глазами… Ты когда нормально завтракал в последний раз?
— Вообще-то сегодня… — омлет, приготовленный Соломоном, был не со спаржей, а с лесными грибами, но отец спрашивал вовсе не за тем, чтобы узнать какие-то подробности, а чтобы получить повод для возражений:
— Да уж, могу себе представить! С тех пор, как ты решил стать англичанином, я не перестаю удивляться, как ты выживаешь на мерзкой дряни, которая там считается едой.
— Йоркширский пудинг не так уж плох… (3)- покорно следуя туда, куда велели, и с удовольствием поддерживая игру «заботливый отец», улыбнулся Эрнест.
— Пфффф… скажи еще пирог с почками! — Сен-Бриз презрительно выпятил нижнюю губу, такую же властную и чувственную, как у сына, но слегка скрытую густой седеющей бородой. — Ну-ка, садись!
Он подтолкнул гостя к ближайшему стулу, поставил на стол бутылку вина и два бокала, протянул штопор:
— Займись делом, пока я занимаюсь омлетом. А я с нетерпением жду твоих новостей… По правде говоря, мне уже звонила твоя безумная подруга… Ирма… но я не особенно понял, что она лопочет с ее чудовищным акцентом — «пссс, пшшшш, ужжжжжас, кошшшмар» — так хотя бы ты объясни, что стряслось, что ты натворил? Сможем обойтись без полиции и газетчиков?
Эрнест опустил голову, делая вид, что поглощен вытягиванием пробки из бутылочного горлышка, и надеялся, что отец не заметил, какой яростью полыхнул его взгляд при упоминании Ирмы.
— Что она тебе сказала?
— Несла чушь о громадном наследстве какого-то старика, которое тебе на самом деле не принадлежит, и о каком-то еврее, который тебя загипнотизировал — должно быть, с помощью каббалы — а ее пообещал убить.
— Что ты ответил?
— Поинтересовался, каким оружием ей угрожал еврейский гипнотизер, а заодно — не внушил ли он тебе необходимость сделать обрезание, регулярно посещать синагогу и жениться на девственнице, чтобы произвести на свет дюжину детей. И еще сказал, что счастлив быть отцом графа Монте-Кристо.
Ситуация мало располагала к веселью, но художник не сдержался и прыснул, в красках представив себе беседу разозленной Ирмы со скептически настроенным графом:
— Папа! Я тебя обожаю…
— Спасибо. — Сен-Бриз прижал к груди изящную руку с артистически тонкими и длинными пальцами и поклонился на две стороны, как актер у рампы. — Теперь, милый, скажи мне, что из этого правда. Каким образом в твоей бурной жизни совместились два неожиданных понятия — еврей и деньги?
Эрнест налил вино, тщательно следя, чтобы золотисто-медовая жидкость заполнила бокалы ровно на треть; отец одобрительно улыбнулся, видя, что сын помнит и соблюдает винный этикет, и жизнь в Англии, стране бифштексов и пивных пабов, не испортила ни его манер, ни аристократической привычки к хорошим напиткам.
— С чего мне начать, папа?
Граф улыбнулся:
— Давай начнем с выпивки, ручаюсь, она развяжет тебе язык.
Хрусталь запел, когда бокалы встретились в кратком салюте, отец и сын одновременно сделали по глотку, и Эрнест, исподтишка наблюдавший за Сен-Бризом, в который раз изумился, до чего они с отцом похожи — от черт лица и текстуры
