— Родной мой, единственный… — губы Соломона свело черствой судорогой, горло сжалось, не пропуская ни слов, ни слез; Ирма по-своему истолковала искаженное лицо и хриплый, страшный голос Кадоша — она истерически завопила и мешком осела на пол, вцепившись в изножье кровати, крича:
— Он умер!.. Мой мальчик!.. Он умер!.. Я… это я убила его!
Соломон выпустил Эрнеста из объятий, развернулся и отвесил женщине увесистую оплеуху:
— Молчать! — это подействовало, крик прекратился, Ирма, ловя губами воздух, уставилась на Кадоша, как на гневного ангела. — Вызывайте «скорую», срочно. Ему нужно в больницу.
Паника влюбленного отступала перед собранностью врача, готового применить на практике свои навыки борьбы со смертью. Пока Ирма металась, ища телефон, набирала номер экстренной помощи, сбивчиво объясняла, что произошло — оператор наверняка понял лишь то, что кто-то не просыпается — и называла адрес, Соломон внимательно осмотрел Эрнеста, сосчитал пульс, проверил зрачковый рефлекс и рефлекс сухожилий, разжал челюсти и осмотрел рот, понюхал дыхание и проверил глотательную функцию. Хорошего было мало, все признаки указывали на отравление снотворным, скорее всего, из группы барбитуратов, но до проведения анализа крови ни в чем нельзя было быть уверенным.
«Он без сознания, промывать без зонда нельзя… Значит, ждем бригаду… Нужен внутривенный диуретик и укол гликозида… Нет, нет, родной мой, держись, не отключайся, не уходи во тьму колодца, я все равно тебе не позволю!»
Ему почудилось, что Эрнест пошевелился, и пальцы слабо-слабо ответили на пожатие, но веки любимого оставались сомкнутыми, а зрачок под ними — опасно суженным…
— «Скорая» едет, доктор… Они будут через пять-семь минут. Скажите, что с ним?.. Он будет жить?
Соломон скрипнул зубами, очень жалея, что не может прикончить эту стерву, удавить ее собственными руками — но сейчас его заботила только жизнь Эрнеста, которая наверняка оборвалась бы сегодня, не подоспей он вовремя, и все еще была в серьезной опасности.
Оттолкнув Ирму подальше от кровати, охраняя любимого, как лев -добычу, Кадош кивком указал на кресло:
— Сядьте туда. Отвечайте на мои вопросы, коротко и внятно.
— Хорошо, доктор… — куда только девался ее гонор, сейчас она вела себя как перепуганная овца, и выглядела так же.
— Что он принял, когда и в какой дозировке?
— Н-не знаю. Вчера вечером я дала ему только одну таблетку, обычное снотворное, я сама его принимаю…
— От одной таблетки он бы не впал в сопор (7). Вы лжете или не договариваете. Он пил перед этим алкоголь или принимал наркотики?
— Мы пили глинтвейн в гостях, немного… Но он выглядел странно, когда мы встретились, и по дороге домой ему стало плохо, как… да, как после наркотиков.
— Его рвало?
— Нет, но мутило… Он ждал звонка, но я хотела, чтобы он нормально поспал ночью, и дала таблетку, растворила в минералке. Он думал, что это аспирин.
«Идиотка!.. Снотворное поверх алкоголя и того, что он, вероятно, принял раньше!»
Какая-то смутная, неприятная догадка мелькнула в сознании…
— А у кого в гостях вы пили этот чудесный глинтвейн, мадам?
Она открыла рот, собираясь ответить, но тут Эрнест, не открывая глаз, издал глухой стон, пошевелился, повернул голову набок, и его начало тошнить. В дверь настойчиво позвонили: «скорая» доехала быстро.
Комментарий к Глава 15. На дне глубокого колодца1.”Хастлер” – мужской порнографический журнал.
2. “Каде”, “Малабар” – реальные гей-клубы в Ницце.
3. Va bene- очень хорошо (итал.)
4. – Что говоришь? Что это за хуй?
- У тебя хуй обрезанный? (итал)
5. Витц намекает на известный факт французской истории: Наполеон бросил армию в Египте и помчался в Париж, узнав об измене Жозефины. Имя Жозефины также тесно связано со знаменитой гадалкой, мадам Ленорман.
6. Колода, которую использует Исаак для расклада, называется “Большая Астро-мифологическая колода Ленорман”, очень популярна во Франции. Для толкования и предсказаний используются популярные мифологические сюжеты. Колода также применяется и психологами, как проективная методика.
7. Сопор – предкоматозное состояние, с частичным или полным угнетением сознания, но с сохранением основных рефлексов. Если не оказать помощь, может перейти в кому.
Ну и немного визуализаций:
1. Большая колода Ленорман:
https://a.radikal.ru/a05/1807/b2/2a9b9dd68ccc.jpg
2.Подъезд в доме Эрнеста:
https://a.radikal.ru/a29/1807/09/54bf0fe11e75.jpg
3. Скептически настроенный Соломон:
https://d.radikal.ru/d28/1807/f7/3b2c7755a754.jpg
4. Расстроенный Исаак:
https://c.radikal.ru/c33/1807/93/3e6af4f716d5.jpg
5. Соломон по пути в Париж:
https://a.radikal.ru/a23/1807/25/2972adad2c50.jpg
====== Глава 16. Пока смерть не разлучит нас ======
Положи меня, как печать, на сердце твое,
как перстень, на руку твою:
ибо крепка, как смерть, любовь.
Песнь Песней
Лес был густым и темным, стволы корабельных сосен доставали почти до неба, и Эрнесту казалось, что он находится под сводами готического собора, среди стрельчатых башен и огромных каменных арок. Вот только под ногами были не мраморные плиты пола, а узкая тропа, занесенная снегом, и он беспомощно увязал в холодной цепкой массе, каждый следующий шаг давался труднее, чем предыдущий.
Мама шла где-то впереди, Эрнест слышал ее голос, напевающий веселую песенку, а порою видел ее изящный силуэт, мелькающий среди деревьев — малиновая шубка с большим капюшоном, отороченным белым мехом, длинная зимняя юбка из шотландки, шоколадного цвета удобные теплые сапожки, которые оставляли узкие следы на тропе…
По этим следам он и двигался, как по своему единственному компасу, но сердце сжималось от страха, что скоро наступит полная темнота, мрак затянет тропинку, так что ничего будет не разобрать, он не сможет догнать маму, и она уйдет без него.
— Мама! Мамочка! — кричал Эрнест ей вслед, и старался идти быстрее, но колени становились ватными, и он только сильнее увязал в снегу.
Мама смеялась и все пела, пела его любимую колыбельную, про серую курочку (1):
— У серой курочки яйцо, под алтарем лежит оно.
Но мальчик мой нашел яйцо — и сразу съел его.
У черной курочки гнездо, в шкафу, на полочке оно —
Но мальчик мой нашел гнездо — и сразу съел яйцо.
Поднимался ветер, начиналась метель, холод пронизывал до костей, и сердце леденело от страха, потому что мама уходила все дальше, а где-то близко, среди черных стволов и уродливых кустов с длинными колючками, бродила Ведьма в грязном сером плаще и высокой остроконечной шляпе, присматривалась, прислушивалась и принюхивалась… Злая голодная Ведьма, которая может поймать его, перерезать горло и выпить кровь с такой же легкостью, как мальчик из колыбельной съедал неположенное ему яйцо.
— Мама, мама, мамочка… — шептал Эрнест, чувствуя жжение в глазах от подступающих слез, и готов был сдаться, упасть в снег, закрыть голову руками и ждать, когда снежные хлопья завернут его в белый саван, или когда Ведьма все-таки отыщет его.
Неожиданно яркий-яркий свет ослепил его. Больше не было ни леса, ни снега, ни маминого голоса, ни тихого шипения Ведьмы, но остался холод, он поднимался от ступней к груди и медленно превращал кровь в ледяное месиво.
…Эрнест почувствовал, что стоит на чем-то скользком, а руками цепляется за острый край, опустил глаза — и увидел каменную мостовую далеко
