***
Было далеко за полночь, когда Мирей без звонка приехала на такси из Ниццы; уже подвыпившая, она привезла с собой три бутылки коллекционного шампанского, корзинку с сыром и фруктами и огромную коробку шоколада с ликером. По ее словам, все это преподнесла ей благодарная пациентка, по совместительству школьная подруга, чью сложную беременность Бокаж вела вплоть до благополучного разрешения дамочки здоровым младенцем два месяца назад.
— Она оплатила мне номер «люкс» в «Негреско»(2), чтобы я отдохнула после вечеринки… Это было так мило, Жан… — рассказывала Мирей, валяясь на диване и жмурясь, как сытая кошка, пока Дюваль снимал с нее туфли и чулки, массировал усталые стопы. — Но я не могла забыть, что оставила тебя одного, Жанно, на этой скучной вилле, и решила вернуться… Мы не так уж часто позволяем себе веселье, миленький, все изображаем приличных людей, ходим на званые обеды после воскресной мессы, и киснем от скуки, ведя благопристойные разговоры… К черту это все, Жан!.. Мне скоро стукнет сорок, и я наконец-то хочу проделать и попробовать вещи, которые нужно делать и пробовать в двадцать. И мне кажется, котик, ты хочешь того же. Я ведь права, да, Жан?
— Ты пьяна, — буркнул Дюваль, не желая пускаться в откровения — ему для одного дня было достаточно признаний и эмоциональных потрясений — но возражать не стал.
«Дружба» с Мирей была полной авантюрой, с довольно-таки сомнительным душком двойной измены, и скорее всего скоро кончится изрядным скандалом, однако осознание неизбежного взрыва было самым возбуждающим… Жан начинал подозревать, что ему вообще нравятся грязные истории, нравились с самого детства, и маска «чистенького доктора в белом халате», всегда поступающего по-инструкции и правильно мыслящего, отваливалась кусками, как отсыревшая штукатурка или отторгаемый струп.
…После ужина с Соломоном, он чувствовал себя одновременно вскрытым и переполненным, и еще более неудовлетворенным, чем прежде. Кадош вынудил его исповедаться, но сам не сделал ни одного лишнего шага, ни одного ободряющего жеста, а под конец и вовсе рассердился, повел себя настолько странно, что Дюваль тщетно ломал голову в попытках понять — что он в очередной раз сделал не так? Чем прогневал еврейского царя, почему Кадош сперва убежал из-за стола, почему вернулся бледный как полотно, с блуждающим взором, сам на себя не похожий? Как будто в туалетной комнате он принял лошадиную дозу наркотика, или на него напал какой-нибудь черный маг и шутки ради подменил доктора Соломона призрачным двойником… и этот двойник все расспрашивал и расспрашивал Жана о Сесиль, с неутолимым любопытством влюбленного или одержимого.
— Может быть, он не так уж равнодушен к женщинам, как показывает? — задумчиво протянула Бокаж, которой Дюваль разболтал обо всех подробностях своего удивительного приключения без счастливого финала, разболтал еще раньше, чем закончилась первая бутылка шампанского, и они полностью разделись:
— Может, его на самом деле интересует твоя жена, и этот змей-искуситель к ней подбирается, чтобы поиметь в каждую дырку, а мы с тобой только глупые слепые мышки, которых он сожрет на закуску?
Версия Мирей была не лишена смысла, но Жан, на свою беду, слишком хорошо знал, кем интересуется Соломон больше всего на свете, знал из первых уст, и, приканчивая очередной бокал с шампанским, огорченно пробормотал:
— Нет, Мирей, здесь что-то другое… Не могу понять — что, но совсем, совсем другое…
Бокаж перевернула свой бокал, пролив последние холодные капли на живот любовника, подползла к нему и принялась вылизывать бледную кожу, постепенно спускаясь все ниже, к набухающему члену… но, прежде чем занять им свой рот, предложила:
— Ты должен сам у него спросить.
— Что ты, как я могу?.. — прошептал Жан, хотя член его тут же подскочил вверх, от одной лишь мысли о возможности новой приватной беседы с Соломоном на интригующую тему. — Я преследовал его по пятам, догнал, добился внимания, совместного ужина… но опять все испортил… не угодил, сделал что-то не так!..
— Нууууу… я могу сказать о себе то же самое… — Мирей привстала и потянулась за новой бутылкой. — У меня вроде и дело было на мази: сперва обед, потом ужин, потом он позвонил и пригласил меня на ту встречу в ресторане, помнишь?.. где еще был Дюрок, и этот ваш с Сесиль скучный немец с пасторской рожей, Райх… ха-ха-ха, я ведь под столом первая попыталась залезть к нему в штаны…
— К Райху?.. — глупо ухмыльнулся Жан, возбуждавшийся тем сильнее, чем больше его развозило.
Мирей фыркнула и больно ущипнула его за лобок:
— Да чтоб тебя!.. К какому еще Райху — к нашему неприступному доктору!..
— Какая ты… шалунья… никогда бы не подумал… на деловом ужине!. А он что?
— Пфффф… просто вытащил мою руку у себя из ширинки — ну точно гусеницу снял — а сам продолжал спокойно беседовать, на лице и мускул не дрогнул.
— У него встал? — Дюваль сглотнул, рисуя в воображении картинку, как он сам проделывает подобное на сегодняшнем ужине, и, за неимением в доступе Соломонова члена, полез рукой в промежность Бокаж… Она охнула, когда он довольно ловко нащупал нужный бугорок, подалась навстречу его пальцам, и совсем уже невнятно ответила на вопрос:
— Там все было такого великанского размера, Жан, что я не успела понять… обычно, когда Господь раздает члены и мозги, мужики получают либо одно, либо другое, но этот хитрый еврей успел в обе очереди. Мммммм, вот только сейчас не останавливайся…
— Шалунья…
***
…Соломон (3) лежал на диване в обнимку с бутылкой и разговаривал по телефону, а Жан и Мирей смотрели на него, стоя на балконе в простынях, обернутых вокруг тела на манер римских одеяний. Три бутылки шампанского закончились быстро, но спиртного в доме было сколько угодно, ночь вошла в самую глухую пору, и до рассвета было еще далеко.
В дальнейшем ни один из них не мог вспомнить, кому первому пришла в голову рискованная идея — по-дружески навестить месье Кадоша, столь явно скучавшего в своей большой гостиной, пустынной и ярко освещенной. Все происходящее там просматривалось, как на экране, через окно в боковой стене, выходившее в сад и на соседскую виллу. Возможно, Соломон знал, что за ним наблюдают, но его это ни капли не смущало, или он, привыкнув, что по соседству никто не живет, попросту позабыл закрыть ставни и опустить жалюзи…
Любовники, пьяные от страсти больше, чем от вина, пропитанные до костей густым ароматом цветов, листьев и фруктов, зреющих в саду, поглощенные лиловым сумраком звездной ночи, ощущали себя тенями в раю, и вместе с тем актерами в
