— Тебе и не нужно. Эту неприятную новость я готов лично ей сообщить.
— Спасибо, это очень благородно с твоей стороны, но я немного о другом. Вчера кое-что случилось.
Соломон бросил на нее долгий внимательный взгляд и припомнил, что вчера, когда Сесиль рыдала у него на плече, умоляя повлиять на мужа, а Мирей бесцеремонно вторглась в процесс, дамы в конце концов договорились вместе поужинать. Похоже, ужин прошел не слишком удачно для их дружбы…
— Мадам Дюваль узнала о твоей близости с ее мужем. — это был не вопрос, а констатация мгновенной догадки.
— Вы что, ясновидящий, доктор Кадош? — женщина смущенно усмехнулась. — Да, она знает… Теперь она ненавидит меня и желает мне смерти.
— Не нужно быть ясновидящим, чтобы сложить два и два. Гнев мадам Дюваль понятен, как и ее горе из-за намерения супруга развестись с ней…
— Послушай, он разводится не из-за меня! Я не собиралась рушить их пару, просто считала — и считаю — что небольшое любовное приключение на стороне могло пойти на пользу этому унылому браку! И, если уж по гамбургскому счету, то ты куда больше ответственен за дикие выходки Жана! Это не я постоянно приводила его в отчаяние, это не я его отвергала, а ты… хоть и не каждый раз. Я вот давно хотела спросить: зачем ты вообще давал ему надежду? Это что, был твой способ выиграть войну за наследство Шаффхаузена? Действенно, не спорю, но как-то не очень гуманно… привлекать сердца, использовать, а потом разбивать и отбрасывать, как ненужную вещь, или съедать на завтрак…
Произнося свой монолог, Мирей не сводила с Соломона глаз, как пума на охоте, и он ощущал себя пойманным: что бы он ни сказал сейчас, какое бы объяснение ни предложил — это все равно будет звучать как жалкое самооправдание. А открыть правду нельзя, не подставляя под удар брата — он не настолько доверял Бокаж.
— Ты преувеличиваешь. Я не бессердечный донжуан и не злой гений. Просто мое появление в клинике, совпавшее с трагической смертью Шаффхаузена, стало триггером кризиса в семье Жана, который давным-давно назрел. Твои слова это подтверждают. Не будь меня, Дюваль перенес бы свои чувства на другой подходящий объект, только и всего.
— Хммм… хитрец… ты всегда все поворачиваешь в свою пользу и остаешься в белых одеждах… — тонкая рука Мирей, украшенная браслетом из белого золота с причудливым плетением, скользнула по столу, нащупала пальцы Соломона:
— Ну почему ты такой неуловимый, сколько можно меня дразнить? Сказал бы уже «да» или «нет», что-нибудь одно, но не это «да и нет» одновременно! Нам ведь было хорошо вместе… очень хорошо…и я могу быть тебе другом, очень-очень верным другом…
Кадош в очередной раз задался вопросом, как так вышло, что пьяный Лис, с трудом помнивший себя под парами абсента, сумел проявить себя лучшим любовником для разборчивой красавицы, но вслух проговорил иное:
— Я тоже могу быть тебе верным другом, Мирей, но ты выбрала не лучшее место и время, чтобы выяснять отношения.
Он слегка пожал ее руку и мягко вытянул свои пальцы из захвата, как будто для того, чтобы зажечь сигарету. Бокаж тоже потянулась к его портсигару, потом к зажигалке, и, закурив, сказала:
— Ну ладно. Раз уж мы общаемся по-дружески, доктор Кадош, я хочу дать еще одно доказательство своей дружбы… и рассказать, что вчера было на ужине у Сесиль — точнее, кто. Мне почему-то кажется, что тебя это заинтересует куда больше всех других тем.
— Кто же там был?
— Месье Густав Райх, собственной персоной. Не знаю, где она его раздобыла, он вроде был не то в Женеве, не то в Риме, не то в Париже, однако же вчера этот святоша случился в квартире Дювалей. Ага, я же говорила, что тебе будет интересно!..
Соломон напрягся и невольно подался всем телом вперед, чтобы не пропустить ни одного слова собеседницы:
— Ты не ошиблась, мне очень интересно. Что он там делал?
— Они с Сесиль устроили надо мной натуральное судилище… и, представь только — даже приговорили к смерти за эту дурацкую интрижку с Жаном! Сесиль так на меня орала, а дядюшка Густав так шипел и плевался огнем и серой, что я всерьез подумываю — не составить ли завещание!
Тут Мирей нервно хихикнула и против воли передернула плечами, ощутив все тот же озноб посетившего ее накануне испуга.
— Ты ведь не знаешь, что мы знакомы с Сесиль чуть ли не с рождения. Но раньше я понятия не имела, что моя добрая подруга знает такие обидные слова и может смотреть с такой ненавистью! Бррррр…. Это Райх, конечно. Он ее накрутил, все-таки воспитатель, наставник, духовный покровитель — и все же я не думала до вчерашнего дня, что Сисс настолько находится под его влиянием.
Она последний раз затянулась и скомкала окурок в пепельнице. Глаза ее повлажнели, выдавая внимательному наблюдателю, как сильно ее задела вчерашняя безобразная сцена. Но Бокаж усилием воли сдержала слезы, как будто опасаясь, что тушь потечет, и продолжила:
— В общем, еле унесла оттуда ноги… Вот честно, меня трудно испугать, но вчера им обоим это удалось. Теперь, надеюсь, ты все понимаешь, да?
— Понимаю. Месье Райх знает, как пугать людей, в этом он настоящий профессионал. И, видимо, кроме адского огня и серы, тебе угрожали чем-то более реальным, так?
— Ты совершенно прав. Гораздо больше божьего гнева меня напугала слежка за квартирой Жана и Сесиль… Я, идиотка этакая, развлекалась с ним прямо в гостиной, а все это снимали на камеру из дома напротив! Райх передал фотографии Сисс, целую пачку, она бросила мне их в лицо. Теперь для суда у нее есть доказательства измены, и Жан прав — если она захочет, то оставит его нищим. Нет, ты представляешь?! Слежка за квартирой!.. Какие-то шпионы, соглядатаи… Я себя почувствовала как в драме Гюго.
— Знакомое ощущение.
Кадош взял новую сигарету, прикурил, сделал глубокую затяжку и медленно выдохнул, чтобы скрыть волнение и как следует уложить в голове полученную информацию. Стало быть, Райх, быстренько сбежав из Парижа после неудачного покушения, и не думал затаиваться, а снова возник в самой гуще событий, теперь уже на Ривьере. И первым делом принялся восстанавливать нарушенный порядок в семействе Дювалей.
Не было никаких рациональных доказательств, что попытка убить Эрнеста, странное самоубийство Ирмы Шеннон, изнасилование, которому подвергся Жан, слежка за неверным супругом и угрозы, полученные
