Он знал, что это Изольда, начинающая модель из дома Диора, и вероятная кандидатка на роль второй жены дяди-вдовца, но все равно смущался, отвечал сухо и старался лишний раз не смотреть в ее сторону.
Если бы рядом с ним был Исаак, он не чувствовал бы себя таким скованным, и не возвращался бы постоянно мыслями к пропущенной мессе и тому, как огорчается мама на небесах, видя его легкомыслие… Но Лис должен был постоянно присутствовать за кулисами, по крайней мере до первого антракта — и только потом, убедившись, что все идет гладко и в точном соответствии с программой и замыслом постановщиков, сможет составить ему компанию в ложе. Да и то ненадолго, поскольку в третьем отделении Лис все-таки будет танцевать.
— Ну ничего, мой дорогой, после спектакля мы все наверстаем… — утешал он Ксавье перед тем, как оставить его в зале на попечении Жозефа с невестой. — Будем праздновать до самого утра! И Соломон тебе не позволит грустить, он ведь почти то же самое, что и я…
Ксавье только улыбнулся в ответ на это смелое замечание, но спорить не стал.
Присутствие Сида действительно почти что — процентов на восемьдесят — могло примирить его с отсутствием Лиса, вот только доктор Кадош непростительно запаздывал. Гости уже допивали аперитив, вот-вот начнется вступительный конферанс и подадут праздничный ужин, а место по правую руку от Ксавье, нарочно оставленное для Соломона, все еще пустовало…
«Что могло его так задержать? Неужели пришлось ехать в госпиталь, к какому-нибудь срочному пациенту?» — тревожно размышлял юноша, и дополнительно сокрушался насчет того, как расстроится Лис, если брат не придет на премьеру, даже по самой уважительной причине…
Но Соломон пришел, за несколько минут до поднятия занавеса: тоже нарядно одетый — даже в жилете и с галстуком-бабочкой под безупречным пиджаком — тщательно выбритый, идеально причесанный, пахнущий душистым табаком и можжевельником, такой же немыслимо красивый, как его брат-близнец…
Правда, сопровождал доктора Кадоша более чем неожиданный компаньон в лице месье Франсуа Дельмаса.
При триумфальном появлении в ложе второго дяди, Ксавье оставалось только глазами захлопать и подавиться приветствием. Это не лезло ни в какие ворота: по всем правилам, писаным и неписаным, принятым в семействе Дельмасов на протяжении многих лет, Франсуа — как формальному главе клана — надлежало находиться дома, сидеть за столом в компании жены и детей, раскладывать подарки в гостиной под елкой и наполнять конфетами и монетками чулки, висящие у камина…
«Почему же он здесь?.. Ну… конечно… мне тоже следовало быть сейчас на мессе, а я вот сижу, пью шампанское и пялюсь на грудь Изольды… Дядя Франсуа наверняка приглашал Соломона на домашний ужин, а тот сказал, что идет на премьеру — и дядя тоже захотел пойти. Но… если так, почему он не взял собой ни тетушку, ни кузенов?.. Что же получается, Сид дал дяде Франсуа только одно приглашение?..»
В голове у юноши крутилось множество ответов на щекотливые вопросы, и ни один из них ему не нравился. Он все больше жалел, что поддался искушению, и вместо спокойного и торжественного богослужения — которое всегда так любила мама! — очертя голову ринулся в тенета богемных развлечений.
Оба мужчины не заметили в поведении Ксавье ничего странного, или сделали вид, что не заметили. Они поздоровались, извинились за свою непунктуальность и как ни в чем не бывало заняли места на диване, сели рядом, как давние друзья или родственники. Или…
«Нет, нет, что за чушь!» — Ксавье покраснел от стыда за толком не оформленную мысль, и торопливо напомнил себе, что Соломон и Франсуа на самом деле друзья, довольно давно, и, если быть до конца честным — почти что родственники.
Тем временем Франсуа, наполнявший бокалы шампанским, подмигнул племяннику:
— Ты что такой кислый, дружок? Смотри, если не будешь веселиться на полную катушку, Папаша Ноэль осерчает и насыпет в твой чулок угля вместо золотых!..
— Я веселюсь… — уныло пробормотал наследный принц, и тут же, повинуясь своей прямодушной чистоте, спросил: — А где же тетушка Мари и кузина Аннет, и Антуан с Робером? Наверное, они ужасно огорчились, что остались дома одни.
— Вот уж нет! — возразил Франсуа, а Жозеф только фыркнул высокомерным котом и что-то зашептал на ушко Изольде; красавица понимающе закивала и сделала вид, что полностью поглощена созерцанием сцены.
— Если бы ты чаще бывал у нас, Ксавье, и не пропускал безбожно воскресные обеды и литературные вечера своей тетушки и моей супруги, то знал бы, что на эти праздники все семейство Дельмасов, исключая тебя, меня и Жозефа, дружно отбыло в Дижон, в гости к тете Одетте.
Это сообщение изумило Ксавье еще больше — он прекрасно знал, что парижская родня не особенно любит родню дижонскую, а тетя Одетта вообще считалась кем-то вроде семейной парии, после того, как, одовев, за бесценок распродала старинную серебряную посуду и коллекцию голландской живописи и повторно вышла замуж за депутата, влиятельного члена коммунистической партии, алжирца по происхождению…
— О… зачем?.. То есть, я хотел сказать — почему туда?
Франсуа захохотал и отсалютовал ему бокалом:
— А вы, как всегда, тонко схватываете суть, месье без-пяти-минут доктор философии! Как вы ловко намекнули на щекотливое обстоятельство, что моя супруга считает мадам Одетту сумасбродкой с опасными идеями, а та ее — глупой курицей, подавленной тираном-мужем, то есть мной.
— Приверженность опасным идеям — не такая уж редкость в вашей семье, Франсуа, — заметил Соломон, чем вызвал у друга еще больший прилив веселости.
Ксавье укоризненно взглянул на обоих и тихо сказал:
— Я ни на что такое не намекал, дядя, но вы мне так и не объяснили ничего…
— Терпение! Несмотря на внутрисемейные разногласия, тетушка Одетта нежно любит твою кузину Аннет, которой осенью как раз исполнилось восемнадцать лет -вполне подходящий возраст, чтобы начать подыскивать ей хорошую партию… Не кривитесь, доктор Кадош, не кривитесь! Никто не собирается принуждать Аннет идти под венец за какого-нибудь мерзкого старикана! Но почему бы ненавязчиво не познакомить прекрасную девушку с не менее прекрасными молодыми людьми из хороших семей? А?
Франсуа положил руку на запястье Соломона, требуя ответа, и Ксавье опять покоробил этот фамильярный жест и развязное поведение дяди… и он был рад, когда Сид высвободился из захвата и спокойно проговорил:
— Ты знаешь мою точку зрения на буржуазный брак, незачем повторять ее сейчас. Заканчивай историю, Франсуа, пока занавес не подняли — ручаюсь, до самого антракта нам будет не до бесед.
— Заставить моего братца прекратить «дозволенные речи» можно только с помощью отсечения головы, — подал голос Жозеф. — На твой вопрос,
