Идея была хорошая, формального повода для отказа не нашлось, одаренный и трудолюбивый Варгас вполне заслуживал сольника, а Жорж — повышения своих шансов в ухаживании, так что Исаак согласился. За репетиции взялись, что называется, в последний момент, но увлеченность и старание танцовщиков и балетмейстера, готовность ежедневно работать по несколько дополнительных часов компенсировала малое число дней, оставшихся до премьеры.
…Вопреки опасениям Лиса, Ксавье не возражал против плотного рабочего графика своего возлюбленного, и даже скрепя сердце смирился с очень поздними возвращениями домой, которые теперь случались три-четыре раза в неделю. Он страдал молча, не напоказ, и, вероятно, подобное самопожертвование было для него способом держать рождественский пост. (3)
Правда, воздержаться от сексуальной близости Ксавье опять не смог. Он сделал честную попытку в первое постное воскресенье, около полуночи уйдя спать на диван в гостиной, но через три часа ворвался обратно в их общую спальню и разбудил Исаака жаркой наготой, неистовыми поцелуями и страстным минетом… И в процессе кончил сам, не помогая себе руками, просто от удовольствия ласкать любовника ртом на прохладных простынях, под покровом густой темноты, пахнущей яблоком и корицей.
В ту ночь они больше не заснули, поскольку Исаак не остался в долгу и щедро отплатил наслаждением за наслаждение: то подчинял требовательной страсти по-юношески изящное, золотисто-смуглое тело Ксавье, то давал ему полную свободу следовать собственным фантазиям, какими бы бесстыдными и безумными они не казались поначалу юному католику… Ксавье седлал его, как жеребца, и насаживался на каменно-твердый член до упора, с криками и стонами, запрокинув голову и задыхаясь от удовольствия, Исаак, не смущаясь заданным темпом, легко держал любовника на бедрах, проникал в него снова и снова, и не позволял себе разрядки, пока сильные ритмичные толчки не доводили Ксавье до бурного двойного оргазма и полного расслабления.
Потом они отдыхали в объятиях друг друга, целуясь и нежно шепчась, задремывали, но просыпались от желания — и начинали снова…
— Люблю, люблю, люблю тебя! — шептал юноша в подобии экстатического транса, утратив чувство времени и пространства. — Люблю тебя, мой Лис, только тебя, одного тебя, люблю-люблю-люблю! И хочу… хочу тебя, всегда, всегда и везде, всегда только тебя!..
Его руки слепо шарили по груди Исаака, задевая соски, спускались ниже, гладя бока и плоский мускулистый живот, и еще ниже, к члену и ягодицам, как будто самые откровенные касания к интимным частям усиливали взаимную принадлежность.
Лис отвечал поцелуями и не менее нежными чувственными ласками, и, конечно, не забывал шептать в доверчиво подставленное ему ухо — «ушко олененка», на их альковном языке — искренние слова любви.
Они были вместе три с половиной года, и несмотря на испытания, выпавшие им обоим в начале романа, несмотря на неизбежные трудности притирки двоих, живущих под одной крышей, несмотря на ссоры и размолвки, случавшиеся в основном из-за дикой ревности Ксавье, страсть между ними не остыла ни на градус. Наоборот, становилась сильнее, по мере того, как вызревали отношения, подобно тому, как с каждым годом вызревает и усиливается вкус доброго вина…
…Наутро Исаак и Ксавье, оба проспавшие и опоздавшие повсюду, чувствовали себя настолько влюбленными и до краев наполненными счастьем, что без зазрения совести провалялись в постели до полудня, а когда встали, решили превратить поздний завтрак дома в ранний обед в любимом ресторанчике на бульварах. За супом и жарким они просто болтали и дурачились, обмениваясь студенческими и театральными байками, подшучивали друг над другом и строили грандиозные планы на швейцарские каникулы…
Когда же подали десерт, Ксавье, ломая золотистую корочку крем-брюле, опустил глаза, как смущенная невеста, и прошептал:
— Знаешь, Лис… Пожалуй, в этом году я все-таки пропущу ночную рождественскую мессу. Пойду в церковь на следующий день.
— Что? — переспросил Исаак, не веря своим ушам: рождественский сочельник и обязательное посещение ночной службы в Нотр-Дам были единственной католической традицией, которые Ксавье продолжал соблюдать строжайшим образом. Лис давно оставил попытки соблазнить любимого светским вариантом праздника и увидеть его на премьерном рождественском представлении в «Лидо».
«Милый, поверь, что для меня быть ночью в соборе так же важно, как для тебя — выйти на сцену… Я не настаиваю, чтобы ты ходил со мной на мессу, хотя мне было бы это очень приятно — но и ты не настаивай, чтобы я вместо службы сидел в кабаре».
И вдруг…
— Я хочу увидеть твою премьеру. — твердо повторил Ксавье, и сейчас же лукаво улыбнулся: — Для меня ведь найдется контрамарка? Или ты припас ее для кого-то другого?
— Конечно… конечно, найдется, моя любовь! — потрясенный Исаак горячо и нежно сжал руку юноши и припал к ней губами. — Спасибо… спасибо тебе. Я буду просто счастлив увидеть тебя в зрительном зале, хотя сам буду на сцене от силы десять минут.
— Ничего, зато ты сможешь посидеть со мной в ВИП-зоне, — засмеялся Ксавье. — Вам же не обязательно все время торчать за кулисами, господин балетмейстер?..
В ответ Лис только вздохнул, притянул своего милого поближе и прижался лбом к его лбу. Семьдесят четвертый год был не самым простым для их пары, но последние недели перед рождеством оказались невероятно щедры на чудеса.
***
24-25 декабря 1974 года.
Праздничное представление в «Лидо» было обречено на успех — это стало понятно еще до начала, когда нарядная и заранее приятно возбужденная публика заполнила зал до отказа, и встречала одобрительным гулом и аплодисментами все интригующие приготовления к действию.
По стенам, под потолком и по краям сцены мерцали гирлянды — плавными переливами алого, голубого, зеленого и золотого света, на фоне темно-синего «неба», усыпанного звездами, и серебристого силуэта знаменитой на весь мир пастушки облаков, Эйфелевой башни. Над лестницей, расположенной в середине и плавно уходящей вверх, в таинственное закулисье, откуда вскоре должны были появиться участники парада-алле, как будто мела рождественская метель.
Оптическая иллюзия снегопада была такой достоверной, что Ксавье невольно хотелось подойти поближе, подставить лицо и протянуть руки, чтобы наяву ощутить холодные поцелуи снежинок… но это было бы чересчур по-детски, а сегодня Ксавье как никогда хотелось выглядеть взрослым и солидным месье Дельмасом, настоящей ВИП-персоной.
Например, такой, как его дядя Жозеф.
Одетый с иголочки в костюм от Диора, тот с королевской важностью восседал на соседнем диване, в компании необыкновенно красивой брюнетки в платье винного цвета, с огромным декольте. Веселая и оживленная, очень довольная собой и своим кавалером, предвкушающая еще большее удовольствие, она то перешептывалась и хихикала с Жозефом, то заговаривала с Ксавье, подшучивала и мило
