Услышав такое простое и радостное объяснение, Ксавье сразу же успокоился и повеселел — значит, никто никого не обманывал, не хитрил, не страдал от лжи, и все дело было только в желании кузенов повеселиться на графском балу, и в предполагаемой помолвке Аннет с каким-нибудь знатным красавцем.
— А у графа де Сен-Бриза есть неженатые сыновья? — поинтересовался он светским тоном, чувствуя себя обязанным сгладить допущенную бестактность (иначе было и не назвать устроенный дяде допрос).
Франсуа усмехнулся:
— Есть один от первого брака… Но я слышал, что он изрядный шалопай, кутила и повеса, так что едва ли его можно считать хорошей партией для Аннет. Но тсссс! Представление начинается!
В этот момент заиграла громкая музыка, по залу прокатился шквал аплодисментов, занавес, как малиновое облако, взлетел вверх, открывая декорации праздничного Парижа и на их фоне — артистов кордебалета, в бальных платьях и фраках, застывших «живой картиной» в вихре синевато-серебристой метели…
***
— Аааааа… черт возьми, как же больно… — Жорж поднял на Исаака глаза, полные слез, и отрицательно покачал головой: — Лис, это пиздец, я не могу наступить на ногу… вообще. Это ахилл (4).
Исаак и сам прекрасно видел признаки травмы сухожилия: синюшный отек от заднего свода стопы, выше пяточной кости и до кончиков пальцев, и характерную одеревенелость, как при параличе — но при сжимании голени стопа начинала двигаться. В таком состоянии Жорж не просто не мог танцевать: хорошо, если он сможет нормально ходить хотя бы через пару недель.
— Лис, не молчи, пожалуйста… — не отводя взгляда от напряженного лица друга, взмолился Жорж дрожащим голосом. — Мне и так страшно, но когда ты молчишь, сразу хочется застрелиться, утопиться и выброситься из окна одновременно!.. Я… я же не нарочно!
Лола, сидевшая рядом с кушеткой в роскошном розовом платье принцессы, с блестками и многочисленными нижними юбками из золотистых кружев, как и подобало милосердной даме, нежно и успокаивающе погладила незадачливого Зорро по голове:
— Не волнуйся, миленький! Доктор уже идет. Сейчас тебя быстренько перевяжут, сделают укол, отвезут в больничку…
— Не-ет! Только не в больницу, нет! Не поеду я ни в какую больницу! Я там умрууууу… — испуганный этим «утешением» партнерши по номеру больше, чем мрачным молчанием балетмейстера, Жорж окончательно потерял над собой контроль и расплакался.
— Тихо! — Исаак тоже подсел к страдальцу и положил ладонь ему на плечо. -Ты не умрешь и скоро будешь как новенький. Травма не такая уж серьезная, разрыва нет, просто сильное растяжение и гематома.
— Будто ты в этом что-то понимаешь… Вот если бы Соломон согласился посмотреть? — в голосе Жоржа появились детские нотки, а взгляд стал трогательно беспомощным; Ксавье вел себя похожим образом, когда капризничал или что-то выпрашивал, и, конечно, сердце Лиса дрогнуло. Дрогнуло — но и только: по очень многим причинам он не собирался выдергивать близнеца из зрительного зала и тащить за кулисы, ради того, чтобы изучать пострадавшую конечность Жоржа.
— Извини, он не травматолог, к тому же пришел с друзьями и порядочно выпил, и не станет заниматься пациентом во хмелю. Но не волнуйся, доктор Бланшан таких травм, как у тебя, перевидал сотни, и уж как-нибудь справится.
— А… а как же номер?.. Хосе ждет… что теперь делать?
— Я сегодня выступлю твоим дублером. Тряхну стариной и побуду Зорро, — Исаак через силу улыбнулся.
Внутри у него все дрожало, и совсем не потому, что он переживал за выступление, благо, «Лошадиное танго» только за последнюю неделю станцевал раз сорок на репетициях, и не потому, что не хотел выходить на сцену. Нет — он был неприлично, непристойно счастлив, что будет танцевать, танцевать! — в сольном номере, в самый горячий момент рождественского шоу, и зрители будут аплодировать и кричать ему «браво»… но выходило так, словно Исаак радуется несчастному случаю, подкосившему стопу Жоржа, и это повергало Лиса в глубочайший стыд.
«Какой же я чертов эгоист… у меня даже не получается притвориться, что я расстроен, а Жоржи, бедняга, еще переживает за срыв выступления!»
В дверь постучали — сперва робко, потом громко, настойчиво: должно быть, одновременно пришли врач, чтобы оказывать помощь пострадавшему, и кто-то из ассистентов режиссера, для выяснения вопроса изменений в программе шоу.
«Да, изменение будет… но только одно!»
Оставалось переодеться и сообщить Хосе, что они выходят на сцену вместе.
***
Зал, погруженный в темноту, расчерчивали красные и золотые всполохи прожекторов; они выхватывали из мрака сцену, тоже подсвеченную золотым и багрово-алым, и у зрителей создавалась полная иллюзия, что фигуры двоих мужчин, соединенные танцем, движутся посреди пламени пожара.
Оба танцора были одеты в черное, полуобнажены выше пояса, и костюм одного оттенялся кожаной, вышитой серебром перевязью и длинным алым кушаком, а второго — серебряными наручами и… черным лошадиным хвостом. Они то скользили, едва касаясь пола ногами, а друг друга — ладонями, то резко расходились в разные стороны, словно в отчаянии, но затем опять сталкивались на середине сцены, и вступали в яростное противоборство, стараясь подчинить партнера своей воле, и тогда их атлетические торсы, сильные бедра, мускулистые руки как будто становились частью единого целого, одним существом -кентавром или химерой.
От этого зрелища невозможно было оторвать взгляд, и зрители, затаив дыхание, следили за происходящим, равно опьяненные музыкой, светом, силой и чувственной грацией танцоров.
Синеватые очертания гор в снеговых шапках, зубчатые стены старинного замка и огромная белоснежная луна, плывущая над его башнями, добавляли действию достоверности и довершали образ колдовской мистерии, хотя были всего лишь изображениями на фоновом занавесе…
Над всем царила немыслимая, рвущая душу мелодия танго — хрипловатый ритмичный квартет аккордеона, пианино, гитары и скрипки, где каждая нота была каплей любовного эликсира, концентрированной смесью страдания, страсти и жгучего желания.
…Ксавье смотрел на сцену как зачарованный, намертво вцепившись одной рукой в диван, царапая ногтями обивку, а пальцы другой — вдавливал в колено Соломона, не заботясь, что может оставить на нем синяки. Сейчас это не имело значения.
Мир сжался до размеров черного квадрата, рассеченного на острые грани ярким светом софитов, вся мировая премудрость поместилась в пять букв, составляющих имя Исаак.
Исаак танцевал перед полным залом, танцевал с посторонним мужчиной, танцевал в паре, и обнимался, обнимался с партнером, хотя обещал никогда больше так не поступать. И сотни глаз пожирали его тело, без всякого стыда, вне любых приличий!
Ксавье казалось, что он со всех сторон слышит вздохи, полные похоти, неприкрытого
