Муж и жена сидели друг против друга и молчали, а через приоткрытое окно на стену кареты падали разноцветные пятна — отблески фейерверка. Красные, синие, зеленые. Но лица супругов оставались в темноте, и Катарина чувствовала, как между ней и мужем словно растет стена — стена раздражения, непонимания и злости.
Хоэль не ответил, и это злило еще больше. Почему он молчит? А если говорит — то совсем не то, что хотелось бы услышать? А что ей хотелось бы услышать?
Катарина внезапно перепугалась еще больше, чем когда Хоэль ударил Фабиана. Ей захотелось выскочить из кареты прямо сейчас — на ходу, чтобы остаться одной, спрятаться. Спрятаться и от мужчины, который перевернул всю ее жизнь за несколько дней, и от себя самой Только можно ли спрятаться от себя?..
Карета въехала во двор Каса-Пелирохо, и Катарина выскочила вон, не дожидаясь мужа. Подобрав подол, она побежала в сторону садового домика. Скрыться там, запереть двери и провести эту ночь одной, в тишине, при свечах, чтобы успокоить растревоженные душу и тело.
Было слышно, как хлопнула дверца кареты, и как хрустнул гравий под башмаками Хоэля, но он не побежал за женой, не попытался остановить ее хотя бы словом, даже не окликнул.
Дрожащими руками, не попадая ключом в замочную скважину, Катарина отомкнула дверь своего тайного убежища, а потом надежно заперла ее изнутри — как будто закрыла на замок собственную душу. Пусть дон Дракон остается там, снаружи. Она не пустит его, ни за что не пустит тем более — в собственное сердце.
На втором этаже Катарина зажгла свечу и посмотрела на себя в зеркало, медленно снимая маску. Зеркало показало ей прекрасную женщину в черном траурном платье. Прекрасную — но бледную, с застывшим лицом, словно у статуи. Или как у покойницы. Катарина отшатнулась, ужаснувшись того, что увидела.
— Я не такая, — зашептала она своему отражению. — Я не такая!
Чтобы развеять морок, она пощипала себя за щеки, пытаясь вернуть им румянец, но бледность не желала покидать этого красивого и холодного лица, и тогда Катарина приподняла подол платья, оголяя колени. Чулки на ней были совсем не вдовьи — да, тоже черные, но с серебряными стрелками, а на подвязках были кокетливые бантики из серебристой тесьмы. Эти бантики — легкомысленные, украшенные крохотными жемчужинками, не могли принадлежать ни вдове, ни покойнице. Такие чулки могла носить только очаровательница, обольстительница, женщина, которая ценит и красоту, и смелость.
Повернувшись спиной к зеркалу, Катарина привычно изогнулась, чтобы посмотреть на себя сзади и еще чуть повыше приподняла юбку. Женщина с такими стройными ногами и в таких бесстыдно-красивых чулках не может быть статуей, это точно!..
Коротко вздохнув, благородная донна посмотрела в окно и встретилась взглядом с собственным мужем.
Да, ее муж — дон Хоэль Доминго, герцог дель Астра, собственной персоной восседал на подоконнике распахнутого окна, как какой-нибудь вор и разбойник, и с огромным удовольствием любовался женой.
19.
Прелести красивого белья
— Что вы здесь делаете? — запинаясь спросила Катарина, с трудом приходя в себя и одергивая подол. — Как вы сюда забрались?!
— Взлетел, — хохотнул в ответ он и залез в комнату, едва не опрокинув с подоконника подсвечник в виде амурчика. — Так вот чем занимается моя чопорная и правильная женушка! А чего вы сразу спрятали чулочки? Я и не знал, что под этим унылым платьем скрывается такая красота.
Он прошелся по комнате, с любопытством осматриваясь, и время от времени хитровато поглядывая на Катарину. Она стояла, замерев, и даже забыла дышать, когда Хоэль поднял одну книгу с письменного стола, потом вторую, поглядев на имя автора, а потом коснулся крышки шкатулки, явно намереваясь ее открыть.
— Значит, напоказ мы — одно, а на деле — совсем другое? — спросил он.
— Не понимаю, о чем вы! — выпалила Катарина, невольно делая движение, чтобы помешать ему заглянуть в шкатулку. Ах, зачем она не выбросила эту дурацкую фигурку дракона!
— Ага, — правильно понял ее порыв Хоэль и медленно приподнял крышку. — Что же там у нас такое?..
— Это мои личные вещи! Вы не смеете!..
— Вы забыли, что я ваш муж, донья в чулочках? Все ваше — это мое, — парировал Хоэль и тут же сунул нос в шкатулку. — И чего вы боялись? — спросил он через минуту, изучив содержимое. — Я думал, тут письма от любовника.
— От любовника?! Попрошу относиться ко мне
— уважительно, — сказал он, выуживая из недр шкатулки фигурку серебряного дракона. — Да, я помню. Можете не повторяться, донья.
Он нахмурился, вертя дракончика в пальцах, а Катарина до боли сцепила руки. Но Хоэль, помедлив, бросил фигурку обратно и подошел к шкафу. Катарина ощутила такое глубокое разочарование, что даже зубы заныли, но когда муж взялся за створки шкафа, позабыла обо всем и бросилась вперед:
— Там моя одежда! Вы же не станете!.. — она попыталась захлопнуть шкаф, но этим только еще сильнее подзадорила Хоэля.
— Что же вы прячете, раз так боитесь? — он без особого труда оттеснил Катарину и заглянул в шкаф, а потом засмеялся.
— Немедленно закройте! — потребовала она, уже понимая, что проиграла.
— Небеса святые! — Хоэль присвистнул, погладив золотистый шелковый корсаж. — Неужели эти штучки были надеты на вас все это время, донья? Да вы мастерица хранить тайны! И какая жестокая! Похоронили такую красоту!
— Вы не имеете права — лепетала Катарина, пока он осматривал ее коллекцию корсетов, чулок и подвязок. Каким-то невероятным образом Хоэль угадал ее недавние страхи. Разве этот шкаф не похож на самый настоящий склеп? И это платье, под которым она похоронила себя?..
— Занятные вещички, — Хоэль выглядел довольным, как сытый кот. — Зачем же вы их сюда запрятали, дорогая донья? Им место вовсе не в шкафу, — и он перевел взгляд на Катарину, словно показывая, где должны находиться золотистый корсаж и красные чулки. — Признаться, вы меня удивили. Послушать вашу подружку — в этом доме вы молитвы читали и слезы лили, а тут такая роскошь! Донья Пигалица умрет, когда узнает
— Вы не скажете
