Но настроение Скалота Рабаэрды и его неясные мотивы были меньшими из их забот в эти суровые дни. О, на самом деле проблем им хватало. Все вокруг было одной огромной проблемой, и очень может быть, неразрешимой.
Что произошло с ними? Предательство и еще раз предательство. Хитрый и коварный заговор, тонко сплетенный за их спинами людьми, которые оказались гораздо умнее. А они попались как дети. В этом смысле они все оказались неразумными детьми. Один Уллем, возможно, все видел, ведь он неоднократно пророчил поражение. Но Уллем говорил всякое, как правило, невпопад, и кто вообще его слушал? Впрочем, всего знать не мог и он, иначе не был бы сейчас с ними. А вот Дэс Шуе знал.
Думая обо всем этом, можно было только стонать от бессилия, можно было кричать и биться головой об землю, потому что ничего другого не оставалось-ничего уже не исправить, не переиграть, не повернуть вспять. Однако, что толку? Все слезы были давно выплаканы, все проклятия посланы, и ныне оставалась только жестокая, холодная реальность с грузом безысходности и потерь.
Да уж, потери их были тяжелыми. И самое страшное, что ничего еще не закончилось.
Вечерами Тирга как могла утешала Руоля, но кто бы утешил ее саму? Нет, конечно, Руоль был рядом, он все время был с ней и, насколько мог, пытался облегчить ее боль, но даже он не мог заглянуть в самую глубину ее сердца. Ей казалось, что никто на это не способен, потому что она и сама не могла разобраться во всем, что творилось в ее душе в эти темные времена. К тому же, это ведь был Руоль, он всегда как будто находился в этом мире лишь какой-то частью себя. Все равно. Она любила его именно таким, какой он есть.
Сейчас Руоль двигался к голове их маленького поезда, а за ним следом шел Димбуэфер, поникший и немногословный во все последние дни. Димбуэфер Мит… еще одна неизбывная боль для Тирги Эны Витонис. Когда-то шумный, неунывающий, а теперь… можно точно сказать, с каких именно пор его настоящий вид стал привычен для всех, но что это изменит? Надо понимать, удар, нанесенный им всем, Димбуэфер почувствовал сильнее всего. Это он поверил в так называемого Пресветлого князя Дэса Шуе и пошел за ним. А Руоль и Тирга, чего уж тут скрывать, пошли за Димбуэфером. Ну а Илур, Висул, Сагур и кто там еще, и это тоже не секрет, шли за Руолем.
Тирга даже не могла представить, какую ответственность несет в себе Димбуэфер, какую бесконечную вину. Сердце Тирги сжималось всякий раз, когда она смотрела на него, и она очень боялась, что он может сломаться.
Такое вот утро. Тирга вздохнула и направилась к Руолю, который уже звал ее жестами. Пора в путь.
Руоль коротко приобнял ее, когда она подошла, но вид при этом имел задумчивый и немного отстраненный. Он слушал Димбуэфера, - Тирга не успела расслышать, что тот сказал, поэтому она спросила:
-Что-то случилось?
-Я говорю, погода, кажись, портится, - отвечал Димбуэфер. - Здесь ветер, а там вон какой туман висит. Что ты думаешь?
Он махнул рукой куда-то в сторону от Щита, и действительно, на самой границе видимости Тирга заметила некое бледное облачко, поднимающееся над горизонтом.
-Туман, - задумчиво произнес Руоль. Он тоже вглядывался в горизонт, щурился и даже приложил руку козырьком ко лбу. Его словно что-то тревожило.
-Что думаешь? - повторил Димбуэфер. - Чего нам следует ожидать? Разбираешься в таких вещах?
Руоль покачал головой.
-Я… не знаю… я…
Вдруг он дернулся и почему-то уставился на Тиргу.
-Улики! - воскликнул Руоль, и это прозвучало, словно на него снизошло великое откровение.
-Чего? - насторожилась Тирга. Слово было непонятным, но ничего хорошего она не ожидала.
-Все плохо? - поддержал ее опасения Димбуэфер.
-Что? Плохо? Наоборот! Если мы сумеем…
Руоль необычайно оживился, Тирга уже давно не видела его таким. Его настроение каким-то образом передалось и ей и Димбуэферу, который чуть ли не вскричал голосом, в котором узнавалась прежняя мощь и энергия боярина из Камней:
-Ну-ка объясни, парень!
Теперь Руоль уставился на него.
-Улики! - повторил он. - Конечно же! Э-э… дикие олени! Большое стадо! Они дышат, понимаешь? Это дыхание, пар!
Димбуэфер с удивлением снова посмотрел на горизонт.
-Так… много?
-О, ты еще увидишь! - Руоль даже рассмеялся. - Это большая удача! Планы немножко меняются. Сегодня нас ждет великая охота.
Неожиданно он взял Тиргу за плечи и поцеловал сухими и обветренными губами.
-Все будет хорошо, - сказал он, глядя ей в глаза. - Теперь не пропадем. Мы сможем. Патронов у нас много.
Сердце Тирги Эны Витонис забилось, взволнованно затрепетало в груди. Руоль редко когда бывал таким эмоциональным, и сейчас она его даже не узнавала, словно увидела какого-то нового Руоля, может быть, такого, каким он был давным-давно, еще до нее. Она готова была полюбить его с новой силой. Широкая улыбка растянула ее красивые губы, и как мало, оказывается, надо для того, чтобы хмурое утро вдруг засияло новыми красками, а в душе воскресла надежда и уверенность в завтрашнем дне.
Лагерь всполошился. Руоль бегал вокруг их маленькой колонны, отдавая команды, а Тирга с изумлением и неожиданной гордостью наблюдала, как все эти осунувшиеся, озлобленные, отчаявшиеся и потерянные люди загораются от его слов.
У нас появилась надежда, подумала Тирга.
Иногда, когда они оставались вдвоем, Руоль открывался ей, делился своими сомнениями и заботами, по крайней мере тем, чем готов был поделиться. Больше всего его волновала ответственность за весь их отряд, ведь именно он сказал однажды в предгорьях Хребта, в самые тяжелые времена их отчаянного бегства, что нужно уходить на Щит, иначе у них нет шанса. И хотя Димбуэфер горячо поддержал его в тот раз и поддерживал до сих пор, на самом деле Руоль не был до конца уверен в своем решении. Пусть он не говорил явно, но Тирга знала: Руоль боится, что повел всех на верную смерть, что только отсрочил неизбежное.
Примерно тогда же, когда они только оторвались от погони и покинули Хребет, Руоль сказал ей:
-Мне кажется, я забыл мору. Я ее не чувствую.
Что она могла сказать ему? В чем она сама могла быть уверенной?
-Мы справимся, - отвечала она, как не раз до этого.
Естественно, он делал, что мог. Если кто-то вдруг говорил, что того или иного уже достаточно, что мы не унесем всего, то Руоль выходил из себя и настаивал на своем. Иногда он едва не кричал, и
