Спустя годы Шагред Витонис будет с необъяснимой гордостью носить полное родовое имя своей матери, словно какой-нибудь простолюдин, и немалый след оставит он на земле. Много историй о его противостоянии с младшим единокровным братом Ургином-самим Солнцеподобным Ургином-будет ходить по всему Великому Хребту. Но пока о нем знает только Тирга.
-Вернись ко мне, Руоль. Только вернись ко мне.
Мчатся по равнине, по горам и предгорьям вольные отряды Мятежной Тирги Эны Витонис, вселяя страх в сердца, и сила их, злая разбойная сила растет с каждым днем. А Руоль на маленькой неприхотливой лошадке едет на север. Он заново учится слышать мору, вспоминает ушедшее, говорит с духами. Видит сны.
В одну из ночей приснилась бедная сестренка Унгу, а ведь она никогда не снилась. Это была дорога в прошлое.
Руоль надеется, что Баан-Сарай еще стоит. Надеется, что Ака Ака пребывает в добром здравии, хотя и думать-то об этом дико и странно. И, каким бы горьким это ни казалось, надеется, что князец преуспел в том, что он делал-объединил луорветанов под своей недоброй властью.
Так или иначе мы всегда вынуждены возвращаться, если не можем просто отпустить свое прошлое, если оно само держит и не отпускает нас. Но времена меняются и требуют уже совсем других ответов.
Руоль едет в Баан-Сарай.
Часть десятая
Дорога, лежащая перед ним, это путь памяти, печали и сожалений. От этого никуда не деться. Руоль едет прочь от Архатаха, и память возвращает его к сотням и тысячам его прошлых дорог-темным и светлым-на просторах величественной моры. И хотя воспоминания, как водится, несут в себе грусть, его печаль и сожаления по большей части связаны не с этим. То, что ушло-ушло, и Руоль как будто бы примирился с этим. Его тревога о настоящем. Он понимает, что все сделал правильно, но в то же время мысли о том, что он совершил какую-то огромную ошибку, не отпускают его. Разве это не ребячество, не пустая бравада в одиночку отправиться туда, где его, возможно, ждет смерть, когда за его спиной вполне себе такая внушительная поддержка? Вот только он не может рисковать никем из своих людей. Руоль не понаслышке знает о силе Баан-Сарая, и приведи он с собой хоть весь отряд, это мало чем поможет, если что-то пойдет не так. Поддержка за плечами может сыграть свою роль, учитывая трепет луорветанов перед Высокими, но может и не сыграть-зависит от того, насколько ненавистен среди людей сам Руоль. Его бывший народ отличается долгой памятью. Нет, рисковать другими он был не вправе. Возможен ведь и другой вариант. Высокие за его спиной, разбойная вольница, как они сами себя называют, это люди, повидавшие многое и через многое прошедшие. Их силу Руоль знает тоже. Они могут устроить бойню. Иными словами, повернуться может и так, и этак. И поэтому пусть все идет так, как идет. В крайнем случае пострадает только один человек.
И однако же… дорога тянется, и его собственное былое все больше поглощает его. Вчера, разведя огонь в маленькой жировой плошке, Руоль несмело обратился к духу огня.
-Все не очень хорошо было в прошлый раз, правда? - со слабой и кривой усмешкой произнес он, чувствуя себя все-таки немного глупо. Перед мысленным взором возникло видение: полыхающий вовсю особняк в Средней и хохочущая фигура, которая ему кажется в языках пламени, неважно, насколько реальная. И вспоминается Шима Има Шалторгис и ее непререкаемая вера. “Как ты можешь не верить”?
-Я не знаю, существуешь ты или нет, дух огня, я уже не столь самонадеян, чтобы что-то слепо отрицать, я ничего не знаю, но я был бы не против, если бы ты показался мне.
Пламя на фитиле лишь слегка колыхнулось. Большего Руоль не увидел. Но все же… разве не показалось ему, что мимо, едва касаясь слуха прошелестел одобрительный шепот древних духов? Или это был ветер? Так или иначе, Руоль решил приносить огню жертву. Теперь он знает, что это будет искренне.
А иногда, глядя на бескрайнее разнотравье, туда где земля сливается с бесконечностью небес, Руоль пытается поговорить со своей невзрачной лошадкой. Та в ответ только косится на него своими глупыми глазами. Где вы теперь Лынта и Куюк, в каких неведомых краях скачете, гордо неся свои головы, увенчанные могучими рогами?
А потом Руоль замечает, что все еще говорит и думает на языке Высоких. Как долго это будет продолжаться посреди всего этого? Но он спотыкается, когда пытается перейти на родную речь и слегка удивляется. Отчего это внутреннее сопротивление? Может быть, он всегда был Высоким и только притворялся луорветаном?
А еще…
Которую ночь подряд снится Унгу. Бедная-бедная сестренка Унгу. Это кажется странным и это пугает. От этого не уйти и не закрыться. Он пытается, но прекрасно знает, что рано или поздно все оно снова нахлынет на него-такое живое, как будто случилось только вчера. С этой точки зрения он все еще луорветан, человек из народа, который не забывает ничего.
Мора широка и пестрит всеми цветами в это время года, отражает небо в своих бесчисленных озерах, одурманивает глубоким и свежим запахом, поет свою вечную песню беспредельной тишины, и может быть, повсюду-среди трав и озер, в небесах и под землей-обитают суровые и игривые духи. А Руоль приближается к Баан-Сараю и вспоминает давнюю зиму, самую холодную и самую горькую в своей жизни.
-Унгу, - выдохнул Руоль.
В этот миг эджуген был пустым, прозрачным и тихим. Эджуген звенел.
Сквозь внезапные слезы Руоль увидел, как медленно оседает по другую сторону очага худенькая девушка-служанка в простой домашней одежде без родовых узоров, без украшений и прочих знаков-судя по всему, безродная сирота.
Это была Унгу, его давным-давно пропавшая сестренка, и теперь в этом не было никаких сомнений. И словно бы не было всех этих долгих зим, и Руоль сейчас увидел ее такой, какой она была когда-то, такой, какой она жила в его памяти.
Где он? Где же он? - подумал Руоль со внезапным и страшным испугом. Мысль была обжигающей, молниеносной и безумной, но очень важной. Напоясный мешочек сестры. Все, что у него когда-то от нее осталось. Он ведь хранил его. Но время идет, и некоторые вещи перестают быть важными, некоторые забываются. В этом была какая-то огромная несправедливость, и не хотелось верить, что такова правда этой жизни. Но Руоль не помнил, где теперь ее мешочек.
Ужас от этой мысли приморозил его к месту, не давал пошевелиться. Но Туран медленно встал и склонился над поникшей Унгу. Видимо, он, как
