Но Руоль так ничего и не сказал. И все, что он мог бы сказать или сделать, даже его неясные мысли и запутанные смутные стремления, все это теперь перестало быть важным. Потому что дальше все случилось очень быстро. Настолько, что осознавать начинаешь только, когда оно уже позади.
В руке Нёр неведомо откуда появляется острый, сверкающий холодным темным светом кэниче.
Унгу вскидывает руку и выкрикивает:
-Суо! - этот крик еще долго будет звучать в голове Руоля.
Мимолетное потрясение в глазах Улькана. Но вдруг он срывается с места и делает почти невозможный, молниеносный прыжок. Он словно ветер. Улькан остается Ульканом до самого конца. Каким-то немыслимым образом он появляется между ними в тот самый момент, когда Нёр наносит удар.
Их всех словно бы отбрасывает друг от друга. Вот Улькан стоит чуть в стороне, как-то странно наклонившись, и смотрит на свою жену. Кажется, что его губы по-прежнему изогнуты в легкой и понимающей улыбке, и это очень страшно.
И вдруг Унгу рычит как какой-нибудь маленький зверек, внезапно бросается на Нёр, и они вместе падают.
А поднимается одна Нёр.
Она поднимает руку, направляя острие кэниче прямо в лицо Руоля.
-Теперь ты видишь? - спрашивает она. Голос ее почти спокоен, и рука с ножом не дрожит. - Видишь? Вот то, что ты делаешь. Всегда делаешь. Разве могло быть иначе?
Улькан поворачивает голову, смотрит на Руоля странно и настойчиво, едва ли не с мольбой, потом он тоже падает.
Нёр отводит взгляд от Руоля, видит мужа, лежащего на снегу, и лицо ее резко меняется.
-Улькан! - кричит она совершенно нечеловеческим голосом.
Все эти моменты практически не отложатся в голове Руоля, но этот крик как будто пробуждает его, и дальнейшее он запомнит навсегда.
Руоль словно вынырнул из какого-то дикого сна, ничего не соображая, но этот сон никак не хотел исчезать. Он видел Унгу, видел Улькана, видел ярко-красные пятна на белом снегу. Из всего это было самым невозможным; Руоль никак не мог поверить, что все происходит наяву. Он смотрел и никак не мог вдохнуть сухой морозный воздух.
Разве так бывает? Разве бывает?.. Только что… только что ведь…
Все было непоправимо, все было окончательно, и Руоль это уже знал, но верить отказывался.
Нёр теперь сидела на коленях рядом с неподвижным Ульканом и что-то неслышно шептала; лицо ее было белым, почти таким же как снег, и совершенно каменным.
А Руоль стоял чуть в стороне над всеми ними и ему казалось, что он стоит так уже очень давно и, наверное, может простоять еще долго-долго, может быть, до самого конца времен. Отчего бы нет? Эджуген остановился и уже никогда никуда не двинется.
-Ты убил его, - вдруг отчетливо сказала Нёр. - Ты за этим и пришел сюда. Я ведь знала.
Эти слова внезапно оживили Руоля. Он повернул голову, оторвав взгляд от неподвижной сестренки, такой маленькой и такой… неподвижной, от безумно неправильных алых пятен на снегу и посмотрел на Нёр удивленно и недоверчиво. Нёр тоже смотрела на него.
И вдруг она улыбнулась.
-Ты этого добивался? - спросила она. - Теперь все хорошо?
И так же внезапно в Руоле дикой и безудержной волной поднялась ярость, сметая все остальные чувства, сметая буквально все.
Руоль подскочил к Нёр, схватил ее за горло, оторвал от земли. Даже не задумался о том, что в руке ее по-прежнему был умытый в теперь уже замерзшей крови кэниче. Ему было все равно.
-Что ты наделала? - зарычал он. - Я не этого хотел!
-Да? - умудрилась прошептать Нёр; и она все еще как будто улыбалась.
Нож выпал из ее руки или она сама его выпустила и теперь совершенно безобидно лежал на снегу рядом с телом Улькана.
Чего он хотел? А ведь Руоль и сам этого не знал. Но ведь не этого! Совсем не этого! Однако в одном Нёр была права: во всем этом была его вина. Зачем он так рвался сюда? Это тоже было безумие, его тоже сжирали темные духи.
Что же я натворил? - с ужасом подумал он.
Злость никуда не делась, она все так же кипела в нем и стала его главным чувством, но теперь она была холодной, ледяной, такой же ледяной, как кожа Нёр под его руками. Он посмотрел в ее большие глаза, потемневшие от безумия и вдруг поразился всему происходящему. Я убью ее? - спросил он себя. Убью Нёр?
Неужели это все по-настоящему? Неужели это действительно они здесь?
Нёр оскалилась, не отводя взгляда от глаз Руоля.
-Отпусти, - прохрипела она.
И он отпустил.
Можно долго пытаться найти ответ, почему все случилось так и как до этого дошло; можно кричать, проклинать и рыдать, обвинять себя, но это уже ничего не изменит.
-Вот видишь, - произнесла Нёр, держась за горло. - Теперь мы только вдвоем. Как ты и хотел.
Она приблизилась к нему вплотную, положила руки на его плечи.
-Что скажешь, Руоль?
Она была совершенно безумна, и Руоль смотрел на нее с ужасом, понимая, что той Нёр, которую он когда-то любил, больше не было. Никого и ничего не осталось у него.
-Теперь я твоя.
Голос ее звучал насмешливо, а слова ранили не хуже лежащего на снегу кэниче. Руоль знал, что никогда им не быть вместе. Они оба это знали. Но Нёр словно бы играла с ним, она продолжала дразнить, едва не прижимаясь к нему обнаженным телом.
-Ну? Ты же этого ждал? Вот она я.
Руоль оттолкнул ее.
-Тебе надо одеться, - сказал он и сам поразился своей неуместной заботе. - Ты замерзаешь.
Нёр засмеялась.
-У меня есть любимый, - весело пропела она. - Он не даст мне замерзнуть.
Танцуя, кружась, она отошла от него, подняла лицо к низкому сумеречному небу.
-Милый мой! - звонко и радостно выкрикнула она. - Я здесь! Приди ко мне!
Двигаясь плавно, извиваясь под свою неслышимую музыку, она сделала круг по хидасе, остановилась, снова заметила Руоля.
-Ах, Руоль, ты опоздал! Всегда опаздываешь. Ты мне не нужен. Ты совсем никчемный. Мой любимый идет.
Она вдруг обхватила себя руками, забилась, гибкая и яростная, как языки пламени.
-Со! Ох! Так! Сильнее! Любимый мой! Сильнее!
Руоль смотрел на нее в немом потрясении и никак не мог оторвать глаз от этой дикой, немыслимой картины.
-Еще! - кричала Нёр совсем уже чужим голосом, содрогаясь всем телом, и пар, будто руки неведомых духов, струился, вихрился и поднимался над ней.
Руоль знал, что он видит. Узнавание было мгновенным и жестоким. Сейчас перед ним творилось самое настоящее шиманское неистовство. Духи овладели Нёр, она впустила