Руоль по вечерам приходил домой в совершенно угнетенном состоянии. Тогда как большинство рабочих жили в бараках прямо за стеной Складов, в так называемом Поселочке, хоть весь тот район и считался нежилым, а Поселочек был как бы частью Складов, Руолю же приходилось еще и переться чуть ли не через весь город, чтобы добраться до дома. А ранним утром приходилось возвращаться. Но он даже не думал о том, чтобы перебраться в Поселочек, он был рад иметь свой дом вдали от всего.
…Работы существенно прибавилось; Скалот Рабаэрда основательно приуныл и практически не цеплялся у Руолю. Тем лучше. Руоль боялся, с удивлением обнаружив, что страх этот велик, очень боялся поступить со Скалотом чересчур жестоко. На самом деле, это единственное, что позволяло тому до сих пор демонстрировать свои неразумные, нескладные выходки. Едва ли он подозревал, по какому опасному краю ходит. Потому что однажды терпению свойственно кончаться.
Неделя, хоть и напряженная, пролетела быстро, и в назначенный день, как это ни странно, обозы были полностью готовы. Но, вопреки всей былой спешке, сразу их не отправили. Потянулись дни ожидания. Руоль, нутром чуя грядущие перемены, все меньше бывал дома. Захаживал в бордели и сомнительные бары. Иногда просто бродил по улицам, по неровным каменным мостовым, задерживаясь в местах, где ему нравилось бывать-в шумном центре, в Островках или на Рынке, в парке, на площади рядом с Камнем. Наведывался и в дремучие окраины, а однажды выбрался за городскую стену, побывал в поселке, разросшемся снаружи, и еще дальше, там, где можно было в одиночестве побродить среди старых сосен.
А лето в этом году выдавалось пока что не засушливым, но жарким. Часто налетали скоротечные грозы, погромыхивали, обрушивая короткие, но обильные ливни, и так же быстро уносились, оставляя землю во власти палящего солнца.
Наконец ожидание закончилось, и последний вечер и ночь Руоль провел дома, готовясь к поездке. Странные чувства одолевали его. Он не знал, насколько уезжает, что будет потом, но почему-то вздыхал, глядя на эти порядком уже опостылевшие, но все-таки родные стены. Что-то в очередной раз меняется, должно измениться, и возврата может не быть. Он твердо вознамерился найти Димбуэфера, за которого с недавних пор начал переживать, а это значит, что теперешняя его жизнь, или подобие ее, тоже уходит.
…Рано утром он забил ставни, запер дверь и покинул свой дом с рюкзаком за плечами. Документы, кинжал, пистолет, сабля-он забрал все, с чем прибыл в этот город и кое-какие мелочи из того, что приобрел здесь.
…Вот и Верхняя уходит. Под грохот и скрип колес, отчетливый в еще почти не проснувшемся городе, под отдаленные выкрики и близкое бормотание Висула Дарходки, сливающееся с общим гулом, Руоль размышлял обо всем этом с неизъяснимой, но привычной печалью. Ночью несколько раз принимался короткий дождь, и сейчас улицы были влажными и дышали редкой для города свежестью. Солнце еще даже не показалось из-за далеких вершин, но небо уже успело расчиститься, и день, судя по всему, опять обещал быть жарким.
Руоль трясся в большом фургоне, лежа на жестких тюках и смотрел на улицу. Дорога медленно, но все же уплывала назад. Прямо позади размеренно шагала пара тяжелых грузовых лошадей, запряженных в точно такой же фургон.
Посмотрим, в который раз сказал себе Руоль. Он поправил рюкзак под головой, поджал под себя ноги. Вздремнуть, пожалуй. Глаза его закрылись. Тук-тук, стук-стук, скрип-скрип… Едем, значит. И ладно.
Дарходка по-прежнему что-то бормотал, обращаясь то ли к Илуру, то ли к Сагуру, то ли неведомо к кому. Потом и он смолк. Сагур Шартуйла изредка покашливал. Кто-то отчетливо вздохнул. Тряск-скрип-тряск-стук.
Руоль уснул. Голова его тихонько моталась во сне.
Часть восьмая
Ему вообще не стоило приходить сюда, и он об этом прекрасно знал. Во-первых, что это изменит? А во-вторых, это было не то место, где можно найти ответы на интересующие его вопросы. Не то место, где можно было надеяться хотя бы остаться в живых, в случае чего. Он уже видел, как штурмуют стены.
Но Руоль записался в добровольное ополчение, или как там оно у них называлось официально, и днями или ночами проводил свое время на стене, следя за южной дорогой. Он не был воином, но мог тушить пожары, мог оказаться чем-нибудь полезным. По крайней мере, за это его кормили.
Они все оказались в этом проклятом ополчении, все, кто приехал с ним во Мхи, сопровождая княжеский груз.
По какой-то неизвестной им договоренности с гильдией, их оставили в этом затерянном в горах городке, не дали вернуться. Впрочем, как раз этого Руоль не собирался делать. Первым его желанием было покинуть своих товарищей сразу по прибытии и отправиться дальше на поиски Димбуэфера, но обстоятельства не позволили. Да и не мог он просто так взять и оставить своих товарищей, кое-кого из которых действительно считал своими друзьями, приятелями во всяком случае. Закрутился, заработался, помогая со всеми этими грузами, а потом и с другими делами.
Пока не стало поздно. Это место оказалось в плотной осаде. Ожидаемой, надо сказать. Сам виноват.
Нет, он и сейчас мог попытаться уйти. Возможно, у него бы даже получилось. У кого-то ведь получалось, кто-то ведь уходил. Он вообще бы мог пойти прямиком к Дэсу Шуе или к кому-нибудь из его командиров, в конце концов, он ничем не обязан этому городку. Никому не обязан, если уж на то пошло.
Тогда почему он день за днем сидит на этой стене? У него не было внятного ответа. Но он видел людей вокруг себя, видел женщин, мужчин, стариков и детей, людей, живущих своими обычными жизнями, людей, которые надеялись на что-то в этом мире. И ждали.
Он бы ушел. Но это оказалось нелегко.
Скоро уже и лето закончится. Зарядят дожди, потекут по склонам привычные грязные потоки. Станет холодно. Трудно сказать, кому будет тяжелее-тем, кто прячется за ненадежными стенами или тому, кто пришел их разрушить, но почему-то до сих пор медлит.
Руоль, впрочем, знает, что все так или иначе решится до прихода зимы. Слухи давно гуляют по городу-и не такие уж противоречивые.
Говорят, что вражеские отряды заполонили все окрестности, и можно не сомневаться, что это так и есть. Но беженцев во Мхи прибывало
