Что там наплел про него князю Димбуэфер, Руоль не знал, но держался тот с ним, как равный с равным, говорил участливые слова, что-то, видно прикидывал про себя, потому что в острых черных глазах Дэса Шуе Руолю то и дело мерещился невысказанный вопрос: «Как, блин, тебя можно использовать, парень?»
Другой же князь, с которым Руоль познакомился еще раньше, хозяин Крепей, так радушно приютивший их, был, казалось, полной противоположностью Дэсу Шуе. Сулимар Аял из древнего и славного рода Аялим, как он представился при знакомстве, тоже не мог похвастаться высоким ростом, и при этом он был похож на «каравай на коротких ножках», как выразился однажды неугомонный Сагур. Пухлый и мягкий, он говорил высоким голосом, как он рад, рад, и как же сейчас в Средней, какие последние веяния? Руоль и не сразу понял, что интересуется князь модой, искусством, чем угодно, но только не теми ужасами, которые там происходили.
-Я давно покинул Среднюю, - сдержанно отвечал Руоль.
-Жаль, жаль, очень жаль, - всплескивал руками Сул Аял. - Я слышал, зеленый цвет опять в чести.
Князь с любовью огладил свой зеленый кафтан.
-А в Верхней носят шубы из далеких северных краев, - сказал Руоль.
-О да! - обрадовался Аял. - У меня есть!
Князь Крепей любил красоту. На нее он не жалел никаких средств. Но поскольку его удел не блистал богатством, и значительная часть доходов уходила на поддержание красоты княжеского двора; поскольку люди потихоньку бежали от князя, а сам он залез в большие долги, Сулимар Аял с готовностью пошел на союз с Дэсом Шуе. Димбуэфер Мит просветил Руоля, что Шуе пообещал Аялу существенную долю от рудников удела Мхи. Таким образом, объяснил Димбуэфер, завоевывать еще и Крепи не пришлось.
Впрочем, поначалу Руолю почти не было дела до всех этих тонкостей-хватало своих проблем. Несмотря на всестороннюю поддержку и заботу, восстановление давалось ему тяжело. Он не помнил, чтобы когда-либо в жизни бывал столь беспомощен. Относительно быстро зажили только ребра и рука. К тому времени, когда в горах начали падать первые хлопья снега, Руоль все еще хромал с тугой повязкой на ноге, правда, обходясь уже одной тростью. Но самым значительным последствием травм оказалась не эта долгая хромота и не донимающие его периодически боли-в конце концов, все это должно было со временем пройти. Но однажды Руоль с ужасом узнал, что потерял былую остроту зрения. Обнаружилось это, когда он решил попрактиковаться в стрельбе из лука с целью разработать больную руку. Мишень, отставленная на вполне приемлемое, как он думал, расстояние, стала вдруг почти невидимой. И это было страшно. С этим внезапным осознанием Руоль огляделся вокруг, убеждаясь все больше и больше и удивляясь тому, что столь очевидный факт открылся только теперь. В последнее время бывало, что у него как будто двоилось в глазах, и голова иногда взрывалась дикой болью, но до этого случая Руоль и подумать не мог, насколько все серьезно.
Со временем, впрочем, он успокоился. С этим в любом случае предстояло отныне жить, ничего уже не изменишь. Могло быть и хуже, правда?
Тирга Эна Витонис стала для Руоля тем человеком, с которым он хотел проводить большую часть своего времени и его радовало, что, по всей видимости, и она не сторонилась его, но, само собой, хотелось ему видеть и других людей. Довольно часто Руоль встречался с Илуром, и с Висулом, и с Сагуром, они подолгу беседовали обо всем и ни о чем, как бывало раньше. Илур Дартошла время от времени сетовал, что теперь они как бы не при деле, маются и не знают, куда себя пристроить. «Зато сытно кормят и мягко стелют, - усмехался Сагур Шартуйла, - Чем плохо в гостях?»
А вот Скалот Рабаэрда со всей очевидностью Руоля избегал. Однажды Руоль заметил его, когда сам находился в компании сразу двух князей, и разглядел в глазах того неприкрытый ужас, и потом Скалот поспешил скрыться. Не сказать, чтобы Руоль почувствовал особое торжество, но какие-то подобные мыслишки проявились, и от этого стало даже грустно.
Кто я на самом деле? - подумал тогда Руоль.
И конечно, Руоль всегда был рад видеть Димбуэфера Мита, своего первого друга из Высоких. Впервые увидев его после долгой разлуки в тот день, когда очнулся, Руоль на миг представил, что не было всех этих непростых лет в чужой стране, и он снова свободный луорветан, а впереди целый день, который можно посвятить чему угодно. Хотя, подумалось после, он и тогда не был свободным, никогда не был свободным.
Но Димбуэфер вошел в его комнату-большой, шумный, со своим знаменитым носом, и Руоль почувствовал, как поднимается в нем волна облегчения, и сразу поверилось, что теперь все будет хорошо.
А сейчас Руоль постепенно выздоравливал, и они виделись с Димбуэфером не столь уж часто. Много времени старый друг проводил со своим князем Дэсом Шуе, которого во всех разговорах называл Пресветлым, несмотря на то, что подобную приставку могли носить только князья двух великих городов. А при встречах почти не разговаривали о текущих делах. Руоль был даже благодарен. Он понимал, что вокруг происходят самые разные и весьма судьбоносные вещи, но ему не хотелось, чтобы его вмешивали. Может быть, странное желание для человека, который и так оказался в гуще неких исторических событий.
Сейчас все застыло в какой-то неопределенности, Руоль совершал свои ежедневные прогулки, просто отдыхал, стараясь отгородиться от забот, словно оказался в собственном маленьком сонном мирке, где почти ничего не происходило. В чем-то его такое положение даже устраивало. И в глубине души он боялся того, что в любой из дней все это может закончиться, и события вновь закрутятся со всей беспощадной неотвратимостью. Поэтому он ни о чем не расспрашивал Димбуэфера-не хотелось знать.
Объединенные отряды нескольких уделов под общим началом Дэса Шуе перемещались где-то по окрестным горам, а в самих Крепях оставался только незначительный гарнизон. Руолю не хотелось об этом думать, и все же он, как и многие, ожидал, что в скором времени все войско выступит на Верхнюю. Он знал, что в таком случае уже не сможет оставаться в стороне.
Но вот уже снега легли в опустевшей Верной долине, и с каждым днем зима все больше вступала в свои права, а обещанного похода так и не последовало. Нельзя сказать, что Руоль возражал против такого расклада, но он уже выздоравливал, и ему все больше-поначалу против воли-хотелось знать, что происходит. Он все чаще ловил себя на мысли, что чужие дела затягивают его, и мир
