В Камнях Руоль поселился в маленьком, но уютном доме недалеко от княжеского двора, отказавшись от иных предложений, и Тирга в тот вечер сама заглянула к нему в гости, чтобы пригласить его через пару дней съездить с ней в вотчину Димбуэфера.
Руоль говорил невнятно, путался в словах, чуть ли не заикался, и тем больше его удивила реакция Тирги. Она побледнела поначалу, затем покрылась румянцем, и вдруг лицо ее едва ли не засияло.
-Так вот что! - воскликнула она. - А я-то!..
Руоль, сбитый с толку, в смятении вскинул на нее глаза. А она смотрела на него с непонятной, но теплой улыбкой, и в лучистых глазах ее он с удивлением заметил светлые слезы.
-Руоль, Руоль, что я могу сказать? Я сама росла без отца. Жалею ли? Конечно, но вот она я, и со мной ничего плохого не случилось. И мы справимся вместе. Мы… справимся.
Может быть, именно в тот момент, без лишних слов и признаний, они молча открыли друг другу, что должны быть вдвоем, и никак иначе. С тех пор многое поменялось и преобразилось в их жизнях. Потому что отныне они были вместе. Но любовниками они стали только на исходе этой зимы и года.
Руоль никогда особо не задумывался, но все женщины, которые у него были до сих пор, принадлежали к народу Высоких, как их называли луорветаны. Если бы когда-то кто-нибудь сказал ему, что будет так, он бы ни за что не поверил. Но видимо и правда Дарительницы Судеб сплели ему самый необычный и витиеватый узор.
Он покидал мору, так и не познав любви, но еще до того, как они с Димбуэфером добрались до Средней, в каком-то поселке на северных склонах Хребта одна девушка утешила его, робеющего и испуганного. Руоль даже запомнил ее имя-Лишма, - и запах ее дешевых духов, в тот момент безумно возбудивший его, и ее горячий шепот, ее тихие стоны и ее влажное тепло, хотя о роде ее занятий и о том, что опять не обошлось без сердобольного Димбуэфера догадался только спустя время. Возможно, тогда он и понял, что впереди его ждет какая-то новая жизнь, к которой он совершенно не готовился, но которая сама окружила его, шла навстречу, обволакивала его; и может быть, действительно что-то есть там, за неведомым горизонтом? Совсем не обязательно плохое?
Неужели впереди у него целая жизнь?
Но той лютой, темной и безысходной зимой, когда Руолю было двадцать, он был уверен, что жизнь закончена. Один бросок за пределы круга на эджевом поле, и все уже перечеркнуто, не успев начаться.
Холодными ночами он снова и снова прокручивал в голове всю череду событий, приведших к ужасному, воистину катастрофическому поражению, а особенно последние жестокие мгновения. И он снова сходился в поединке с грозным Ульканом, в своих мыслях пристально вглядывался в каждое движение, мучительно пытаясь понять, почему все случилось именно так.
В этом не было никакого смысла. Ничего уже не исправить. Единственное, что это могло принести-разрушение.
Боль. Дикий Джар. Он уже давно был с ним. Сны Руоля были темны, и злобные духи кричали в пустоте, споря с ним, споря за него.
Не лучше было и днем. Никогда раньше Руоль не видел столько духов, не знал, что вокруг столько тьмы. Но ему было все равно. Он не стремился уйти от боли, наоборот, раз за разом тревожил свои раны, кормил всех кровожадных духов самим собой и растил в себе обиду.
А однажды он со всей горькой ясностью осознал, что в его сердце больше нет любви. Это неприятно кольнуло его, но почему-то не удивило. Нёр по-прежнему занимала почти все его мысли, но уже не грела и не дарила ему свой яркий свет. Нёр была бесконечно далека, а мысли Руоля были темны и холодны как эта жестокая луна Чунгас.
Он твердил себе, что Нёр ему больше не нужна, никогда не была нужна, если подумать-слишком уж они стали разными, ничего у них не было общего. В этом Руоль почти убедил себя. Но она все еще была его наваждением, от которого он не в силах был избавиться, и все равно он считал, что впереди у него ничего нет. Все завернулось в такой тугой клубок сомнений, неистовства и противоречий, что распутать его могло только время. Если раньше все эти нити не лопнут от безумного натяжения.
Во время Тепла после того памятного всем Эджа Руоль мало с кем общался, и первое время вообще был похож на бледную тень с пустыми глазами, а после Тиэкэна, в луну Каюл Торгыйа, когда окончательно замерзает вода в речках и бесчисленных озерах, и вовсе покинул людей.
На тиэкэне братьям-охотникам Кыртаку и Акару показалось, что Руоль наконец-то пришел в себя, справился со своей болью, пережил и смирился. Не то, чтобы он бывал весел, к тому же стал еще более немногословен, но это вполне можно понять, думали братья. Худшее уже в прошлом, но, видимо, немало еще времени пройдет, прежде чем все забудется.
Акар, младший и наиболее жизнерадостный из братьев, сказал, что хорошо бы подыскать Руолю невесту, раз уж он так мучается и страдает из-за всех этих глупостей.
-Да, хорошо бы, - неожиданно согласился Кыртак, - но прежде он сам должен этого захотеть.
Когда Руоль сказал, что уходит, они приняли это как должное. Вероятно, решили они, пожить одному, вдали от всех, разобраться в самом себе и исцелиться, это то, что ему сейчас нужно. За Руоля они почти не тревожились, потому что им казалось, что он на верном пути, и прежнее помешательство больше не властно над ним. Луорветанам вообще часто приходится надеяться только на себя, и долгое одиночество для них дело обычное-слишком уж разбросаны они на великом и бескрайнем пространстве моры. К тому же, Руоль увозил с собой неплохую долю добычи с прошедшего тиэкэна. Конечно, думали братья, пусть он побудет один, иногда человеку это нужно. Нужно, чтобы наконец повзрослеть. А после они увезут его туда, где много людей, где новая жизнь и свобода. Даже великий
