представляя, что это баритонистый водитель безжалостно трамбует его в пол автобуса — его, а не Володьку… И поделом!
Дома Семен Никифорович вел себя странно: что-то бормотал, глупо улыбался, а то вдруг хмурился и загибал пальцы. Жена, сочтя это последствиями медицинских процедур, не тревожила…
За ужином Семен Никифорович неожиданно спросил:
— Послушай, Дусь, а ведь свадьбу Свете можно и дома справить. Зачем в кафе? Вдвое сэкономим. И машину стиральную можно сразу не покупать. Со временем сами обживутся.
— А куда ж ты деньги хочешь? — настороженно поинтересовалась она, не понимая к чему клонит супруг. — В путешествие их отправить? Так это…
— Да нет! — нетерпеливо перебил Семен Никифорович. — Долг мне надо отдать. Дело чести.
Жена, открыв рот, впала в оторопь и закаменела. Ей припомнился давешний фильм 'Карты, деньги, два ствола'. В голове, по змеиному изгибаясь, завертелись пугающие, одна другой страшнее, мысли: 'Мафия? Проигрался? Наехали, прижали к стене? Грозят убить? Похитить? Требуют выкуп?'
— От Игнатовых мы тарелки брали в твои именины, — живо продолжал Семен Никифорович, — не отдали ведь до сих пор. Надо отдать и отблагодарить чем. Да, Борис Борисович в прошлом году мне рулон линолеума подвозил, я обещал с ремонтом ему помочь. Не помог. Надо позвонить и договориться, когда мне приходить. А ты, помнится, у Егоровны утюг дважды брала, когда наш сгорел? Узнай, не надо ли ей чего? Может обои поклеить?
Жена вдруг побелела и прикрыла рот ладошкой.
— Сема, — сдавленным голосом прошептала она, — тебе врач что сказал? Что? Ты не верь! У него и диплома-то, поди, нет! Я тебя к другим сведу. Мало что наболтает? Самозванец…
— Врач? — непонимающе переспросил Семен Никифорович. — Да ничего он мне не говорил. Я его попросил привет передать Расиму Газанфаровичу, поклониться, поблагодарить от моего имени, ну и извиниться, конечно. А он сказал, что не знает такого и Кизыл-Кая не знает, и в Туркмении никогда не бывал. Как это не бывал? Какой же он тогда Оглы?
— Ты не таись, Сема, — ласково-ласково попросила жена и украдкой утерла слезу, — выговорись, легче станет. И не бойся, сейчас лекарства, знаешь какие?
— Да, про лекарства! — Семен Никифорович хлопнул себя по лбу. — Фаине Кузьминичне от печени надо купить. Она, ты говорила, жалуется, что дорогие очень лекарства, а денег нет. Мы и купим.
— Какая Фаина Кузьминична? — раздраженно отмахнулась жена. — Она мне седьмая вода на киселе. Чего это вдруг нам на нее деньги тратить? Ты успокойся, Семочка! Я завтра договорюсь, сразу же и пойдем. А сейчас давай спать. Я тебя уложу…
Не привыкший к ласке Семен Никифорович покорился и отправился в спальню. Но и в постели, загибая пальцы, поминал про себя Аркашу, Володю и еще каких-то оставленных в прошлом и давно забытых людей…
— Спи, мой хороший, — поглаживала его по голове жена.
Сладкая истома овладела Семеном Никифоровичем, он впал в дрему и расслабленно подумал: 'А к чему суетиться? Прожил почти пять десятков лет — и ничего. Пусть оно все идет своим чередом. Метаться, искать, отдавать — глупость какая-то. Зачем?' Он медленно, как в болото, погружался в сон и даже видел над собой бурую ряску с пестрым узором, так похожую на… Он вдруг дернулся и резко вскочил с постели, до смерти испугав уж было успокоившуюся жену.
— Где шапырдык? Где мой шапырдык?
— Чего? Чего тебе опять? — недовольно спросила жена Она продолжала сидеть на краешке постели и нервно теребила полу халата.
— Где, говорю, мой студенческий чемодан? — Семен Никифорович напряженным взглядом обводил комнату. — Помнишь? Коричневый, со сломанным замком.
— В прихожей на антресолях, — жена встала, — ты не волнуйся. Зачем он тебе?
— Не мне, Светлане нашей… — Семен Никифорович схватил стул и кинулся в прихожую. Чемодан лежал себе под грудой коробок с обувью. Потревоженная пыльная шуба едким
