— Дождешься тут, — мужичек кивнул головой на окно, за которым вовсю бушевал буран и вдруг спохватился: — А куда поехали-то? Может быть я их перехвачу?
— Куда? — Анна напряглась, пытаясь вспомнить, называла ли Нина Григорьевна место поездки. — Нет, не помню куда.
— Эх ты, — сердито резанул рукой воздух мужичек и добавил: — Ладно, поеду домой, а как вернутся, накажи батюшке в Зайцево ехать к Митрофановой Анфисе, он знает. И еще, — он виновато склонил голову, — ты зла не держи, что не довез вчера, делов с полвоза было, да и много тут разных ходит… тьфу ты, — оборвал он сам себя, сообразив, что говорит что-то не то, — ладно, прощевай. Да я ведь и не думал что ты сюда, думал ты в Горелово, с полверсты вперед до нее, а так бы довез.
— Ну что вы, — улыбнулась Анна, — дошла нормально, воздухом подышала — только на пользу. Езжайте с Богом, я передам, они уж скоро, вот-вот…
Однако ни к обеду, ни даже к ужину батюшка с Ниной Григрьевгной не вернулись. Маркел не находил себе места и все метался по двору, да по дороге, безтолково хватаясь то за лопату, то за топор.
— Беда, беда, беда, — бормотал он и с силой хлопал себя рукой по голове.
— Вы бы лучше помолились, — предложила было Анна, но Маркел лишь ожег ее диким взглядом. Как только стемнело, Маркел запалил керосиновый фонарь и, размахивая им, умчался куда-то в поле.
— Господи, спаси и помилуй, укажи им дорогу, домой выведи, — молилась Анна стоя в красном углу и внимательно прислушивалась к каждому шороху: не едут ли?
Ближе к ночи вьюга затихла. Снег продолжал падать, но ровно и спокойно, не закручиваясь, как прежде, в истеричные протуберанцы. Анна вышла на крыльцо, впереди в темноте маячил огонек — это Маркел продолжал нести свою вахту на дороге. 'Вот приехала и принесла с собой беду, — сокрушенно подумала Анна, ощущая ноющую боль в груди под сердцем, — жили себе люди тихо, молились, службы правили, а тут я со своими грехами, да бедами — все разрушила и поломала. Господи, помилуй мя грешную…' В этот момент со стороны поля, где маялся с фонарем Маркел, донесся какой-то шум: голоса и вроде бы фырканье лошади. Сердце у Анны обмерло, и она вся превратилась в слух. А огонек заметался из стороны в сторону и понемногу стал приближаться. 'Слава Богу, — едут,' — облегченно вздохнула Анна и кинулась встречать. Первым шел отец Прохор, и Анна с разбега чуть не ткнулась ему в грудь.
— Батюшка! — всплеснула она руками. — Вы? А мы уж все передумали.
— Мы, мы, — тряхнул тот заснеженной бородой. — Заждались родимые? А мы —вот они. Все слава Богу.
Чуть поотставший Маркел вел под уздцы Вишню и что-то ей тихо выговаривал, а Нина Григорьевна сидела на санях, укрыв голову воротником тулупа.
— Слава Богу, — прошептала Анна и засеменила вслед за батюшкой…
Чуть позже Анна разливала по кружкам горячий чай, а Нина Григорьевна сидела на табурете у самой печи, отогревала руки и молчала. С первых минут в доме она показалась Анне како-то чересчур напряженной, отстраненно-сосредоточенной. Отец Прохор с Маркелом сразу же ушли в храм, а Анна, горя нетерпением, все никак не решалась начать расспросы. 'Устала? Или все таки случилось чего?', — терзала она себя вопросами. — Что ж, так и будет молчать?'. Но Нина Григорьевна вдруг заговорила.
— Послушай Аня, после нашего отъезда был тут Семен, конюх из Зайцево?
— Кто? — не сразу поняла девушка, но вдруг, вспомнив, спохватилась: — Ах да, был конечно, невысокий такой мужчина в рыжем тулупе. Батюшку спрашивал, хотел отвезти к себе, мать у него при смерти. Но я объяснила, что вы уехали на требу, к больной. Обещала, как приедете, передать. — Анна вдруг испугалась, что еще ничего не сообщила отцу Прохору.
— Ой, а я батюшке забыла сказать, — повинилась она и прикрыла губы ладошкой.
— Да и не надо, глупышка, — Нина Григорьевна улыбнулась, подошла к девушке и погладила ее по плечу. — Не надо. Исполнил уже батюшка эту требу: напутствовал Анфису по полному чину — и исповедовал, и причастил. А старушка-то как счастлива была! Глаза так и сияли.
— Как это? — удивилась Анна. — Кто ж ему сказал? Ведь я не смогла вспомнить куда вы уехали, хотя мужчина и пытал. Как же он вас нашел?
— Не он, Сам Господь нас привел. Чудо, одним словом.
