– Ради бога.
– Зачем?
– Зачем я пришел вас убивать?
– Да.
– Решил переговорить с вами напоследок.
– Сказать, что здесь нет ничего личного? Что ко мне вы относитесь неплохо?
– Нет. К вам я как раз отношусь плохо. Вы мне не понравились с самого начала.
– Вы не поверите, но это у нас взаимно, – Гаврилин не рисовался, не пытался досадить собеседнику. Он просто говорил то, что думал, и испытывал при этом странное облегчение.
– Это я знаю. В таких вещах я разбираюсь хорошо. А поговорить с вами я решил для того, чтобы вы не ушли из этого мира с мыслью о моей непроходимой глупости.
– Вас так волнует мое мнение?
– Нет. Я привык расставлять точки над «i». Вы действительно полагаете, что были единственным, кто понял намеренья Палача?
– А вы их поняли? Тогда сообщите мне. Я в них так и не разобрался.
– Не корчите из себя дурака, – спокойно посоветовал Артем Олегович, – вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Понятно даже и мне, старому болвану, что операцию в таком виде, как она запланирована, Палач не выполнит. Или вы решили, что самый умный?
– Не знаю, – Гаврилин пожал плечами, – действительно, не знаю. Просто я не мог выполнить задание и старался вас об этом предупредить.
– Только это? По-моему вас к этому подтолкнула элементарная жалость. Вам стало жалко посетителей Центра досуга. Вас привела в ужас сама мысль о бойне в Рождественскую ночь. И вы засуетились. Вместо того чтобы заткнуться и просто ждать моего решения. Нас всех погубит желание быть умнее руководства. Вас оно уже погубило.
Гаврилин слушал Артема Олеговича вначале с внутренней улыбкой, но потом понял, что тот прав. Не загадочные действия Палача его испугали. Он, действительно, подсознательно не хотел становиться участником бойни. То, что делала группа Палача, тоже было преступно, но там Наблюдатель мог найти оправдание. Грязь нужно вычищать. И если нельзя делать этого законными методами, то тогда можно методами незаконными.
– Закрой дверь, – не оборачиваясь, повысил голос Артем Олегович, и дверь кабинета закрылась.
– Конспирация?
– Так, на всякий случай. Разговор у нас пойдет с вами о высокой политике и делах сугубо секретных… Держите руки на коленях, – потребовал Артем Олегович, увидев, что Гаврилин пошевелился.
– Дурацкое состояние, – сказал Гаврилин, – не знаю, куда девать руки.
– Скоро сложите их на груди.
– Так себе шутка.
– Какая есть.
– Может, закончим все по-быстрому. Вы стреляете, я умираю, и все довольны.
– Потерпите еще немного. Совсем немного. И стрелять все-таки буду не я.
– Не царское это дело.
– Не царское, – Артем Олегович помолчал.
Какого черта ему нужно? Чего он приперся? Прислал бы Палача, или этого своего, коридорного. Что может ему дать разговор с Гаврилиным? Хочет что-то объяснить? Очень нужно!
Что же еще?
Что он там сказал насчет возрастных изменений во взгляде на жизнь? Господи! Гаврилин чуть не засмеялся. Все мы люди, все мы человеки.
Сам Гаврилин имеет стажа всего ничего и уже почувствовал некоторый дискомфорт, а что же должно твориться в ухоженной голове Артема Олеговича? Господи, как хочется, наверное, поговорить с кем-нибудь, объяснить, доказать, просто выговориться!
Вот почему ты здесь, вот почему весь остаток жизни Александра Гаврилина будет проходить в выслушивании откровений старого профессионала. Как ему, наверное, хочется исповедаться!
– Вы никогда не пытались понять в чем, собственно, заключалось задание Палача? – спросил, наконец, Артем Олегович.
Глава 10
Грязь
Сквозь выбитое лобовое стекло по лицу били ветер с дождем. Одежда уже не защищала от холода и сырости, но Наташка этого не замечала. Сердце колотилось, как бешенное, по телу горячими волнами прокатывалось желание. Наташка жадно вдыхала запах крови, заполнявший кабину, несмотря на встречный ветер.
Наташка покосилась на Блондина, осторожно коснулась алого пятнышка на обивке – холодное и липкое – осторожно поднесла палец ко рту. Кровь. Тот самый привкус, который сводил ее с ума.
Кровь. Наташка затаила дыхание, и уже два пальца, указательный и средний, коснулись пятна крови и
