Ошибка '2012'. Джокер

Ну, здоро­вы будем... Гавриил я. По батюшке Евстигнеевич...

— Штемберг, — пожал эту руку Мгави. — Борис Мокеевич Штемберг.

— Да хоть Кацман Абрам Абрамович, — заржал первый россиянин. — Главное, чтобы человек был хороший. Не черножопый и не косорылый... Чтобы звучал гордо - — Он кивнул, поморщился и перевёл взгляд на бутылку. - Гавря, стакан Абраму Абрамо­вичу... тьфу, Борису Мокесвичу... Штрафную!

Сейчас же на свет Божий появился стакан, назы­ваемый в народе «нолторастиком». Из бутыли поли­лась пенная струйка — но не оранжевая, а бледно- синяя. Или так казалось по контрасту с цветом бу­тыли? Да с поправкой на предрассветные сумерки?..

— Клавка двойным гоном гонит, натурпродукт, Божья слеза, — с чувством прокомментировал Гав­риил. — Ну а колер, это уже от нас, мы к нему анти­фриз помаленьку мешаем для здоровья и для буке­та.. Пей, Боря Мокеич, не боись, это тебе не палёная из опилок... Нектар!

Действительно, напиток оказался бескомпромисс­ным, брутально крепким, а что касается букета, так Мгави на своём веку чего только га пил.

— Ну что, Мокеич, пошло? Упато? Зацепило? — осведомился первый россиянин. — На-ка вот, закуси «братской могилой»'. Или вот возьми капустки по­хрумкай. Ну? Что я говорил — вещь!

— Да уж, — кое-как отдышался Мгави, сплюнул и залез пальцами в початую жестянку с мелкой ры­бёшкой. — Вешь... И упало, и зацепило...

Ром, что подавали в кабаках на Тортуге, казался ему теперь минеральной водичкой.

— А не то, — сплюнул Гавря. - А помнишь, Ге- ныч, застой? Как «коловорот» нили?

— «Коловорот»? — удивился Мгави.

В голове начинало шуметь, по жилам разбега­лось пульсирующее тепло, и настроение быстро по-

■ «Братская могила* - здесь: банка килек а томате.

шло вверх. «А может, не так всё и плохо в этой долбаной России? Если в ней живут такие люди, как Гавря, Клавка и этот.» как его... Геныч?»

— А то сам будто не помнишь, — подмигнул Гавря. — Берёшь клей БФ. опускаешь в него сверло с намотанной ветошью — и на полную скорость... Вж-ж-ж! — он звучно проглотил слюну, — и вся га­дость на тряпке, а в таре, — он снова сглотнул, — остаётся «шило». Не медицинский спирт, конечно, но очень даже и ничего...

Мгави потянулся к капусте.

— К слову сказать, — вмешался Геныч, — я на эту капусту особо налегать не советую. Не знаю как сей­час, а раньше её квасили в бетонных бункерах — дом поместится. Ходишь, значит, по этой капусте с лопа­той, ходишь... то хабарик бросишь, то сморкнёшься, то, извиняюсь, по малой нужде...

В это время со стороны шоссе грохнуло, ухнуло, заскрежетало, ударило железом в железо. Мощно, впечатляюще и похоронно. Так, что замолкли пти­цы, уже репетировавшие встречу дневного свегила.

Мгави почему-то стало смешно. То-то будет хло­пот дорожной полиции с абсолютно трезвым води­телем бетоновоза, необъяснимо улетевшего с чисто­го и сухого шоссе... По идее, надо было бы скон­центрироваться и убрать астральную смазку. А с другой стороны, чего ради затевать лишнюю трату сил? Он здесь наследил уже сверх всякой меры, — что убирай одну из второстепенных отметин, что не убирай...

— Ни хрена ездить не умеют, — сделался суров Геныч. — Напокупали прав. Всякие там черножопые и косорылые. А русскому человеку в России теперь не пройти, не проехать...

— Во-во, — огорчился Гавря. — Приходим мы, значит, давеча, как всегда, на железку, вагоны пораз- гружать. А нам — с разбегу об телегу! Там, говорят, без вас уже разгружают. Всем Китаем. А можег, Кам­боджей. Один хрен, все на одну рожу... Давай, что ли, Мокеич, повторим! Хороший ты человек...

— Да нет, пойду я, пожалуй...

Мгави покачал головой, поднялся и, не проща­ясь, зашагал прочь. Куда? Он и сам не знал, вернее, забыл. Надо было двигаться вперёд, вот и всё, что он пока ещё помнил.

На него вдруг напала необоримая сонливость, смешанная с усталостью и помноженная на равно­душие. Он даже не оглянулся, когда позади снова загрохотало. Ну да, хороший жир, отлично сколь­зит... Много, много жира...

Тут его вывернуло наизнанку, до судорог, до жел­чи, после чего стремительно накатила дурнота и ват­ным одеялом навалилась слабость. Такая, что ни рук, ни ног, ни мыслей — совсем ничего.

Чёрный Буйвол неотвратимо валился на дно лов­чей ямы. Прямо на заострённые колья...

Краев. Меч-кладенец

— Открываю! — Краев почесал за ухом, весело подмигнул и выложил пять пиковых карт, от десят­ки до туза. — Флэш-рояль, господа. Ваши уже не пляшут.

Сказал очень буднично, без всякого торжества словно подразумевая — а как может быть иначе? Это ведь как школьнику драться с отборной шпаной...'

— Бог ты мой, опять,— почему-то обрадовавишсь, покачал головой Фраерман. — Не знай я вас, Олег, точно бы взялся за подсвечник. Как тот автор-сочи­нитель «пернатого романса»2.

Сам Матвей Иосифович в карты играл отменно. И чтобы его вот так, легко, шраючи, как заезжего гуся„.

— В самом деле выглядит впечатляюще, — под­твердил Наливайко. — А с точки зрения теории ве­роятности — вообще антинаучный бред. Какая-то, точно не помню, миллиардная процента и вот вам она уже седьмой раз подряд. Просто чудеса какие- то, а, Оксана Викторовна?

— Не мешато бы в рукаве посмотреть, — пряча улыбку, проворчала Варенцова. — Ну что, Олег, бу­дешь признаваться или запираться? Давай, давай, колись, мы всё простим...

Они сидели после ужина у Фрасрмана, бачова- лись панафидинским «Хеннесси» и... сказать, что они играли в карты, значит соврать. Какая игра, ес­ли всё везение доставалось одному человеку. Собст­венно, играли не на интерес, просто ради общения, но когда всё уже настолько в одни ворота...

— Господа игра не клеится, — тоном пушкинско­го Сильвио подвёл итог Матвей Иосифович и гля­нул на карты с отвращением. — Как насчёт чаю? Ки­тайского? С вишнёвым конфитюром?

Карты картами, а прерывать приятное общение он не собирался. Во-первых, до отбоя было ещё да­леко, а во-вторых, был у него к Краеву очень важ­ный разговор. Важный и, если повезёт, с долгоигра­ющими последствиями.

— Олег, ты тогда не успел рассказать мне о «ко­де да Винчи» в карточных картинках, — вспомнила Варенцова.

— Код Краева, — прогудел Наливайко.

— Ну там дамы, валеты, короли? — напомни­ла Оксана. — Давай уж, не томи, пока колода под рукой.

— О, это мысль, — обрадовался Краев. — Никто не против? Я, наверно, зануда, но, может, станет не­множко яснее, почему кому-то везёт в этой жизни, а кому-то не очень... Как, нет возражений?

— Сделай милость, Олег Петрович, начинай, — улыбнулся Наливайко, Фраерман кивнул, и Краев положил на стол бубнового валета.

— Правильнее называть их пажами. Это первая, низшая ступень человеческой иерархии: слуги. В индийской традиции — шудры. Ими становятся все, кто первый раз родился в человеческом теле. Это наёмная сила, батраки, обслуживающие других. В Древнем мире — рабы и плебс. Ближе к нашим реалиям — те, кто не имеет собственности и под­чинённых и добывает себе пропитание физическим трудом. В соцстранах их было до восьмидесяти про­центов, потому что шудрами легко манипулировать, ведь они слуга но природе...

— Вот вам и весь миф о руководящей роли ра­бочего класса, желательно неквалифицированного, — задумчиво поговорил Наливайко.

— Внутренней иерархии шудры не имеют, пото­му их и называют «массы». Разделение на четыре масти даёт, опять же в индийской традиции, разбие­ние на следующие варны: чандалы, нумстохи, соб­ственно шудры и i-угуощи. Изначально чандалы — «неприкасаемые» - рождались от связей брахманов и шудрянок, но постепенно так стали называть все антисоциальные элементы. В современном общест­ве это преступники, бомжи, алкоголики, наркома­ны... Чандалами в Древней Индии были предки цы­ган, которых впоследствии оттуда изгнали...

— Антинаучная теория, — сказал Наливайко. — Сплошной национализм.

Краев пожал плечами.

— Пусть, — сказал он, — бросит в меня камень тот, кто при виде цыганок в электричке не хватается за кошелёк... Вумстохи — это все перворожденные, те, кто в первый раз родился человеком, в ряде со­временных государств их до девяноста процентов. Собственно шудры, как я уже говорил, это просто наёмные работники без собственности. Гугуощи — мелкие фермеры, ремесленники, розничные торгов­цы, короче, все, кто имеет своё небольшое дело, про­рабы, бригадиры, мастера.. Это переходная варна к вайшьям. К слову сказать, государства тоже могут относиться к той или иной варне. Например, наш Советский Союз, государство рабочих и крестьян, было классическим шудрянским государством. А по­скольку шудры ни при каких условиях не могут, не умеют и не должны управлять государством, союз нерушимый и пришёл в упадок по историческим меркам мгновенно... Ладно, едем дальше.— Краев об­вёл глазами заинтересованных слушателей и выта­щил пиковую даму. — Следующая ступень — вайшьи. В современном мире это банкиры, коммерсанты, промышленники, собственники, а также интеллиген­ция — врачи, учителя, адвокаты, научные работники. Вайшьи в основном добывают пропитание благодаря образованию и уму. Все они, как правило, дважды рождённые, в нормальном социуме их должно быть процентов сорок населения. При социализме их на- меренно уничтожают, у нас их было пять процентов, не более. Хотя коммерцией занимаются в основном мужчины, в картах Таро эта варна представлена да­мой. Причина? Вайшьи подчиняются рыцарям, то есть кшатриям, но в то же время командуют пажа­ми — шудрами. После буржуазных революций боль­шинство государств в Европе стало управляться вай­шьями, которые сместили кшатриев...

— Слышал я в данной связи что-то такое о масо­нах... — проговорил заинтересованно слушавший На­ливайко.

— И почему-то все посмотрели на меня, — хмык­нул Фраерман.

— Следующая ступень, которая в современных картах, увы, не представлена это рыцари. Кшатрии. Главы государств, высшие и средние государствен­ные чиновники, губернаторы, сенаторы, генералитет, высшее и среднее офицерство, судьи, прокуроры, го­сударственные аудиторы, дипломатический корпус... В любом нормальном обществе их где-то процентов пять. По четырём мастям получаются четыре ветви власти: исполнительная во главе с президентом или премьер-министром; армия и флот, полиция, проку­ратура, спецслужбы; законодательная власть; суды с прокуратурой и арбитражем. Классическим кшат- рийским государством была Древняя Спарта. В ней вообще был перекос, присутствовали только шуд­ры — рабы-илоты и кшатрии — воинская аристо­кратия. Из-за этого перекоса Спарта и проиграла в конечном счёте Афинам. Почти все государства сре­дневековой Европы были кшатрийскими, управля­лись рыцарями, большей частью самодержавно и без учёта мнений других вари. Вот они в итоге с влас­тью и распростились.

— Ага, — сказал Фраерман. — И нечего на жидо­масонов бочку катить.

— Дальше, — Краев вытащил трефового коро­ля, — идут цари, то есть брахманы. Великие учите­ля, философы, маги, оккультисты, писатели, поэты, йоги — словом, те, кто мыслит самостоятельно, от­крывает законы природы, основывает новые научные направления, раскрывает эзотерические истины, тво­рит новые реальности... Хотя в цивилизациях, кото­рые существовали на Земле последние три тысячи лет, царями всегда были кшатрии, но по природным законам и законам иерархии царём должен быть брахман как высший по статусу, а кшатрий — состо­ять у нею в подчинении. Жрецы монотеистических религий брахманами не являются, они шудры, ибо так себя и называют — рабы Божьи. Брахманами бы­ли Гомер, Аристотель, другие великие греки, Вер- шлий, Аполлоний Тианский, Леонардо да Винчи,

Ньютон, Пушкин, Нильс Бор. Резерфорд, Пётр Ка­пица... Всего брахманов за пять тысяч лет родилось около миллиона. По четырём мастям: брахманы-ца­ри; великие ученые, философы, писатели, поэты, композиторы; маги, йоги, эзотерики, волхвы, учи­теля; истинные целители, врачеватели с большой буквы. Брахманических государств в наше время не существует. В древности к ним можно было причис­лить Египет, Этрурию, Тибет... А теперь самое ин­тересное. — Краев подмигнул, потёр ладонью лоб и внутренне порадовался, — он-то боялся, что получит­ся скучно, но нет, слушали его на редкость внима­тельно. — Каждая игра моделирует какие-либо жиз­ненные процессы, и карточные игры — не исклю­чение. Вначале идет перетасовка, потом раздача — и вы получаете на руки некую комбинацию карт. В чём тут смысл? А смысл очень простой. Перета­совка карт — это извечная игра природы, комбини­