Соломон отодвинул пустой бокал, положил перед собой руки и сцепил пальцы в замок:
— Во-первых, мне очень не нравится видимое бездействие тех, кого ты, Лис, назвал «католическими спонсорами мадам Дюваль». Я склонен думать, что они не отступились, просто решили сменить тактику… и выбирают место и способ для нанесения удара. Во-вторых, когда на кону такие деньги и такой жирный кусок собственности, очевидно, что никто из претендентов не откажется от своей доли добровольно. Формальный отказ, как у доктора Дюваля, означает в действительности только одно: дайте мне что-нибудь другое. Ну и в-третьих… это, конечно, сущая ерунда… однако может сработать против нас и принести немало проблем, на радость «католическим спонсорам».
— На что это ты, черт возьми, намекаешь? — уточнил Витц, предчувствуя недоброе, и Соломон его не разочаровал:
— Репутационные издержки. Когда Эмиль неожиданно умер, и мне пришлось выйти из тени, и раньше срока принять бразды правления в «Сан-Вивиан», я потратил немало времени и сил, чтобы должным образом представить самого себя местному обществу, и заодно убедить акционеров клиники Ротшильда, что неврологический реабилитационный центр в качестве филиала клиники на Ривьере — замечательная идея… Конфликт из-за тайного завещания, был неприятен, но ожидаем, он не нанес существенного ущерба и не был особенно интересен ни сплетникам, ни газетчикам, но…
В столовой повисла такая тишина, что собеседники слышали дыхание друг друга. Три пары глаз встревоженно смотрели на Соломона, он же невозмутимо продолжил:
— Сперва меня могли подозревать только в обыкновенной еврейской корысти и тайных «дурных наклонностях», которые позволили повлиять на Шаффхаузена, зато теперь… благодаря впечатлительности месье Дюваля и эксцентричности мадемуазель Бокаж… и некоторым другим обстоятельствам… я приобрету громкую славу донжуана, ниспровергателя семейных устоев, тайного алкоголика и, возможно, содержателя свингерского клуба. Имея такую репутацию, мне сложно будет рассчитывать на спокойную работу за стенами «Сан-Вивиан», а вот избыточного внимания и слежки за происходящим — со стороны самых разных персон — окажется предостаточно… Как бы в местных газетах через пару месяцев не начали писать, что в бывшей клинике Шаффхаузена устраивают оргии с участием пациентов и проводят безбожные эксперименты.
— И приносят в жертву христианских младенцев… — не выдержал Эрнест, которому некстати вспомнился безобразный скандал, устроенный Шаффхаузену его матерью — она обозвала доктора нацистом и сравнила его клинику с концлагерем.
Фрау Кадош осуждающе посмотрела на художника и строго проговорила:
— Мы все ценим ваше остроумие, месье Верней, но это было не очень уместное замечание.
— Простите, мадам, — сказал он, не демонстрируя особого раскаяния, поскольку видел одобрительную улыбку Соломона.
— Черт, ты прав, как всегда. Если бы я только подумал об этом… — пробормотал Исаак, прекрасно понявший все, что брат подразумевал, но не сказал вслух.
Эрнест же, вместе с горячим сочувствием, испытал прилив безудержного гнева — не то на дурацкое стечение обстоятельств, подставившее под удар и Лиса, и Сида, не то на людей, ставших вольной или невольной причиной этих обстоятельств.
— Хорошо, Соломон, ты убедительно доказал, что радоваться особо нечему, ситуация запутанная, а теперь еще и вдвойне опасная, поскольку нет никаких гарантий, что те двое…ночные гости Исаака… будут держать язык за зубами. — снова вступила в беседу Эстер: — Если так, остается единственный способ -передать клинику в доверительное управление и ускорить ваш переезд в Канаду. С этого мы начали, к этому и пришли. Вы ведь со мной согласны, герр Витц?
Фридрих покосился на Соломона, слегка развел руками и ответил обтекаемо:
— Согласен-то я согласен, мадам, я был согласен еще два года назад, когда услышал от Эмиля об этом плане, но только это трудненько будет осуществить прямо сейчас, вы же понимаете…
Эстер холодно покачала головой:
— А я надеялась, что вы поможете мне уговорить моих сыновей не противиться самому разумному решению. В конце концов, клиника, карьера — это еще не все, это не самое главное в жизни.
Изящная женщина с тонким лицом, осанкой и манерами похожая на королеву, устремила непреклонный испытующий взгляд на виконта де Сен-Бриз и спросила:
— Вы ведь не против переехать в Канаду, Эрнест, если Соломон решит туда отправиться вместе со своим братом?
***
— Я не хочу ехать в Канаду, — сказал Исаак.
Он стоял за спиной Эрнеста, сидящего на садовых качелях, и раскачивал его, несильно и достаточно плавно, чтобы художник мог делать карандашный набросок в своем дорожном альбоме.
— Ты и не должен, если не хочешь, — не оборачиваясь, тихо ответил Верней: ему не нужно было смотреть на Лиса, чтобы до мельчайших подробностей представить выражение на его лице. Исаак был взволнованным и напряженным, как струна, Эрнест слышал это по голосу.
Солнце почти уже село. В небе догорали последние оранжево-малиновые всполохи заката. Синеватые сумерки сгущались, размывая контуры предметов, удлиняя и оживляя тени, так что ухоженный сад с подстриженными кустами, тщательно размеченными клумбами и ровными дорожками, и современный комфортабельный дом, со светлыми стенами, казавшийся темным из-за наглухо закрытых ставен и опущенных жалюзи, постепенно становились похожи на зачарованный замок из сказки Перро.
В столовой на первом этаже накрывали к ужину, фрау Кадош лично следила за приготовлениями; Соломон и фон Витц еще днем заперлись в кабинете, чтобы с глазу на глаз обсудить дела клиники и вместе просмотреть документы, присланные Дюроком, и все попытки выманить их оттуда терпели крах. За время вынужденного отсутствия доктора Кадоша дел накопилось множество…
Исааку с Эрнестом, предоставленным самим себе, не оставалось ничего другого, кроме как общаться и углублять утреннее знакомство. Ни один из них не был против.
Первоначальная неловкость рассеялась как дым еще во время севильяно, и потом после завтрака, они провели на паркете по меньшей мере час. Для Лиса это был прекрасный повод освежить свои навыки хореографа и преподавателя, но демоны ритма оказались сильнее, и они с Эрнестом, меняя кассеты и диски, устроили настоящий танцевальный марафон.
Лис пришел в полный восторг, обнаружив, что художнику отнюдь не в теории знакомы не только архаичные вальсы и танго, но и самые нескромные варианты движений из латиноамериканского набора. Если бы он не знал, что Соломон с Эрнестом познакомились на траурной церемонии, то предположил бы, что его скрытный братец подцепил своего красавца на Ибице, на танцполе какого-нибудь популярного мужского клуба.
После импровизированного шоу они отправились в бассейн, но не столько плавали, сколько хулиганили, брызгались, перебрасывались продранным мячом для поло, ныряли с бортика, неожиданно хватали друг друга за ноги или за плечи, утягивали под воду, исподтишка любуясь телом «пленника», и сожалея, что губам достается только прохладная вода…
Плавание разбудило аппетит, и Ребекка приготовила для них холодные закуски
