Жан —энергия стремительно уходила из него, как воздух из проткнутого воздушного шара. — И сколько стоят твои услуги? Боюсь, я уже сыт… но знаешь, я тебе заплачу, если ты меня выведешь отсюда и посадишь в такси.

— Я не шлюха и провожу тебя бесплатно, -ничуть не обидевшись, Домино кивнул и подставил Жану плечо:

— Обопрись на меня, если нехорошо. Пойдем отсюда.

Жан с благодарностью принял помощь -он чувствовал себя таким усталым, выжатым, полностью опустошенным… член в штанах опал, мышцы казались кисельными. Хотелось только спать, больше ничего.

— Да, пойдем… спасибо…

— Не за что. Держись, дружок. Я тебе помогу.

Сильная рука уверенно обняла его за спину, теплые сухие губы скользнули по щеке. Это было так приятно, что Жан зажмурился…

— Как тебя зовут? — спросил он, решив немного углубить знакомство -хотя бы из простой вежливости.

— Рафаэль.

Они вышли из клуба на темную улицу, Дюваль вытер вспотевшее лицо, отдышался -было так чудесно ощутить ароматный просоленный ветер после спертого прокуренного воздуха в зале…

Ему захотелось немного пройтись пешком и, может быть, выпить кофе на набережной. Покурить в одиночестве, спокойно подумать, разобраться со всем, что уже случилось, утешиться новыми надеждами. Незамысловатый аутотренинг — море, кофе, сигарета, мечты — должен помочь лучше валиума. Наверное, не стоит сегодня больше пить…

Жан подумал, что все равно может переночевать в Ницце, и даже не в отеле, а в холостяцкой берлоге Эрнеста на рю Пэрольер. Эрнест ведь разрешил ему брать ключ, предупредил консьержа, и вряд ли он успел отменить свое распоряжение… скорее, просто забыл, по своей обычной беспечности.

«Вот будет забавно, если они с Соломоном тоже ночуют в Ницце, и я застану их там… Но нет, Соломон ведь говорил, что после сиесты должен вернуться в клинику, а оттуда он скорее всего поедет на виллу, и Эрнест будет ждать его там. Так что апартаменты должно быть свободны… Вот и проверю заодно!»

После утренней слежки за художником, напоминавшей охоту из засады, унижения, пережитого в бистро, очень неприятного разговора с Райхом, номера с побегом, отколотого Карло, и приступа паники, который едва не перешел в астматический, душа Дюваля потеряла чувствительность, как под анестезией. Он был как Пьеро в бродячем цирке: сколько бы пощечин ему еще не надавали сегодня, сколько бы раз не огрели палкой -больнее, чем есть, уже не станет…

Жан повернулся к Рафаэлю, чтобы снова поблагодарить и попрощаться, объяснив, что ему лучше и он немного погуляет один, и… неожиданно ощутил укол в шею. В ушах у него зашумело, голова бешено закружилась, как на карусели, мир вокруг расплылся и распался на цветовые пятна… Он покачнулся и рухнул бы на землю, как куль, но чьи-то железные руки подхватили его, волоком протащили по улице и затолкали в автомобиль.

Дальше были темная духота, пропитанная запахом бензина и кожи, тошнота и тряска, смутное ощущение быстрой езды и прохладных рук, время от времени подносивших к его губам бутылку с водой, а к носу -ватку с нашатырём.

В один из таких моментов Жан перехватил спасительную руку, сильно сжал ее и невнятно взмолился:

— Где мы?.. Что происходит?.. Куда вы меня везете?

Уже знакомый ему приятный баритон негромко ответил:

— Успокойтесь, месье Дюваль. Бояться нечего. Мы едем на небольшую частную вечеринку.

***

Едва войдя в просторную прихожую городской квартиры Дювалей, Мирей почуяла неладное, но поворачивать назад было уже поздно: Сесиль заперла дверь.

Несмотря на жару, она была одета в глухое черное платье, без единого украшения, плотные чулки и черные же туфли. В прическе мадам Дюваль не наблюдалось и следа от дневного беспорядка, когда Бокаж застала ее рыдающей на плече у Кадоша — волосы были тщательно подобраны и уложены волосок к волоску, но тоже без украшений.

Выражение лица Сесиль, строгое и скорбное, довершало картину. Если бы Бокаж не знала наверняка, что Жан жив и здоров, она решила бы, что подруга внезапно овдовела… но в любом случае этот маскарад ничего хорошего не означал.

— Привет, милая. Надеюсь, я не опоздала? — Мирей по-свойски приблизила губы к щеке Сесиль, та не уклонилась, но дружеский поцелуй не вернула, только натянуто улыбнулась:

— Ну что ты, дорогая. Ты вовремя. Ты всегда приходишь вовремя.

— Вот и славно. Не хотела заставлять тебя ждать, но на шоссе такие пробки…

Бокаж мельком взглянула в зеркало, проверила, не потекла ли от жары тушь, поправила прическу — рыжее пламя волос, собранное под огромной серебряной заколкой — и слегка кивнула своему отражению. Созерцание собственной красоты всегда поднимало ей настроение и придавало уверенности, однако здесь и сейчас сосущая тревога в сердце, маленький надоедливый червячок, не желала успокаиваться.

Сесиль стояла рядом, скрестив на груди руки, молча ждала, и от ее молчания становилось еще неуютнее.

Мирей, старательно делая вид, что все в порядке, потянула носом:

— Как у тебя вкусно пахнет… Фазан?

— Кролик с розмарином. — Сесиль снова улыбнулась. — Проходи в столовую, дорогая, располагайся, дорогая, стол накрыт… Я сейчас принесу жаркое.

Она сделала приглашающий жест и двинулась в сторону кухни, Мирей же шагнула в направлении второй двери, ведущей в столовую. И тут подруга небрежно сказала ей вслед:

— Да… Я пригласила ужину еще кое-кого из общих знакомых. Надеюсь, ты не против.

В первую секунду Бокаж подумала о Соломоне, и сердце горячо толкнулось о ребра, но в следующий миг волнение сменилось разочарованием — «кем-то» мог быть, к примеру, отец Бушар, или адвокат Дюрок, или — чем черт не шутит — сам заблудший супруг, передумавший в одиночку кутить в Ницце.

…Сесиль все-таки удалось сделать ей сюрприз.

За круглым ореховым столом, застеленным нарядной скатертью и красиво сервированным, сидел герр Густав Райх собственной персоной, драгоценный «дядюшка Густав». Католический учитель, катехизатор, воспитатель, надзиратель за нравственностью, советник не пойми о чем и проводник незнамо куда, мутный тип…

Когда-то давным-давно, в парижской школе-пансионе, он преподавал им с Сесиль слово Божье, вместе с начатками латыни и философии, и не канул в Лету после выпускного, а присосался к юной мадемуазель Пети, точно клещ. Он не оставил ее своими заботами, пока она училась на медика, помог со стажировкой и ординатурой, а когда Сесиль стала мадам Дюваль, превратился в нечто среднее между духовным наставником супругов и семейным доктором.

Год за годом под разными предлогами он тянул из Дювалей деньги — а взамен обеспечил им почетное членство в разнообразных католических обществах и фондах… и, как ни странно, медицинская карьера Жана и Сесиль на католических дрожжах поднималась весьма неплохо, и брак до недавнего времени выглядел довольно прочным. Ну, то есть Мирей всегда знала, как на самом деле обстоят дела, не зря

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату