Мирей много лет помалкивала, просто наблюдала и терпела «дядюшку Густава» как неизбежное зло, из которого можно, при умелом обращении, извлечь некоторую пользу. Эти соображения и побуждали ее поддакивать Сесиль, притворяться донельзя правильной, ходить время от времени на мессу и посещать обязательные благотворительные балы, пристойные званые обеды и собрания Католического общества интеллигенции.
Она не прогадала, Райх одобрял ее деятельное участие и денежные взносы, которые она делала по примеру Сесиль, туда, куда указывала подруга, и в ответ сам оказал ей несколько ценных услуг. Устроил стажировку в США, в Пресвитерианской больнице Нью-Йорка. Познакомил с нужными людьми, когда она защитила докторскую диссертацию и хлопотала о получении лицензии, обеспечил публикации ее статей о ранней профилактике бесплодия и «этически приемлемых методах лечения» в престижных научно-популярных изданиях.
Несколько лет назад, после особенно крупного пожертвования, сделанного Мирей на счет фонда «Возрождение», Райх пообещал ей награду и привез из Ватикана именную почетную грамоту, подписанную именем некоего кардинала из Папского совета по делам семьи, «за вклад в поддержку традиционной христианской семьи». Эта грамота, помещенная в рамочке на стене рабочего кабинета доктора Бокаж, обеспечивала ей особую популярность и почет среди обеспеченных и добропорядочных пациенток.
Да, дядюшка Густав бывал очень полезен… вот только зачем Сесиль пригласила его сегодня, когда они планировали ужин тет-а-тет, чтобы спокойно поболтать о женском, интимном, поплакаться и перемыть косточки своим мужчинам?..
Совесть Мирей была по-прежнему спокойна -не она была причиной ухода Жана от супруги, а бурный секс с лучшей подругой жены парадоксальным образом оставлял надежду, что бедняга Дюваль, переболев своей несчастной любовью к Соломону, вернется к семейному очагу и начнет практиковать в постели новые позиции.
Но зачем тут Райх?.. Улыбчивый пухлый немец с ледяными глазами был так же уместен на их девичнике, как дохлая рыба в свежей постели.
Он приветливо поздоровался с Бокаж, она ответила ему не менее любезно и, аккуратно расправив юбку, уселась за стол. Аппетитные закуски и корзинка со свежим хлебом, вкупе с ароматом жаркого, которое вот-вот должна была принести хозяйка, дразнили обоняние, и Мирей раздраженно подумала, что удовольствие от еды должно хоть немного уравновесить навязанное ей общение «с дядюшкой».
— Как идут дела в клинике, мадемуазель? — осведомился Райх. — Там теперь все по-другому, не так, как при покойном докторе Шаффхаузене, упокой Господь его душу?
— Я не могу об этом судить, месье, в клинике я человек новый. По мне, все идет своим чередом, все заняты работой, — сдержанно ответила Мирей и с тоской посмотрела в сторону кухни: хорошо бы Сесиль поворачивалась быстрее… Она догадывалась, каким будет следующий вопрос, но меньше всего на свете хотела обсуждать с Райхом Соломона Кадоша.
— Я слышал, доктор Кадош планирует вас повысить… сделать своим заместителем…
— В таком случае, вы знаете больше меня. Мне ничего неизвестно о планах патрона по кадровым перестановкам, по крайней мере, на сегодняшней встрече он ничего об этом не говорил.
Райх благостно кивнул и улыбнулся, как отец, узнавший о проказах сынишки:
— Да, герр Кадош довольно скрытный человек, всегда этим отличался… но он, надо признать, весьма разумен и прагматичен, так что приблизить вас, мадемуазель, было бы логичным шагом. Наш милый Жан в прошедшие два месяца совершил столько дурных поступков, несовместимых с этикой, и наделал столько ошибок, что едва ли может рассчитывать на сохранение прежнего положения в таком заведении, как «Сан-Вивиан»…
— Это очень печальная история, признаю.
Бокаж вздохнула и с деланой скромностью потупила взор. Райх подался вперед, повел шеей, став похожим на принюхивающуюся рептилию, и вкрадчиво поинтересовался:
— Позвольте узнать, дорогая мадемуазель Бокаж…верно ли, что ваша красота и очарование оказались тем целебным эликсиром, тем особенным лекарством, что сумели избавить герра Кадоша от…ммм…чувственных наклонностей, не одобряемых ни обществом, ни святой матерью-Церковью?
— Боже мой, о чем это вы, месье?.. — она сделала вид, что не поняла, хотя ее едва ли не затошнило от медоточивой интонации Райха, и еще больше -от гнусного смысла вопроса.
Густав улыбнулся еще слаще:
— Ну что ж, я спрошу прямо: это правда, что ваша помолвка с герром Кадошем —только вопрос времени?
Мирей, чтобы не сказать лишнего, так сильно сжала руки, что ногти до боли впились в ладонь.
«Охххх, Сесиль, милочка моя… какого дьявола ты ему все выбалтываешь?.. Он потерял возможность использовать Жана в качестве соглядатая, и чудненько сделал шпионку из тебя! Очень жаль, моя девочка, что ты никак не поймешь: Шаффхаузен и Соломон обставили твоего Райха на всех досках, католические бенефициары дяди Густава не получат ни клинику, ни деньги, завещание законно, а после того, как Жан отказался от всех претензий, ухватиться им и вовсе не за что… ну максимум, тиснут несколько лживых статеек в прессе, будут злословить за спиной и писать доносы в налоговую инспекцию — так от этого еще никто не умер. Наступил момент, когда пора примыкать к победителю… И мне будет очень жаль, если ты снова сделаешь неверный выбор».
Она справилась с собой и подняла на Райха холодный и безмятежный взор уверенной в себе хищницы:
— Вы подобрали удивительно точное выражение, месье. Это действительно вопрос времени. Только вопрос времени.
В столовую вошла Сесиль, неся в руках большое блюдо с жарким, обложенным овощным гарниром и украшенным зеленью, поставила все это на середину стола и села на свое место, рядом с Райхом и напротив Мирей. Мадам Дюваль посмотрела на подругу, и у Бокаж застыла кровь в жилах: она вдруг поняла -сама не зная как -что Сесиль все известно о похождениях Жана… и не только о самом факте адюльтера, но и о главной героине представления.
Секундой позже Райх это подтвердил. Не повышая голоса и все так же сладко улыбаясь, четко проговаривая слова, он тихо спросил:
— В таком случае, мадемуазель Бокаж, как вы могли осквернить чужое супружеское ложе? Как вы посмели соблазнить Жана, мужа Сесиль, вашей лучшей подруги, которая сидит сейчас здесь, смотрит на вас, и не может поверить глазам и ушам, не может в себя придти от горя? Как вы могли проделывать с ним гнусности, которых постыдилась бы последняя шлюха, прямо здесь, в этом добропорядочном доме, под этим гостеприимным кровом?
Мирей ничего не ответила Райху, она повернулась к Сесиль —бледной и застывшей, скорбной, как статуя Ниобы (5):
— Ах вот оно что… вот почему ты звала меня на ужин… Кролик, суфле, розовое вино…чего бы
