— Вы о том, что Ксавье — совершеннолетний, и ни вы с вашим братом, ни я с моим, ни кто-нибудь еще, не имеют ни права, ни возможности помешать ему посещать любые собрания и общаться с кем только пожелает?
Франсуа Дельмас тяжело кивнул:
— Именно об этом. Что мне в вас нравится, Кадош — это ваш четкий ум. Сразу видно человека из мира науки. Вам не надо разжевывать, схватываете сами с полуслова.
— Благодарю, — Соломон улыбнулся уголками губ. — Вот только нашему делу это не помогает…
— Помогает, помогает. Я мало знаю таких, с кем можно говорить без обиняков, называя вещи своими именами, без того, чтобы собеседник впал в морализаторскую истерику и обвинил меня во всех смертных грехах. Мгм… ну, раз так, вот и скажите мне как есть — когда вы стремитесь достичь цели, насколько вы щепетильны в выборе средств?
— Мало щепетилен. Это подтверждает мое присутствие здесь.
— Ах вот оно как! Тогда спрошу еще прямее: вы готовы нарушить закон и подвергнуть себя опасности, ради счастья вашего брата с моим племянником — кто бы что ни думал и ни говорил на их счет, мы-то с вами знаем, что они счастливы… Ну, отвечайте: готовы или нет?
Дельмас прищурился и уставился в упор на Кадоша, очень довольный расставленной ловушкой. Ему было интересно, как доктор, невозмутимый с виду, но нежный душой, разрешит этическую дилемму… Поставит ли братскую любовь и преданность выше всего остального — или спасует, предпочтет сохранить маску добропорядочного человека, который никогда не шагнет за границу дозволенного?
Соломон даже не подумал отвести взгляд и невозмутимо поинтересовался:
— Вы предлагаете убить Густава Райха?
Франсуа заговорщически склонился к его уху и зашептал:
— А что, если и так? Нет человека — нет и проблемы. Поверьте мне, Густав давно уже стал для нас, Дельмасов, подобием чирея на заднице: боль адская, а никак не выдавить, место уж очень неудобное… так что лучше бы хирургическим путем — быстро и навсегда. Вам он тоже поперек горла, потому что добрался до вашего брата, и скоро доберется до вас — если только мы не договоримся, и первыми не уберем его. Ну, вы меня поняли, Кадош?
— Понял. И вижу только одну серьезную проблему.
— Какую? — разочарованно спросил Дельмас, готовясь услышать обыкновенные отговорки интеллигентного труса, грозного только на словах — что-нибудь про клятву Гиппократа, врачебную этику, а то и ссылку на десять заповедей из Торы… но глаза его распахнулись в изумлении, когда он услышал ответ:
— Где надежно спрятать труп. Я смогу профессионально расчленить тело, и довольно быстро, это не самый сложный момент, в отличие от утилизации останков.
С минуту Франсуа не мог произнести ни слова, только беззвучно открывал рот, как вытащенный из воды карп, а затем разразился гомерическим хохотом и хлопнул собеседника по плечу: да, Кадош не был бы Кадошем, если бы провалил экзамен…
— Оххххх, доктор, ну вы даете! Мне никогда не доводилось слышать, чтобы современный человек из нашего круга с этаким хладнокровием обсуждал возможность убийства врага, и утилизацию останков… Браво, браво. Надеюсь, мне не придется узнать наверняка, насколько серьезны вы были — предпочту думать, что вы меня сразу раскусили, так спокойнее. Вы ведь не в обиде, а?
— Нет. Вам хотелось знать, насколько далеко я готов зайти ради своего брата, и характер предложенного испытания убедил меня, что и вы на многое пойдете ради Ксавье.
Соломон умолк, не считая нужным развивать свою мысль, и Франсуа благодарно кивнул:
— Так и есть, месье Кадош. Пойдемте-ка в дом, ветер совсем ледяной, зимний, погреемся пуншем у камина, поедим канапе и обсудим более реалистичный план избавления Ксавье от «нежной заботы» Густава Райха… Хотя этот мерзавец, безусловно, заслуживает, чтобы его закололи где-нибудь под мостом, разрезали на кусочки и сбросили в Сену.
***
1 ноября 1974 года.
Париж, Елисейские поля, кабаре «Лидо».
— Исаак, вы помните мальчика-испанца, который проходил у нас кастинг две недели назад? — спросила Маргарет, когда они отправились на традиционный ланч после дневной репетиции. — Хосе… Хосе Варгас. Такой длинноногий, длинноволосый, с оленьими глазами, пробовался на фламенко-шоу и в кордебалет для ревю «Монте-Кристо».
— Помню. Хорошие данные. Пластика, темперамент… Вы сразу поставили его в начало списка претендентов, мисс Келли.
— Только из-за его резюме. Он два года проработал в труппе Бежара(4).
Лис немного настороженно взглянул на главного балетмейстера, ожидая, что дальше последует короткая и точная критика новичка. И не ошибся:
— У него потрясающая экспрессия, харизма, а для наших постановок это главное; но техника хромает, и довольно сильно. Именно поэтому он ушел от Бежара: не тянул технически…
Исаак покраснел, решив, что это камень в его огород. Он всегда считал драматургию танца, правдивый и яркий образ, создаваемый на сцене, более важными, чем филигранную отточенность движений. Когда Лис стал заниматься постановками, у него регулярно случались споры с Маргарет — мисс Келли порицала Кадоша за то, что он попустительствует талантливым танцорам, не относясь с должной строгостью к требованиям хореографической школы.
— Значит, тот, кто недостаточно хорош для Бежара, хорош для «Лидо» только потому, что был на подтанцовках у Хорхе Донна? — в голосе Исаака проскользнул легкий сарказм.
Маргарет, пригубив вино, поморщилась, как будто ей не понравился букет, хотя на самом деле ее раздражала необходимость объяснений:
— Нет, все как раз наоборот. Я думаю, что Бежар проморгал отличного танцовщика, или просто не посчитал нужным гранить этот алмаз… уж не знаю, из каких соображений. Я хочу ввести Хосе в основной состав труппы как можно скорее, но до премьеры совсем мало времени.
Лис молча кивнул: постепенно становилось понятно, куда ветер дует. Следующая реплика мисс Келли подтвердила его предположение:
— Я хочу, чтобы вы провели с ним несколько классов в индивидуальном порядке. Он очевидно трудолюбив, быстро все схватывает… ну, а остальное пусть сделает его честолюбие и ваша преподавательская харизма. Вы возьметесь?
— Да.
— Вот и прекрасно. Сегодня же составьте график занятий, мы не можем терять ни одного лишнего дня.
— Составлю… — пообещал Исаак, признавая правоту Маргарет — постановщики действительно были в цейтноте, но пока не очень понимая, куда и каким образом ему втискивать дополнительные занятия, чтобы это не нанесло ущерба чувствительным нервам Ксавье.
В их паре снова наступила идиллия, после того, как Соломон помог им помириться, да еще и придумал совместную зимнюю поездку в Швейцарию (Ксавье
