«Да уж, будь он здесь… Мгм… Эх, Кадош, Кадош, еврейская твоя морда! Не могу, не могу понять, как тебя угораздило по уши вляпаться в такое вонючее дерьмо…» — эта неприятная мысль определенно не улучшила комиссаров аппетит. Юбер снова засопел и, чтобы отвлечься, пробурчал вслух, словно спорил сам с собой:
— Мальчишку ведь тоже надо покормить, ему поститься незачем… Крок-мадам в моем исполнении уж наверное будет получше, чем каша на воде, или пустой чай с куском хлеба, или чем их там пичкали в «братстве».
Из гостиной послышались бодрые фанфары музыкальной заставки блока региональных новостей, сменившиеся бормотанием диктора, Юбер напряг слух, и тут Жюльен, как будто приняв телепатему, крикнул:
— Про месье Кадоша и про клинику пока ничего не говорят… Передают, что вчерашний шторм в заливе перевернул несколько яхт и утопил рыбацкую лодку. Жертв нет.
— Молодец, сиди и слушай, не отвлекайся! — рыкнул Кампана и щедро сыпанул кофе в фильтр железной кофеварки. Одним глазом он посматривал на газеты, разложенные веером на столе, но только пробегал заголовки, зная, что если зацепится за текст заметки, бросит все дела и засядет за разбор прессы… Но и заголовков вполне хватало для желчной горечи во рту и ярости, закипающей в груди мелкими пузырьками.
«Известного врача обвиняют в изнасиловании коллеги».
«Сексуальный скандал на Ривьере».
«Тайные оргии в частной клинике».
«Половые извращения под видом лечения».
«Католическая община Антиба требует закрыть клинику-бордель».
«Представитель еврейской общины Ниццы обвинил полицию в антисемитизме и предвзятости».
«Станет ли дело Кадоша новым делом Дрейфуса?»
«Насилие или садомазохизм по согласию? Расследование продолжается».
«Медики-педики»
Последний заголовок в сатирическом журнале Charli Abdo был снабжен соответствующей карикатурой.
Кампана брезгливо сплюнул, перевернул тосты на сковороде и прочел последний заголовок:
«Адвокат Матье Кан добивается освобождения врача-извращенца из-под ареста».
— Давай, Матье… Если ты в самом деле умеешь творить чудеса и заставлять судей плясать под твою дудку, самое время показать себя. Вытащи Соломона из камеры, и уж тогда мы вместе разберемся, кто и зачем его туда упрятал.
Заметка внушала надежду: раз она появилась в сегодняшней утренней хронике, значит, Матье, прибывший на Ривьеру позавчера ночью, не стал чесать яйца, а сразу же развил бурную деятельность и взял подзащитного под свое крыло…
В уголовно-процессуальных и судебных баталиях мэтр Кан был докой, и хотя порою терял перья, но мало кому удавалось его победить — куда как чаще он сам заклевывал противников.
— Месье Кампана! Месье Кампана! — закричал Жюльен. — Криминальная хроника! Говорят про месье Кадоша… и показывают интервью с адвокатом! Идите скорее!
Юбер побросал заготовки для крок-мадам на противень, сунул в духовку и прискакал в гостиную со всей доступной ему скоростью.
На экране как раз возникли высокая неприветливая ограда и еще более неприветливая бордовая дверь в арочном проеме, над которым красовались строгая надпись: «Арестный дом Ниццы». В нескольких шагах от двери стоял Матье Кан, как всегда безупречный: чисто выбритый, подтянутый, в сером пиджаке, светло-голубой рубашке и темно-синем галстуке, весь костюм — без единой морщинки или пятнышка. Бог знает, как ему удавалось всегда выглядеть ходячей картинкой из GQ, и при этом не казаться напыщенным снобом.
Юберу даже показалось, что он чувствует аромат дорогого одеколона… по крайней мере, журналистка, крутившаяся рядом с адвокатом, в компании таких же акул пера, этот аромат точно ощущала, поскольку готова была вылезти из платья. Но дело свое она знала: оттирая назойливых коллег, ретиво совала в лицо Матье микрофон и споро сыпала вопросами.
— Прибавь-ка звук, — велел Кампана, и Жюльен послушно защелкал кнопками пульта.
-…Как вы думаете, месье Кан, какое решение примет следственный судья в отношении меры пресечения? Будет ли доктор Кадош освобожден из-под ареста или останется под стражей, как настаивает прокуратура?
Матье широко улыбнулся, обнажив великолепный волчий оскал:
— Я не гадалка, мадемуазель, прогнозы — не моя специальность; но не сомневаюсь, что при вынесении решения судья будет строго следовать процедуре закона, и примет во внимание все аргументы защиты.
— Значит, вы уверены, что доктор Кадош невиновен в гомосексуальном изнасиловании своего подчиненного?
— Согласно закону, никто не может считаться виновным, пока вина не доказана в суде. Конечно, он невиновен.
— Но он был пойман с поличным…
— С чего вы взяли?
— Есть свидетели! Независимые источники…
— Ваши «независимые источники», мадемуазель, с удовольствием поведают за пару франков подробности приземления летающей тарелки на Английском променаде.
— Но вы же не станете отрицать, что Соломон Кадош действительно гомосексуалист?
— … и садист к тому же! — выкрикнул кто-то из толпы, словно специально ожидал этого неудобного вопроса.
— Частная жизнь моего подзащитного также находится под защитой закона. — невозмутимо отбрил скандальных провокаторов адвокат.
— Это означает «да»? — журналистка улыбнулась не менее хищно и задвигала ноздрями, как гиена, чующая кровь.
Матье наклонил голову и сказал предельно вкрадчиво:
— Это означает, мадемуазель, что никаких пикантных подробностей, до которых столь охоч ваш телеканал, вы от меня не узнаете.
— Молодец! — похвалил Кампана, словно Кан мог его услышать. — Ну надо же, какая шлюха, во все ей надо влезть… Моя воля — я бы ни одного из этих щелкоперов и близко не подпустил к полицейскому расследованию. Падальщики проклятые!
Жюльен робко поглядывал на комиссара, не решаясь перебить его и обратить внимание, что в воздухе все сильнее пахнет подгорающим хлебом… Но он недооценил профессиональной бдительности Юбера: тот сам отправил его на кухню, доделывать завтрак, поскольку желал без помех досмотреть передачу.
В беседу на экране тем временем вступил еще один репортер, тщедушный и очкастый малый, похожий на Баггза Банни:
— Скажите, месье Кан, не вы ли десять лет назад защищали в суде Исаака Кадоша, серийного убийцу, известного под прозвищем «Черный танцор»?
— Ах ты гад!..- Кампана от возмущения подскочил на диване. — Уже пронюхали, даром что той истории почти десять лет минуло!..
— Он наравне с журналистами впился взглядом в лицо адвоката, но Матье был стреляным воробьем, и ни на миг не утратил самоуверенной невозмутимости:
— Верно, я защищал Исаака Кадоша, безосновательно обвиненного в пяти убийствах, а дурацким прозвищем его наградила бульварная пресса.
— Тогда вы потерпели неудачу, как адвокат: Черный танцор был приговорен.
— Яблоки и апельсины. (1) У вас еще есть вопросы, касающиеся не прошлого, а настоящего?
— Простите, мэтр, но в данном случае прошлое может быть тесно связано с настоящим, — не уступал Баггз Банни. — Раз Исаак Кадош был серийным убийцей, что удалось доказать в суде, разве не может его
